испанских солдатах. Немцы относились к своим союзникам с нескрываемым 
презрением, а за низкие боевые качества фалангистов крыли трехэтажным матом. По 
мнению немцев, в «Голубой дивизии» каждый солдат воевал с гитарой в одной руке 
и с винтовкой в другой: гитара мешала стрелять, а винтовка — играть. 5 января 
1942 года во время очередной «застольной беседы» в кругу своих единомышленников 
Гитлер заметил: «Солдатам (немецким. - СП.) испанцы представляются бандой 
бездельников. Они рассматривают винтовку как инструмент, не подлежащий чистке 
ни при каких обстоятельствах. Часовые у них существуют только в принципе. Они 
не выходят на посты, а если и появляются там, то только чтобы поспать. Когда 
русские начинают наступление, местным жителям приходится будить их. Но испанцы 
никогда не уступали ни дюйма занятой территории»{840}. Последнее суждение можно 
отнести за счет того, что уже тогда ближайшее окружение Гитлера начало скрывать 
от него положение дел на фронте. [345] 
    Но, как бы там ни было, немецкое командование считало, что «Голубая 
дивизия» выдержала испытание, и в плане весеннего наступления немцев в 1942 
году ей отводилась определенная роль. Перебежчик 263-го пехотного полка 250-й 
дивизии в середине апреля 1942 года рассказал о том, что слышал от офицеров: 
Муньос Грандес разработал «план весеннего наступления»{841}. Этому плану не 
суждено было осуществиться: Красная Армия наступала, оборонительные бои 
испанцев продолжались, а сам Муньос Грандес в конце мая уехал в Испанию. 
Временно командовать дивизией прибыл бригадный генерал Эмилио 
Эстебан-Инфантес{842}. Начиная с 1 мая 1942 года в «Голубую дивизию» стало 
поступать новое пополнение, а сменившиеся подразделения отправлялись в Испанию. 
По сведениям, полученным от военнопленных и перебежчиков, смена подразделений 
должна была полностью закончиться к 15 июня 1942 года, когда в дивизии будет до 
12 тысяч солдат и офицеров. Эти сведения в дальнейшем подтвердились: к концу 
июля было обновлено до 80% состава дивизии. 
    Готовясь к штурму Ленинграда, предполагавшемуся в сентябре, командование 
немецкой группы армий «Север» подтянуло к городу ряд новых соединений, в том 
числе и «Голубую дивизию». 
    С 20 августа 1942 года подразделения «Голубой дивизии» небольшими группами 
стали уходить на запад, а 26 августа дивизия была полностью снята с фронта в 
районе Новгорода и по железной дороге переброшена под Ленинград — в Сиверскую, 
Сусанине Вырица, Большое, Лисино, где она оставалась 15–17 дней для 
укомплектования. 10–15 сентября дивизия заняла оборону на участке 
Ленинградского фронта, сменив 121-ю немецкую пехотную дивизию. Из общего 
оперативного приказа по 250-й дивизии следует, что границей сектора дивизии с 
востока была железнодорожная линия Колпино — Тосно, а с запада селение 
Баболово{843}. Так «Голубая дивизия» заняла свое место в кольце блокады, 
созданной немцами вокруг Ленинграда. 
    5 сентября 1942 года в очередной «застольной беседе» Гитлер сообщил своим 
сотрапезникам: «Я думаю, что [346] одним из наших лучших решений было 
разрешение испанскому легиону сражаться на нашей стороне. При первой же 
возможности я награжу Муньоса Грандеса Железным крестом с дубовыми листьями и 
бриллиантами. Это окупит себя. Любые солдаты всегда любят мужественного 
командира. Когда придет время для возвращения легиона в Испанию, мы 
по-королевски вооружим и снарядим его. Дадим легиону гору трофеев и кучу 
пленных русских генералов. Легион триумфальным маршем вступит в Мадрид, и его 
престиж будет недостижим»{844}. Какую же цель преследовал Гитлер, когда он 
собирался придать дивизии «недостижимый престиж» именно в момент ее возвращения 
в Испанию? Гитлера не устраивали некоторые особенности режима Франко: влияние 
католической церкви и тяготение лидеров «новой» фаланги{845} к реставрации 
монархии. Клике Суньера{846}, клерикалам и монархистам он собирался 
противопоставить «старую» фалангу — сторонников «чистого» фашизма. А Муньос 
Грандес с его «Голубой дивизией» был, по мнению Гитлера, как раз тем энергичным 
человеком, который мог бы «улучшить ситуацию» в Испании. Неоднократно 
предпринимавшиеся в Испании попытки отстранить Муньоса Грандеса от командования 
дивизией относили в Германии за счет «интриг Суньера»{847}. 
    Между тем к сентябрю 1942 года от старого состава дивизии остался только 
номер да нарукавный знак. Дивизия неоднократно обновлялась. До октября 1942 
года для ее пополнения из Испании прибыло 15 маршевых батальонов, по 1200–1300 
солдат в каждом, из них 9 маршевых батальонов до мая 1942 года (10-й маршевый 
батальон прибыл в район Новгорода 24–25 июня){848}. Это значит, что к маю 1942 
года в дивизии оставалось не более 15–20% тех, кто перешел советскую границу в 
сентябре 1941 года. Среди солдат первого формирования «Голубой дивизии» имелись 
фанатики-фалангисты и кадровые военнослужащие франкистской армии 
«националистов», прошедшие через гражданскую войну в Испании, сжигаемые 
ненавистью к республиканцам и к Советскому Союзу. Из них немногие остались в 
живых, а те, кто уцелел, начали понемногу утрачивать веру в победу германского 
оружия. [347] 
    Уже первые тяжелые бои в октябре — ноябре 1941 года подействовали 
отрезвляюще. Легкого похода, как обещал Берлин и вторившие ему франкистские 
пропагандисты, не получалось. 
    Б. Монастырский в очерке «Смелые рейды», повествуя о действиях нашего 
истребительного отряда 225-й стрелковой дивизии, рассказал о примечательном 
эпизоде. Это было 14 ноября 1941 года в деревне Большой Донец близ озера 
Ильмень: «Бойцы Фролов и Пчелин узнали, что в крайней избе живут испанцы. Они 
без шума захватили вышедшего во двор испанского солдата и привели его к 
командиру группы Новожилову... Взятый в плен испанец оказался очень разбитным и 
общительным малым. Он знал много русских слов, легко запоминал новые и