За первой ошибкой, как известно, всегда следует и еще одна. Так случилось и со 
мной. Злясь на самого себя, что попусту истратил последние торпеды, я забыл 
отдать приказ выключить прожекторы. 

Между тем, американский крейсер, по которому мы продолжали вести огонь, горел 
по всей длине корпуса. Это был тяжелый крейсер "Сан-Франциско", и наша встреча 
в темноте, видимо, произошла после того, когда погибли адмирал Каллаган вместе 
с командиром крейсера и офицерами своего штаба. Артиллерийские башни, чье 
отсутствие так сбило меня с толку, были сметены с "Сан-Франциско" 14-дюймовыми 
снарядами нашего линкора "Киришима". 

"Сан-Франциско" не отвечал на огонь, но снаряды падали вокруг "Амацукадзе". 
Опьяненные боем и горя желанием прикончить противника, мы не обращали на это 
внимания. Я тоже не отрывал глаз от пылающего американского крейсера и это была 
моя третья ошибка. 

Через грохот орудий я услышал крик сигнальщика Ивата с его наблюдательного 
поста над мостиком: 

- Командир! Еще один крейсер режет нам курс. Пеленг 70 с левого борта! 

Я резко повернулся в указанном направлении и увидел еще один крейсер противника.
 На какое-то мгновение я застыл от ужаса, а потом скомандовал: 

- Закрыть прожектора! Прекратить огонь! Ставить дымзавесу! 

Я еще не успел закончить команду, когда залп нового противника (это был 
американский крейсер "Хелена") накрыл мой эсминец. Два снаряда рванули у самого 
борта. Я напряг спину и вцепился в ограждение мостика. Взрывом меня чуть не 
выбросило за борт, грохот оглушил. Я еле устоял на ногах. Но мысль работала 
четко, и я понял, что не ранен. Я увидел бледное лицо Ивата и его 
неестественную позу. Сигнальщик как бы висел не дальномере. 

- Ивата! - крикнул я. - Что с тобой? Он не отвечал и не шевелился. Тут я 
заметил, что кровь течет из его пробитой осколками головы, капая на настил. Мой 
лучший сигнальщик был убит наповал! Снаряд, видимо, взорвался на дальномерной 
площадке. 

Я наклонился к переговорной трубе и вызвал лейтенанта Шимицу. Но ответа не было.
 

- Радиорубка! - закричал я. - Доложите обстановку! 

Гробовое молчание. 

Второй снаряд пробил борт эсминца чуть ниже мостика и взорвался в радиорубке, 
убив всех находящихся там. 

"Амацукадзе", совершая разворот вправо, неожиданно пошел на полную циркуляцию. 

- Корабль не слушается руля! - доложил штурман Мацумото. 

Из-под мостика, очевидно из радиорубки, вырвалось пламя. А над нами зависли 
осветительные ракеты. "Хелена" явно намеревалась нас прикончить. 

Прибежавшие на мостик рассыльные доложили, что вышла из строя вся 
гидравлическая система корабля: башни не вращаются, рулевая машина не работает. 


Приятно было узнать, что машины эсминца не пострадали. Целыми остались и 
цистерны с топливом. 

Между тем, "Амацукадзе", совершив полную циркуляцию, пошел на второй круг. 
Снаряды с "Хелены" продолжали падать вокруг нас, осыпая эсминец осколками. Наши 
орудия молчали, торпеды были израсходованы. Мы были беспомощны как овечка, 
которую повели на бойню. 

К счастью, противник не имел намерения с нами покончить. Огонь стал ослабевать 
и вскоре прекратился совсем. 

Посланный вниз капитан-лейтенант Мацумото доложил, что рули переведены на 
ручное управление. Гидравлика полностью вышла из строя. 

Для устранения некоторых повреждений неплохо было бы остановить машины. 
Останавливать эсминец в такой близости от противника было, конечно, очень 
опасно. Но "Хелена" полностью прекратила огонь, и мы ее визуально больше не 
видели. Позднее я узнал, что в темноте "Хелена" нарвалась на три наших эсминца: 
"Асагумо", "Мурасаме" и "Самидаре", которые вместе с "Юдачи" и "Харусаме" 
составляли авангард нашего соединения, но разошлись с ними, запутавшись в 
адмиральских приказах по маневрированию. Открыв яростный огонь по американскому