обладают способностью чувствовать — в состоянии бодрствования или сна, — что 
происходит с близкими им. Так или иначе, Хори оставался в мыслях Ямамото с тех 
пор, как они покинули Токио; если уж упоминания Эномото о своем сне оказалось 
достаточно, чтобы так его встревожить, поневоле подумаешь: ему пришло четкое 
предупреждение — что-то случится с его другом. Хори, однокашник Ямамото по 
Морской академии, был одним из самых доверенных и любимых товарищей. Среди 
бесчисленных писем Ямамото, что еще сохранились, те, где истинно обнажается его 
душа, адресованы либо Хори, немногим другим близким друзьям, либо одной-двум 
близким женщинам. По свидетельству Эномото, «только Хори удалось так преуспеть 
в обуздании и облагораживании зарвавшегося «деревенского самурая » из Нагаоки». 


В 1933 году Хори стал вице-адмиралом — на год раньше Ямамото; разделял его 
взгляды и «ястребами» рассматривался даже с большим презрением. Примерно в то 
же время члены «флотской» фракции с адмиралом Като Кандзи во главе провели ряд 
совещаний (в ресторане в Акасаке), где замыслили опрокинуть раз и навсегда всех 
сторонников сохранения договора. Некоторые из участников этих встреч, как видно,
 готовились прибегнуть к весьма решительным мерам. 

В январе 1933 года Осуми Минео, по словам Цунода Дзуна, «приспособленец Осуми», 
стал морским министром и из уважения к фракции, возглавляемой Като Кандзи, 
Суецугу Нобумасой и Такахаси Санкичи, потворствовал падению ряда офицеров 
фракции соперников, созданной Като Томосабуро. В их число входили Яманаси 
Кацуносин, а также Танигучи Наоми, Сакондзи Сейзо и Терасима Такеси. Наконец, 
Хори Тейкичи 10 декабря 1934 года вдруг снят со своего поста, а 15 декабря 
уволен в отставку. 

Перед отъездом из Токио Ямамото замолвил слово за Хори перед министром и 
принцем Фусими, начальником морского генерального штаба. Ответ принца — он 
никогда не вмешивается в назначения; тем не менее в конце концов он как раз это 
и сделал, поддавшись уговорам «ястребов» в морском генеральном штабе поверить 
сплетням про Хори, и санкционировал его отставку. (Клеветники утверждали, что 
Хори виновен в трусости, как командир японской флотилии во время «шанхайского 
индицента». Никаких иных деталей не дано. Однако факт, что при обстреле 
береговых батарей на побережье Центрального Китая в поддержку сухопутных сил 
Хори задержался с открытием огня; имелись сведения, что поблизости от батарей 
находится несколько гражданских лиц. Позднее, во время корейской войны, когда я 
п о н ский Красный Крест начал кампанию поставок крови для сил Объединенных 
Наций, именно Хори задал вопрос, почему Красный Крест должен снабжать кровью 
только войска Объединенных Наций, а северокорейских и китайских солдат — нет; 
такая дискриминация, заявил он, противоречит духу Красного Креста. Подобные 
эпизоды проясняют суть прежних обвинений в его адрес.) 

Когда Ямамото в Лондоне понял из сообщения Йоси-Ды Зенго, главы бюро по морским 
делам, что сон Эномото о Хори и впрямь означал плохое предзнаменование, он 
немедленно написал Хори письмо, в котором осуждал его отставку и «дело Сакано» 
как свидетельство возрастающей на флоте тенденции к пассивности и уступчивости 
в отношении требований армии. 

«Дело Сакано» относится к событию, происшедшему в июне того же года: адмирала 
Сакано Цунейоси, руководителя департамента пропаганды бюро по морским делам 
(впоследствии отдел информации), навлекшего на себя гнев морского министра, 
сместили с поста. Сакано, одногодок Ямамото, окончил Морскую академию на год 
позже Ямамото и Хори, чьи взгляды разделял. (Ныне живет и здравствует, в летах 
весьма преклонных.) «До «маньчжурского инцидента», — говорит он, — флот четко 
отличался от армии, но в конце концов стал тем же самым». На вопрос 
относительно договора о разоружении отвечает: «Все эти споры велись просто 
потому, что Японии не разрешалось иметь несколько дополнительных процентов 
тоннажа — как будто это означало ее поражение. Те, кто в этих спорах участвовал,
 озабоченные идеей войны, не отдавали себе отчета в том, каковы национальные 
ресурсы в целом. Лично я уверен — их действия неверны». 

Само событие произошло 1 июня, в день, когда армеец Угаки Казусиге, все еще 
генерал-губернатор Кореи, прибыл в Токио по случаю кампании выдвижения его на 
пост премьер-министра. Известная в армии фигура, он проявлял активность за 
кулисами политики и имел врагов как в армии, так и среди «ястребов» на флоте; 
адмирал Като Кандзи особенно его не любил. 

В ответ на вопрос репортеров морского министерства Кокучаи о его взглядах на 
эту проблему Сакано сделал заявление, в котором утверждалось, что флот — 
«чистый лист» (то есть не отягощен предрассудками) в этом вопросе. Кокучаи как 
бы представлял в миниатюре флот, расколотый на «флотскую» и «договорную» 
фракции; волею судьбы в тот день работал репортер, разделявший взгляды 
«флотской» фракции, и потому написанная им статья трактовала высказывания 
Сакано так, что выходило, будто флот поддерживает Угаки. 

Морской министр Осуми Минео навестил серьезно в то время больного адмирала 
флота Того, героя Русс к о - я п о н с к о й войны, у него дома. Прочитав 
статью, Осуми впал в бешенство и, пригласив к себе начальника бюро персонала, 
приказал ему подготовить документы для увольнения Сакано в отставку. В тот