правительства. Однако за это время в домашней атмосфере произошли неуловимые 
перемены. Хотя кажется, что власти предержащие на флоте сохраняли трезвость 
рассудка, но молодые офицеры — «ястребы» и отставники — создали особый климат, 
шумно, заявляя: оставить все на откуп Ямамото -г- он соблазнится давать 
обещания от имени Японии, и страна на очередной конференции в будущем году 
окажется связанной по рукам и ногам. Это мнение отражено в ответах из Токио на 
запросы Ямамото, ожидавшего дальнейших инструкций; от этих ответов определенно 
веяло холодом, и в них подразумевалось: раз уж в переговорах наступил перерыв, 
ему не следует брать на себя слишком много. 

Тем не менее Ямамото не прекращал своих усилий до Нового года. Британская 
сторона тоже, по всей видимости, не желала сдаваться.На главной конференции,в 
1935 году, место Ямамото в Лондоне должно было перейти к Нагано Осами, человеку,
 как считали в его окружении, совершенно иного типа. Но к этому времени и 
Англия, и Америка уже оставили надежды на успех конференции. Теперь она 
расценивалась как формальность, неболее, и стало ясно, что решающим периодом 
для разоружения на море — определившим, будет мир жить с договором или ринется 
в неограниченную гонку, строить военные корабли, — оказались те три месяца 
(начиная с октября 1934 года), в течение которых Ямамото проявил такую 
настойчивость. 

В середине января 1935 года, через день после того,как было принято решение 
прервать даже неофициальные переговоры с Британией, начальник штаба флота 
Чатфилд позвонил Мизоте частным образом и попросил устроить еще одну встречу с 
Ямамото. Однако настаивал, чтобы это происходило в обстановке строгой 
секретности и даже сам Мизота не присутствовал. Рано утром наследующий день 
Мизота — до сих пор он ниразу не оставлял Ямамото одного — выехал в автомашине 
главы делегации, одетый в широкие спортивные брюки для игры в гольф (нехватка 
двух пальцев на руке не позволяла Ямамото надежно держать клюшку, и он никогда 
не играл в гольф). В вестибюле отеля дежурили репортеры, и немало; увидев, что 
переводчик Ямамото удалился на машине, они разошлись, уверенные — ничего 
существенного сегодня уже не произойдет. 

Несколько позднее Ямамото вызвал такси и тоже уехал на неофициальную встречу с 
Чатфилдом. Неосталось сведений, о чем беседовали эти двое. Наверняка, однако, 
никакого соглашения они не достигли. Ямамото и сопровождающие его лица покинули 
28 января «Гровенор-Хаус», отель, где провели три месяца; посол Мацудайра 
проводил их до вокзала Виктория; там они сели в поезд, начав первый этап 
путешествия в Японию через Сибирь. 

В этой поездке в Европу Ямамото не останавливался ни в Париже, ни в своем 
любимом Монако. Но провел одну ночь в Берлине, очем его попросил японский посол 
в Берлине Мусанокодзи Кинтомо. Эта просьба, правда, и сходила не от самого 
посла, а (косвенным образом) от нацистских лидеров. После войны Мусанокодзи 
опубликовал свои воспоминания о Ямамото, не всегда точные в деталях, но крайне 
интересные; следующий эпизод взят из них. 

Шел второй год захвата власти Гитлером, и Риббентроп— бывший виноторговец, 
ставший позднее германским министром иностранных дел, но в тот момент еще 
рядовой член НСДАП—уже пользовался большим влиянием внутри партии. Он тоже, но 
не так, как Чатфилд или Норман Дэвис, очень хотел знать, чем Ямамото занимался 
в Лондоне. Когда там проходили предварительные переговоры по разоружению, 
Риббентроп, посовещавшись с морским министром, задумал организовать остановку 
Ямамото в Берлине на его обратном пути для встречи с Гитлером. С этой целью он 
отправил секретаря в Лондон—выяснить, что происходит на переговорах, и в то же 
время напрямую переговорить с Ямамото и предложить ему посетить Берлин для 
предполагаемой беседы с Гитлером. 

Ямамото не проявил особого энтузиазма в ответ на это предложение. Как и Йонаи 
Мицумаса, он, видимо, относился с глубоким подозрением к Германии, по крайней 
мере к той, что находилась под властью нацистов, — почти наверняка по этой 
причине Риббентроп так хотел завлечь его в Берлин. Помимо его прямого контакта,
немцы обратились в японское посольство с просьбой организовать встречу. 
Несколько раз Мусанокодзи обсуждал этот вопрос с немцами; наконец, за день до 
отъезда Ямамото и его группы, позвонил в японско е посольство в Лондоне. 
Вначале говорил с Мацудайрой, затем пригласил к телефону Ямамото: 

— Думаю, вам неплохо бы встретиться с Риббентропом и морским министром. Что 
касается Гитлера, знаю ваше к нему отношение и сам считаю, что встречаться вам 
— не лучшая идея, поэтому предлагаю просто нанести этим двоим визит вежливости. 


Ямамото согласился с рекомендациями и на следующий день поездом через Голландию 
приехал на берлинский вокзал Фридрихштрассе. «Когда он приехал на вокзал,— 
пишет в последствии Мусанокодзи,— он улыбался, но не произнес ни слова. Я 
представил его Риббентропу, а потом морскому министру; ответы его, четкие, 
чеканные, производили на собеседников хорошее впечатление, но он не 
предпринимал абсолютно никаких усилий, чтобы добровольно задерживаться на 
затрагивавшихся темах разговора. В этом отношении он походил на Йонаи. Но у 
меня сложилось впечатление, что Ямамото значительно остроумнее». Несомненно,