с подводной лодки, надводного  корабля  или  с  самолета.  Когда  на  берегу
обнаружили эту странную торпеду, ее винт все еще вращался".
   Командование английской  военно-морской  базы  в  Гибралтаре  31  октября
опубликовало следующее  сообщение:  "Сегодня  утром  офицерами  итальянского
военно-морского  флота   была   произведена   неудачная   попытка   взорвать
находящиеся в базе корабли при помощи торпед специального  устройства.  Одна
торпеда взорвалась при входе в гавань, не причинив, однако,  ущерба,  вторая
выбросилась на побережье на испанской территории".
   Вскоре подтвердилось, что попытка  совершить  нападение  вызвала  тревогу
среди англичан. Один осведомитель 6 ноября сообщил:
   "В истекшие дни с некоторых кораблей в гавани стали неожиданно сбрасывать
глубинные бомбы;  делается  это  с  нервозностью,  которая  царит  на  борту
кораблей после случая с появлением управляемых торпед... Общественное мнение
Гибралтара встревожено появлением нового загадочного оружия.
   Распространился слух, что подводная лодка, выпустившая торпеды, будто  бы
произвела  выпуск  их  из  пролива.  Вероятно,  этот  слух  распространяется
искусственно с целью показать, что лодке никогда не удалось бы  безнаказанно
войти в бухту. Экипажи торговых  судов,  которые  всегда  стоят  на  внешнем
рейде, в связи с этим очень обеспокоены".
   В  итоге  эта  операция  явилась  ценным  опытом,  полезным  на  будущее.
Выяснилось, что подход  подводной  лодки  к  базе  противника  на  дистанцию
дальности  действия  управляемой  торпеды  был  вполне  осуществимым  делом;
подводная материальная часть (торпеды и кислородно-дыхательные  приборы)  до
конца еще не отработаны; заграждения  Гибралтара  проходимы;  экипажи  могут
выполнить задание при условии безотказной работы материальной части; экипажи
торпед значительно  утомлялись  при  плавании  на  подводной  лодке,  будучи
вынужденными  находиться  несколько  дней  в   неблагоприятной   обстановке;
наконец, противник был встревожен опасностью, представляемой новым средством
ведения войны, вследствие чего, вероятно, ввел новые меры  предосторожности.
С другой стороны,  у  экипажей  вражеских  кораблей  создавалось  нездоровое
настроение, то есть не было уверенности  в  собственной  безопасности,  даже
когда корабли стоят в гавани. Это само по себе уже являлось успехом, так как
влекло за собой расход сил и средств противника в  большем  объеме  с  целью
предотвратить угрозу даже в гаванях, считавшихся до  сих  пор  недосягаемыми
для наших нападающих сил и средств.
   После возвращения в базу я был приглашен к заместителю морского  министра
и начальнику морского генерального штаба адмиралу Каваньяри. Он выразил свое
удовлетворение нашими действиями в связи с выполнением  задания  и  спросил,
что меня особенно беспокоит и что он мог бы для меня сделать. Я ответил, что
хотел бы организовать отдых в горах  для  всего  моего  экипажа,  в  хороших
отелях, где вне рамок военной дисциплины моряки могли бы  восстановить  свои
силы и развлечься. Все связанные с этим расходы я  просил  отнести  за  счет
средств  флота.  Адмирал  с  готовностью  удовлетворил  мою  просьбу.  Через
несколько дней половина команды "Шире" прибыла в Ортизеи в Валь Гардена. Для
меня не было ничего более приятного, чем знать, что  мои  моряки  пользуются
заслуженным отдыхом в этой веселой местности. Они просыпались в своих мягких
кроватях когда хотели и приказывали: "Шоколад со сливками - буду  завтракать
в постели"; потом катались  на  лыжах,  спускаясь  с  самых  крутых  снежных
склонов. Вечером - отличные  кавалеры,  какими  умеют  быть  моряки,  -  они
составляли приятную компанию грациозным дачницам и  самым  красивым  здешним
девушкам. Этим признанием заслуг моего экипажа я был удовлетворен,  пожалуй,
больше, чем золотой медалью "За воинскую доблесть", которой я был  награжден
как командир подводной лодки, проникшей в Гибралтар.
   Впоследствии  мои  коллеги,  командиры  подводных  лодок,  тоже  решились
претендовать на подобное отношение и к их экипажам; таким  образом,  льгота,
полученная для команды "Шире", распространилась, стала  правилом  для  всего
подводного флота Италии.
   После своего возвращения  на  родину  Биринделли  был  награжден  золотой
медалью. Пакканьини и четыре человека, составлявшие два других экипажа, были
награждены серебряными медалями.
   В  ноябре,  сопровождаемый  адмиралом  Каваньяри,  я  был  принят   дуче,
являвшимся главнокомандующим вооруженными силами в военное время.  Первый  и
последний раз я прошел по знаменитому салону Маппамондо в  Палаццо  Венеция.
Со мной были Тезеи, Педретти, де ла Пене и Бьянки.
   Дуче стоял за письменным столом, руки  по  швам,  одетый  на  сей  раз  в
штатский костюм - серые брюки в полоску и черный пиджак. Он выглядел усталым
и рассерженным (перед нами он  принял  генерала  Содду,  возвратившегося  из
инспекционной поездки по Албании, где находились наши войска и где  война  с
Грецией принимала трагический оборот).
   Аудиенция  была  короткой.  После  представления,  сделанного   адмиралом
Каваньяри, дуче пожелал заслушать доклад  об  операции.  Я  кратко  доложил,
пользуясь навигационной картой, которую имел при себе. Он заинтересовался, в
частности, фактом, что Гибралтар был освещен, как в  мирное  время;  призвал
нас  к  настойчивости  и  выразил  свое  удовлетворение   "от   имени   всех
итальянцев".  Фразой  "Можете  идти"  аудиенция  была   окончена.   Я   имел
возможность лично познакомиться с Муссолини за несколько лет до этого случая
на завтраке, устроенном морским министерством для награжденных за участие  в
войне в Испании; три года спустя, в сентябре 1943 года, я вновь увидел его в
Рокка  делле  Каминате  в  чрезвычайно  драматической   для   нашей   страны
обстановке.