Часть 4-6
4
Тщетно в газетах того периода искать какой-либо намек на то, насколько серьезно 
флот выступал против расширения инцидента. Ни в одной статье не найти намека на 
какие-либо разногласия. Только случайно, запрятанное где-то в углу под 
заголовком «Непоколебимая решимость Квантунской армии», можно обнаружить, 
например, короткое упоминание о «конференции руководителей флота по поводу 
необходимых мер»; но даже при нынешнем уровне знаний невозможно найти 
какую-либо ссылку на взгляды Йонаи или Ямамото. И это не ограничивается лишь 
«китайским инцидентом». Во время подписания Трехстороннего пакта с Германией и 
Италией, а также при развязывании войны против Америки и Британии до общества в 
массе его доходили лишь смутные и неподтвержденные слухи об оппозиции со 
стороны флота и ему оставалось совершенно недоступно мнение Йонаи, Ямамото и 
других людей их калибра, что могло бы помочь стране сформировать собственное 
суждение. 

Примерно три года спустя в письме, датированном 9 октября 1940 года, Ямамото 
писал Сасакаве Риойчи: «Как ты сам говоришь, из прессы и подобных публикаций 
абсолютно невозможно извлечь какую-либо информацию об истинном состоянии дел в 
стране. Лично я чувствую, что угрожающий стране кризис не может быть серьезнее».
 

Как мы видели ранее, Ямамото — недовольный, быть может, что общество держат в 
темноте относительно истинного положения в стране и за рубежом, — всегда 
беседовал с репортерами на любую тему с удивительной открытостью. Мацумото 
Кентаро, работавший тогда в агентстве новостей «Домеи», прикрепленном к 
Кокучокай, рассказывает: «Кроме самых экстраординарных случаев, Ямамото, видимо,
 не признавал существования военных секретов. Он разговаривал совершенно 
открыто — можно сказать, он демократичен даже чересчур — и иногда совершенно 
случайно касался вещей, которые даже мы боялись разглашать». Даже когда он 
руководил департаментом аэронавтики, его критиковали за то, что он рассказывает 
прессе такие вещи, которые следовало хранить за семью печатями. Но Ямамото 
отметал такую критику. В результате репортеры Кокучокай всегда знали многое обо 
всем, хотя на практике зачастую терялись в догадках, как распорядиться этой 
информацией. 

Мацумото Кентаро занимал особое место среди журналистов, аккредитованных при 
морском министерстве. Он впервые встретился с Ямамото, когда тот был 
контрадмиралом, а Ямамото потом стал проявлять отцовский интерес не только к 
его работе, но даже и к личным делам. Именно Мацумото, когда Ямамото вернулся 
из Лондона, услышал от адмирала: «Очень жаль, что придется покончить с 
Вашингтонским и Лондонским договорами. Не вижу ничего плохого в уровнях 5:5:3. 
Смысл этих договоров в том, что они налагали ограничения и на другие две страны.
..» Он же свидетель того, как Йонаи заявил с редкой степенью пессимизма 
(примерно в 1935—1936 годах): «Японский народ, понимаете ли, никогда не терпел 
поражений в войнах; но если такое произойдет, результатом будет хаос. Этого я 
боюсь больше всего». На практике Мацумото оказался не в состоянии использовать 
столь интересные цитаты, и их никогда не публиковали. 

Йонаи абсолютно доверял Ямамото. Они вместе работали инструкторами в Морской 
артиллерийской школе в дни, когда Ионаи был лейтенантом, а Ямамото — младшим 
лейтенантом; жили вместе на одной квартире. Благодаря этой долговременной 
дружбе между ними существовала тесная духовная связь. Однажды, когда Мизота 
Сиючи брал интервью у министра по какому-то вопросу, он закончил беседу словами 
благодарности Йонаи за уделенное драгоценное время. 

— Ничего подобного, — ответил Ионаи. — Ямамото — такой правильный человек, что 
у меня всегда найдется время поделиться. 

Когда бы Йонаи ни возвращался с заседания кабинета, он всегда детально 
рассказывал Ямамото о происшедшем — почти как если бы он был подчиненным, а 
Ямамото — его начальником. В частных беседахЯмамото свободно обсуждал 
достоинства и недостатки Йонаи: 

— Большинство недостатков находятся тут и тут, — и показывал на свою голову и 
рот, — но здесь у него нет проблем, — и показывал на желудок. — Министр может и 
не быть остроумным и сообразительным, но внутренности у него в порядке. 

В официальной обстановке, однако, он был сама корректность: никогда не позволял 
себе сидеть перед министром и слушал Йонаи стоя по стойке «смирно», так что тот 
иногда сам чувствовал себя неудобно. Но когда работа заканчивалась, они 
переставали быть министром и заместителем министра и немедленно возвращались к 
своим теплым, дружеским отношениям. 

Мацунага Кейсуке, капитан 3-го ранга, служивший в то время секретарем в 
министерстве, сказал, что «если Йонаи был секирой, то Ямамото — шпагой». О 
Ямамото он говорит: «Думаю, у него уникальная чувствительность к работе каждого,
 кто в его подчинении. Он никогда ни на кого не кричал, но всегда возникало 
пугающее ощущение, что он читает мысли того, с кем разговаривает. Достаточно 
побыть с ним какое-то время, чтобы признать: это личность незаурядная. Люди