|
было отмечено и богатое приданое, которое давали родители за невесту - пять
больших домов в Камаруке - первоклассном курорте около Йокосуки.
Все это было мне не совсем понятно. Почему столь красивая, богатая,
образованная девушка решила выбрать мужем меня - простого морского офицера, не
имеющего за душой ничего, кроме униформы и довольно среднего жалованья? Меня
мучили подозрения. Дело дошло до того, что я показал письмо своему верному
вестовому и попросил высказать свое мнение.
Матрос прочел письмо, выслушал мои сомнения и, понизив голос, сказал: "Хара-сан,
у меня брат работает детективом в полиции. Если вы не против, он все про нее
выведает".
Я согласился, и месяц спустя, брат моего вестового представил всю подноготную
моей будущей жены. В заключении уверенно говорилось, что госпожа Асаяма
безупречна во всех отношениях.
Впервые мы встретились в начале марта 1929 года. Наша беседа длилась около часа.
Присутствовали родители с обеих сторон, поскольку первая встреча считалась
чрезвычайно важной.
На следующий день я известил ее семью о своем согласии на брак. Сразу же после
церемонии брака мы совершили "медовое" путешествие. Его длительность составляла
одни сутки.
На следующий день я вернулся в Йокосуки один. Моя молодая жена сошла в Ойсо -
курортном городке между Атами и Йокосуки, где жили ее приемные родители. Затем
у меня началась странная семейная жизнь, когда мне удавалось увидеться с женой
один раз в течение нескольких месяцев.
Спустя полгода я был переведен на эсминец "Акикадзе" ("Осенний ветер"). Это был
новый эсминец водоизмещением 1500 тонн. Я прослужил на нем командиром
минно-торпедной боевой части в течение целого года.
8 ноября 1930 года моя жена подарила мне первую дочку, которую назвали Еку.
Через месяц после этого я был назначен командиром минно-торпедной боевой части
на эсминец "Фубуки". В течение года службы на этом корабле я познакомился, и
даже подружился еще с одним, незабываемым для меня человеком. Этим человеком
был командир нашей эскадры капитан 1-го ранга Чуичи Нагумо.
Когда я учился в офицерских классах в Йокосуки, капитан 1-го ранга Нагумо был
там преподавателем. Он тогда только что вернулся из Соединенных Штатов, где
проходил годичную стажировку.
В те дни я вряд ли мог себе представить, что Нагумо, став уже вице-адмиралом,
будет командовать огромным авианосным соединением нашего флота во время
нанесения ударов по Перл-Харбору и Мидуэю. После катастрофы у Мидуэя карьера
Нагумо практически закончилась, и его действия критиковали все, кто мог. Но в
моей памяти он навсегда останется блестящим и агрессивным морским офицером и в
то же время добрым и сердечным человеком.
.Несмотря на помощь капитана 1-го ранга Нагумо, мне не удалось выдержать
приемных экзаменов в Штабной Колледж. Вместо этого я был назначен в этот
колледж... преподавателем. Это произошло в сентябре 1932 года.
Три года после женитьбы я работал над одним очень интересным проектом. Кое-кто
об этом знал, но в общих чертах, потому что в подробности я никого не посвящал.
Мне пришлось выполнить тысячи сложнейших расчетов и вычислений, и в итоге
удалось математически доказать полную несостоятельность доктрины применения
торпедного оружия, принятой в Императорском флоте.
В результате я создал новое наставление. Когда я обнародовал свои результаты,
это вызвало настоящую сенсацию в Императорском флоте.
Я горжусь созданной мною новой доктриной использования торпедного оружия больше,
чем всеми другими достижениями в течение моей долгой службы на флоте, включая
и мои действия в годы Второй мировой войны.
Подробно мою теорию очень трудно объяснить, не используя аппарат математики.
Очень упрощенно ее, однако, можно рассказать.
В течение многого времени я изучал торпедное оружие и тренировался в его
использовании почти с религиозным фанатизмом. Почти три года моей Библией было
наставление по использованию торпедного оружия. Практически каждую неделю наш
дивизион выходил на учебные стрельбы. После трех лет интенсивной практики я
стал сильно сомневаться в своих способностях, так как поразить цель учебной
торпедой мне удавалось крайне редко.
Поначалу я винил в этом свою собственную некомпетентность и постоянно работал
над совершенствованием своих теоретических и практических знаний. Я уже мог,
|
|