23 ноября 1942 года. Еще он пишет там: «Слышал, что в Токио очень холодно. 
Завидую тебе, но надеюсь, ты побеспокоишься о своем здоровье. Здесь все 
приводит в уныние; тревожит не враг, а свои собственные дела. Я уже прослужил 
на этом посту от трех до пяти поколений командующих и офицеров штаба». 

Из другого письма к тому же Хори, написанного 30 ноября 1942 года: «Опять 
оставляю эти проблемы на тебя, потому что не знаю, когда смогу, если вообще 
смогу, вернуться домой... Вот так, уже прошел год с начала войны, и мне 
печально видеть, что фора, которую мы получили вначале, постепенно сходит на 
нет». Из письма к Уемацу Сигеру, сентябрь 1942 года: «Получил твое письмо от 18 
августа. Большое спасибо. Я уже подчинился мысли израсходовать всю свою 
оставшуюся жизнь в ближайшие сто дней...» 

Из письма к Учиде Синье, октябрь 1942 года: «Ты первый сообщил мне о ранении 
Хасегавы и болезни Харады. Я тоже, после того как положил значительное число 
врагов и убил немало своих подчиненных, жду, что скоро меня призовут к ответу». 


Получатель этого письма, бывший министр железных дорог, в то время служил 
губернатором префектуры Мияги. Хасегава и Харада — Хасегава Кийоси и Харада 
Кумао. В письме к Хараде, написанном в конце декабря 1942 года, Ямамото 
говорит: «В обычные времена мне бы уже положено ожидать замену, но по тем или 
иным причинам я еще ничего не слышал об этом и оказался старейшим на флоте. 
Слегка перефразируя старую поэму: 
На грохочущих водах 
Этих суровых морей 
Прошло четыре года; 
Я забываю светские манеры. 

Боже мой!..» 

В этом «Боже мой!» редкий для его писем способ выражения чувств — одновременно 
улавливается и насмешка над собой, и тоска по тому, что оставил позади. 

В еще более раннем письме, к Мацумото Кентаро, он пишет: «Хотелось бы знать, 
что думают на Небесах о людях, находящихся здесь, на маленькой черной частице 
Вселенной, именуемой Земля, или что там говорят о нескольких последних годах — 
которые есть не что иное, как вспышка в сравнении с вечностью, — ставших для 
нас чрезвычайными. Это в самом деле забавно». 

Ниве Мичи, последняя новость от которой — она учктся езде на велосипеде, он 
писал в начале февраля 1943 года: «Прошу тебя, продолжай и старайся изо всех 
сил, но не ушиби лицо (а вообще-то, что может случиться с твоими конечностями, 
если ты поранишь лицо — самую крепкую твою часть?)». 

Ниже в этом же письме он продолжает: «Наконец-то мне стало шестьдесят, так что 
теперь я могу быть спокоен за то, что со мной не будут обращаться как с 
непослушным мальчиком. Но со мной до сих пор осторожничают, не зная, куда меня 
деть, хотя мои подчиненные и другие командующие уже сменились по два или три 
раза (а некоторые даже по пять), а меня, похоже, оставили позади или просто 
забыли. Наверняка по моему лицу видны утомление, скука, но всякий, кто 
приезжает сюда из Токио, произносит такие бестактные вещи, как «я уезжал из 
дому в подавленном настроении, но после того, как увидел вас, господин, мое 
настроение значительно улучшилось». Поневоле призадумаешься, а?» 

Он плачется Эномото Сигехару, что сто лет не играл в маджонг. Похоже, его 
начало немного беспокоить состояние здоровья. Как и прежде, он силен в игре в 
шоги, так что еще немного протянет, но с августа стали опухать ноги и неметь 
руки. Если жаловался Фурукаве Тосико: пальцы слегка онемели и руки трясутся, 
когда держит кисточку для письма. 

Неизвестно, правда ли это или нет, но Моримура Исаму, однокашник по Гарварду, 
утверждает, что однажды кто-то предложил доставить самолетом Чийоко в Трук, 
чтобы подбодрить Ямамото. Чийоко построила у себя в доме маленький погреб, 
чтобы прятаться во время воздушных налетов самой или укрывать Ямамото, если 
такое когда-нибудь потребуется. Она все еще вела дела в своем заведении в 
Уменодзиме, оставляя кого-нибудь у себя дома на время отсутствия. Однако в 
конце 1942 года она решила закрыть свой бизнес; перестала платить по долговым 
обязательствам всем гейшам, которых наняла, а в начале нового года обосновалась 
в Камийячо, взяв с собой для компании лишь одну молодую девушку. 

С тех пор как Ямамото отбыл в Трук, он уже никогда не возвращался в Японию, но 
некоторые штабные офицеры, например Мива и Ватанабе, иногда бывали в Токио по 
делам. В этих случаях Чийоко развлекала их у себя дома в Камийячо и иногда 
устраивала для них за свой счет вечеринки с гейшами в Цукидзи и других местах. 
Вполне вероятно, что в ходе этих приездов и отъездов или через письма Ямамото 
прослышал о планах привезти Чийоко в Трук. В пространном письме к Фурукаве 
Тосико в конце января 1943 года он пишет: 

«С Новым годом! Рад был получить твое письмо, написанное в 11.00, в первый день