проследив истоки событий, убеждаешься, что семя зла посеяно принцем Коноэ». 

Однако такие вопросы, как закон о всеобщей мобилизации или конфликт между 
партиями и правым крылом, не самые главные из тех, что вызывавали тревогу среди 
флотских лидеров. Даже «китайский инцидент», как таковой, едва ли касался 
военно-морских сил в смысле их основных обязанностей, хотя флот и играл 
незначительную роль в блокаде побережья и посылке бомбардировщиков с Тайваня. 

Все началось с вопроса о Трехстороннем пакте с Германией и Италией: крен вправо 
в политике, неспособность армейского руководства держать личный состав в 
подчинении и эксцессы, к которым это привело, стали создавать проблемы для 
самого флота. Дело в том, что при тогдашней международной обстановке Япония 
стояла перед дилеммой, заключать или не заключать военный союз с Германией и 
Италией, — от этого зависело, готовиться ли морскому флоту к войне против 
Англии и Америки. Война с этими двумя нациями, и особенно с Америкой, возлагала 
чуть ли не всю ответственность на военно-морские силы. Таким образом, 
требовались конкретные решения, а не одна лишь критика. 

«У меня такое ощущение, — пишет Инуэ Сигейоси в своих «Воспоминаниях», — что 
львиную долю своего времени и энергии в течение двух лет, с 1937-го по 1939 год,
 когда я был начальником бюро по морским делам, я посвятил вопросу о 
Трехстороннем пакте». Как «ощущение» оно, без сомнения, разделялось и Ямамото. 
Тем не менее, если рассмотреть ситуацию внимательнее, станет очевидно, что 
самое раннее в начале 1939 гола, то есть в течение последних восьми месяцев 
пребывания Йонаи, Ямамото и Инуэ соответственно на постах морского министра, 
его заместителя и главы бюро по морским делам, их стала мучить эта проблема и, 
когда они решали ее, им пришлось даже поставить на карту свои жизни. 

Впервые перед флотом вопрос о трехстороннем пакте поставлен примерно в 1938 
году, хотя и в расплывчатой форме. Неясно, когда точно это произошло; 
несомненно, однако, что армия, по сути-гзадумала заговор или военную хитрость, 
в которой сыграла роль марионетки в руках Германии. 

Из показаний Осимы Хироси во время суда в Токио над военными преступниками 
видно, что впервые о возможном военном альянсе между двумя странами вопрос 
затронут в январе 1938 года. Генерал-лейтенант Осима, в то время военный атташе 
при посольстве Японии в Берлине, а позднее посол, встречался с министром 
иностранных дел Риббентропом на его вилле в начале 1938 года под предлогом 
вручения поздравлений с Новым годом. И там Риббентроп спросил его, есть ли 
возможность сблизить Германию и Японию путем заключения какого-либо договора. 
Прошло уже три года с тех пор, как Риббентроп — тогда в неофициальной форме — 
настаивал, чтобы Ямамото на обратном пути домой с предварительных переговоров в 
Лондоне посетил Берлин, где Риббентроп надеялся устроить ему встречу с Гитлером.
 В более конкретной форме дискуссия между Осимой и Риббентропом продолжалась в 
Токио и Берлине в июне и июле того же года. 

В конце июля в результате этих контактов генеральный штаб и берлинский атташе 
Осима решили вернуть в Японию генерал-майора Касахару, работавшего под началом 
Осимы в Берлине. Официально это объяснялось необходимостью изучить точки зрения 
армейских лидеров и особой просьбой Риббентропа отправить лично Касахару во 
избежание утечки информации. Но дело в том, что Кцсахара — шурин Угаки, и, 
видимо, генеральный штаб и Осима тайно договорились, что он поедет в Японию и 
постарается уговорить министра иностранных дел, а через него и правительство в 
целом сделать первые шаги навстречу военному альянсу с Германией. 

Как-то в один из этих дней Санемацу Юзуру — он служил ассистентом и 
министерским секретарем при Йонаи и Ямамото — увидел, как генерал-майор 
Касахара (говорят, только что вернулся из Германии) с портфелем, полным бумаг, 
зашел повидаться с заместителем министра и исчез вместе с Ямамото в кабинете. И 
вот тогда-то, говорит Санемацу, он впервые узнал о Трехстороннем пакте. 
Телеграмма, отправленная из военного министерства военному атташе Осимой (в ней 
следующие строки: «Оба министерства, военное и морское, согласились с основным 
направлением проекта договора, доставленного генерал-майором Касахарой, и 
достигли соглашения в отношении его принятия при следующих условиях...»), 
датирована 29 августа, вероятно 1938 года, так что это происходило примерно в 
то же время, когда и Ямамото узнал о Трехстороннем пакте. 

После этого министр иностранных дел Угаки 30 сентября вышел из состава 
правительства Коноэ и на время Коноэ взял на себя исполнение его обязанностей. 
8 октября посла Того Сигенори, составлявшего препятствие на пути проталкивания 
этого пакта, перевели из Берлина в Москву, военный атташе получил повышение, 
заняв его место, а Арита Начиро назначен 30 октября на пост министра 
иностранных дел. Почти все эти перемещения произведены по настоянию армейских 
кругов. 

Вскоре после того, как Осима стал послом в Берлине, военный министр обратился к 
комитету пяти министров с предложением обсудить то, что он назвал «планом 
Осимы-Риббентропа». План все еще оставался расплывчатым — чем-то вроде 
продления и укрепления Антикоминтерновского пакта, направленного против 
Советского Союза и неопределенного в том, направлять ли его также против США,