Командование английской военно-морской базы в Гибралтаре 31 октября 
опубликовало следующее сообщение: "Сегодня утром офицерами итальянского 
военно-морского флота была произведена неудачная попытка взорвать находящиеся в 
базе корабли при помощи торпед специального устройства. Одна торпеда взорвалась 
при входе в гавань, не причинив, однако, ущерба, вторая выбросилась на 
побережье на испанской территории". 

Вскоре подтвердилось, что попытка совершить нападение вызвала тревогу среди 
англичан. Один осведомитель 6 ноября сообщил: "В истекшие дни с некоторых 
кораблей в гавани стали неожиданно сбрасывать глубинные бомбы; делается это с 
нервозностью, которая царит на борту кораблей после случая с появлением 
управляемых торпед... Общественное мнение Гибралтара встревожено появлением 
нового загадочного оружия. 

Распространился слух, что подводная лодка, выпустившая торпеды, будто бы 
произвела выпуск их из пролива. Вероятно, этот слух распространяется 
искусственно с целью показать, что лодке никогда не удалось бы безнаказанно 
войти в бухту. Экипажи торговых судов, которые всегда стоят на внешнем рейде, в 
связи с этим очень обеспокоены". 

В итоге эта операция явилась ценным опытом, полезным на будущее. Выяснилось, 
что подход подводной лодки к базе противника на дистанцию дальности действия 
управляемой торпеды был вполне осуществимым делом; подводная материальная часть 
(торпеды и кислородно-дыхательные приборы) до конца еще не отработаны; 
заграждения Гибралтара проходимы; экипажи могут выполнить задание при условии 
безотказной работы материальной части; экипажи торпед значительно утомлялись 
при плавании на подводной лодке, будучи вынужденными находиться несколько дней 
в неблагоприятной обстановке; наконец, противник был встревожен опасностью, 
представляемой новым средством ведения войны, вследствие чего, вероятно, ввел 
новые меры предосторожности. С другой стороны, у экипажей вражеских кораблей 
создавалось нездоровое настроение, т.е. не было уверенности в собственной 
безопасности, даже когда корабли стоят в гавани. Это само по себе уже являлось 
успехом, так как влекло за собой расход сил и средств противника в большем 
объеме с целью предотвратить угрозу даже в гаванях, считавшихся до сих пор 
недосягаемыми для наших нападающих сил и средств. 

После возвращения в базу я был приглашен к заместителю морского министра и 
начальнику морского генерального штаба адмиралу Каваньяри. Он выразил свое 
удовлетворение нашими действиями в связи с выполнением задания и спросил, что 
меня особенно беспокоит и что он мог бы для меня сделать. Я ответил, что хотел 
бы организовать отдых в горах для всего моего экипажа, в хороших отелях, где 
вне рамок военной дисциплины моряки могли бы восстановить свои силы и 
развлечься. Все связанные с этим расходы я просил отнести за счет средств флота.
 Адмирал с готовностью удовлетворил мою просьбу. Через несколько дней половина 
команды "Шире" прибыла в Ортизеи в Валь Гардена. Для меня не было ничего более 
приятного, чем знать, что мои моряки пользуются заслуженным отдыхом в этой 
веселой местности. Они просыпались в своих мягких кроватях, когда хотели, и 
приказывали: "Шоколад со сливками - буду завтракать в постели"; потом катались 
на лыжах, спускаясь с самых крутых снежных склонов. Вечером, отличные кавалеры, 
какими умеют быть моряки, они составляли приятную компанию грациозным дачницам 
и самым красивым здешним девушкам. Этим признанием заслуг моего экипажа я был 
удовлетворен, пожалуй, больше, чем золотой медалью "За воинскую доблесть", 
которой я был награжден как командир подводной лодки, проникшей в Гибралтар. 

Впоследствии мои коллеги, командиры подводных лодок, тоже решились претендовать 
на подобное отношение и к их экипажам; таким образом, льгота, полученная для 
команды "Шире", распространилась, стала правилом для всего подводного флота 
Италии. 

После своего возвращения на родину Биринделли был награжден золотой медалью. 
Пакканьини и 4 человека, составлявшие два других экипажа, были награждены 
серебряными медалями. 

В ноябре, сопровождаемый адмиралом Каваньяри, я был принят дуче, являвшимся 
Главнокомандующим вооруженными силами в военное время. Первый и последний раз я 
прошел по знаменитому салону Маппамондо в Паллаццо Венеция. Со мной были Тезеи, 
Педретти, де ла Пенне и Бьянки. 

Дуче стоял за письменным столом, руки по швам, одетый на сей раз в штатский 
костюм - серые брюки в полоску и черный пиджак. Он выглядел усталым и 
рассерженным (перед нами он принял генерала Содду, возвратившегося из 
инспекционной поездки по Албании, где находились наши войска и где война с 
Грецией принимала трагический оборот). 

Аудиенция была короткой. После представления, сделанного адмиралом Каваньяри, 
дуче пожелал заслушать доклад об операции. Я кратко доложил, пользуясь 
навигационной картой, которую имел при себе. Он заинтересовался, в частности, 
фактом, что Гибралтар был освещен, как в мирное время; призвал нас к 
настойчивости и выразил свое удовлетворение "от имени всех итальянцев".