сухой лист, подхваченный ветром; она то бросалась вниз, то стремилась во что бы 
то ни стало всплыть, то приближалась к берегу, не слушаясь руля (кстати, 
действие руля почти не ощущается на таких малых скоростях). Чтобы избежать 
дрейфа, вызванного течением, я вел лодку курсом с поправкой на 40° влево от 
истинного курса. Наконец удалось усмирить "непослушного коня" и, удерживая его 
в руках, медленно продвигаться прямым курсом к цели. 

А противник? Мы приближались к его базе и находились уже в нескольких тысячах 
метров от Гибралтара. Через гидрофоны было слышно движение кораблей на рейде: 
среди них эскадренные миноносцы в дозоре, сторожевые катера, крейсирующие перед 
входом в порт, слышались шумы работающих двигателей внутреннего сгорания 
(возможно, это были испанские рыболовные суда из Альхесираса) - вся жизнь на 
поверхности отражалась в нашем акустическом приборе. Руководствуясь этими 
звуками, зная их характер, интенсивность и направление, мы ясно представляли, 
что происходило наверху над нами, и соответственно определяли наши действия. 

Сколько звуков слышишь под водой, когда плаваешь в военное время в подводном 
положении на лодке! В это время все внимание концентрируется на акустическом 
приборе. 

Турбина... Это эсминец: сейчас он приближается, мы без гидрофона отчетливо 
слышим, как его винты разрезают воду. Вот он проходит над нами, все 
прислушиваются, затаив дыхание; затем он удаляется. Курсы кораблей случайно 
пересеклись: миноносец наверху шел в направлении пролива, а лодка на глубине 
бесшумно пробиралась в бухту. Бывают же такие совпадения! 

В лодке стояла полная тишина, так как мы находились совсем близко от Гибралтара 
- на расстоянии около двух миль. У всех на обуви веревочные подошвы, 
металлические ключи обернуты ветошью; все корабельные механизмы, кроме главных 
электромоторов, остановлены; приняты всевозможные меры предосторожности, с тем 
чтобы противник, который находился очень близко, не мог нас обнаружить. Экипажи 
управляемых торпед были спокойны и готовы к выполнению задачи; они, кажется, 
очень желали бы ускорить переход. Командир группы водителей Биринделли активно 
помогал мне в управлении лодкой. 

"Шире" медленно и скрытно продолжала свой путь. Глубины начали уменьшаться, 
лодка задевала за склон берега. Неожиданно над нами послышался шум двигателя 
внутреннего сгорания, который затем внезапно прекратился. Все посмотрели друг 
на друга: что будет? Имеет ли противник гидрофоны? Есть ли у него глубинные 
бомбы? Моя шутка по адресу нарушителя нашего покоя разорвала гнетущую тишину, 
воцарившуюся на лодке; на лицах появляется улыбка, момент неуверенности прошел. 
И вот, в 1 час 30 мин. 30 октября мы оказались в намеченном пункте у устья реки 
Гуадарранке на глубине 15 м. Трудности подхода преодолены. Водители надевали 
специальное снаряжение и заканчивали последние приготовления. Между тем 
корабельный радист принял сообщение высшего военно-морского командования - 
подтверждение того, что два линейных корабля находятся в гавани. Распределив 
цели, я в два часа подвсплыл, чтобы, сердечно попрощавшись и пожелав успеха 
экипажам управляемых торпед, спустить их на воду. Затем сразу же лодка 
погрузилась. Через несколько минут мы услышали в гидрофоны характерный шум 
удаляющихся торпед. Их действия начались. "Шире", выполнив свою задачу, 
изменила курс. Самым малым ходом в подводном положении, почти скользя по дну, 
чтобы не поднять тревоги, которая роковым образом сказалась бы на исходе всей 
операции, мы вновь пересекли в обратном направлении бухту Альхесирас. В 7 час. 
лодка вышла из нее при попутном течении и весь день шла курсом на Италию. 
Поскольку мы находились в радиусе действия английских сторожевых кораблей, 
нужно было идти в подводном положении, но это мучительно: электрическая энергия 
на исходе - батареи почти разряжены, хотя мы шли все время самым малым ходом; 
сжатый воздух почти весь израсходован; воздух внутри лодки был в такой степени 
беден кислородом и насыщен углекислым газом, что у всех тяжелела голова и 
появлялось неудержимое желание подышать чистым, свежим воздухом. 

Но сделать этого пока нельзя. Всплыть - значит погибнуть. Весь день 
продолжались мученья. К 6 час. вечера появились первые случаи потери сознания. 
Физическое напряжение людей достигло предела; лодка находилась под водой ровно 
40 часов. В 19 час. 00 мин., несмотря на то, что солнце еще не скрылось за 
горизонтом, я принял решение всплывать. Поток свежего воздуха, ворвавшийся в 
лодку, создал ощущение опьянения. Поднимаюсь на мостик и дышу полной грудью. На 
безоблачном синем небе огненное солнце перед закатом освещает скалу Гибралтар, 
похожую на льва, припавшего к воде. 

Вечером 3 ноября с попутным западным ветром вошли в Специю. 

Из сообщений, полученных нами по радио из Рима, следовало, что в гавани 
находятся два линейных корабля. Я распределил цели между водителями торпед 
следующим образом: Биринделли - ближайший линкор, Тезеи, у которого была 
торпеда с большим радиусом действия, - линкор, стоящий дальше, а де ла Пение 
должен был разведать место якорной стоянки авианосцев и крейсеров. В случае их 
отсутствия он должен был прикрепить зарядное отделение торпеды под гребные 
винты ближайшего к выходу из гавани линкора в надежде, что это также может 
причинить повреждение носовой части соседнего линкора.