выразительно иллюстрировал свою речь жестами и мимикой. Из рассказов испанца 
выяснилось, что он кавалерист. В их эскадроне было первоначально 320 сабель. 
Теперь оставалось только 120 человек и 100 лошадей. Остальные были перебиты во 
время налета советской авиации, когда эскадрон шел походной колонной из 
Новгорода к Ильменю. Кое в чем пленный «темнил». То он уверял, что генерал 
Франко посадил его в тюрьму за принадлежность к компартии, то признавался, что 
поступил в «Голубую дивизию» добровольно. Но ясно было одно: война в России его 
явно не устраивала, и он был искренне рад, что попал в плен. Пленный гневно 
говорил о своем эскадронном командире: «Капитано — сволочь! Жрет курятину, 
масло, пьет дорогое вино да еще обкрадывает солдат, которым выдают всего 200 
граммов сухарей в день»{849}. В дальнейшем число солдат «Голубой дивизии», 
способных трезво оценить действительность, возросло: продолжительный опыт войны 
делал свое дело. 
    Изменился и состав дивизии: на смену фанатикам антикоммунизма и кадровым 
военнослужащим пришли соблазненные надеждой приобрести некоторые материальные 
преимущества: каждый солдат «Голубой дивизии» получал в месяц 60 марок. Кроме 
того, завербованные получали подъемные по 100 песет единовременно, а их семьи в 
Испании — ежемесячное пособие из расчета приблизительно 8 песет ежедневно. 
Среди новых солдат [348] дивизии было также немало нищих и безработных, которые 
ценой жизни пытались обеспечить своим родным сносное существование. В письмах, 
полученных солдатами «Голубой дивизии» из Испании и ставших советскими трофеями,
 попадались и такие, как адресованное одному уроженцу Бильбао: «Дорогой сын... 
Сообщаю тебе, Пако, что германское правительство платит мне ежемесячно 254 
песеты благодаря твоей помощи. А иначе не знали бы что и делать, потому что, не 
имея материала, уже много месяцев мы почти без работы. И ты можешь представить 
себе наше положение...»{850} Один пленный из 269-го полка признался, что 
вступил в дивизию потому, что сильно голодал и, кроме того, хотел помочь своей 
семье, которая стала получать за него пособие{851}. 
    Гитлеровская пропаганда в то время на все лады расписывала «победы 
германского оружия». Хотя успехи немецких армий и их сателлитов были временными 
и покупались ценой громадных потерь, отдельные испанские обыватели могли 
оценивать их только по карте. В середине 1942 года в заброшенных провинциальных 
гарнизонах Испании война на Востоке могла представляться кое-кому в розовом 
свете. «Экскурсия» с оружием в руках на советско-германский фронт 
представлялась им чем-то вроде авантюрного приключения. Перебежчик, солдат 
269-го полка, рассказал: вербовки солдат в «Голубую дивизию» с начала 
советско-германской войны до июля 1942 года производились четыре раза. По его 
словам, «основным стимулом для солдат являлось сокращение военной службы с 2 
лет до 6 месяцев, высокое жалованье и для некоторых — возможность получить 
галуны, то есть выслужиться в сержанты. Когда в первый раз перед строем 
командир роты ознакомил с условиями службы в «Голубой дивизии» и предложил 
желающим вступить в нее сделать шаг вперед, то шагнула вся рота. При виде этого 
капитан — командир роты — разразился бранью, прибавив, что все хотят уехать, а 
кто же будет служить Испании?»{852}. Если предложения вступить в «Голубую 
дивизию» не встречали энтузиазма, то, как правило, вербовщики соблазняли 
вербуемых прежде всего материальными выгодами. Перебежчик, солдат 262-го [349] 
пехотного полка, рассказал: «Когда мы, новобранцы, прибыли в полк, к нам стали 
приходить офицеры и уговаривать записаться в дивизию. При этом они говорили: 
«Зачем вам служить два года, когда от службы можно отделаться в 6 месяцев? 
Записывайтесь в 250-ю дивизию». Записалось 15 человек из всего полка»{853}. 
    Еще более откровенно определил мотивы вступления в «Голубую дивизию» другой 
перебежчик, солдат 269-го полка. На допросе он настаивал, что большинство 
испанских добровольцев «соблазнились легкой наживой и возможностью сытно 
пожрать»{854}. В том, что в «Голубую дивизию» шли не только по идейным 
убеждениям, а в большинстве случаев из-за голодных условий существования, 
нуждаемости семьи и желания ей помочь, были твердо убеждены также перебежчик, 
солдат 269-го полка; военнопленный 262-го полка, вступивший в дивизию в августе 
1942 года{855}; военнопленный 263-го полка и многие другие{856}. Назывались и 
курьезные мотивы вступления в «Голубую дивизию»: военнопленный 269-го полка 
сообщил, что вступил в дивизию, «чтобы досадить своей матери, которая к нему 
плохо относилась»{857}. Перебежчик из того же полка до вступления в дивизию, по 
его словам, жил без нужды; он занимался мелочной торговлей и одновременно 
служил приказчиком в мебельном магазине, получал жалованье 10 песет в день, а 
20 песет давала торговля. По его словам, у него были нелады с женой, что 
явилось причиной вступления в дивизию{858}. 
    Уже в первых разведсводках штаба 52-й армии в октябре — ноябре 1941 года на 
основании опроса перебежчиков и военнопленных, захваченных документов и т. д. 
делался вывод, что среди солдат «Голубой дивизии» имелось немало бывших 
уголовников и иных деклассированных элементов{859}. В дальнейшем эти сведения 
неоднократно подтверждались. Военнопленный, солдат262-го полка, был твердо 
убежден, что большинство солдат дивизии — воры и аферисты, которые занимались 
грабежом у себя на родине{860}. В своих показаниях многие военнопленные 
сообщали, что кража в дивизии — обычное явление. Чаще всего солдаты крали 
продукты друг у друга{861}. Из докладной записки-справки начальника 
разведотдела [350] штаба Ленинградского фронта генерал-майора Евстигнеева от 14 
октября 1943 года видно, что испанские солдаты 19-го маршевого батальона сняли 
на одной французской станции близ г. Андай фонари, которые им понадобились для 
освещения вагонов. На другой французской станции, вблизи германской границы, 
солдаты того же батальона взяли «штурмом» вагон с сыром и маслом и почти 
полностью разграбили его. На станции близ Риги испанские солдаты украли