политическое и моральное состояние дивизий неустойчивое{881}. По мнению 
перебежчика, солдата 262-го полка, солдаты воюют только под напором фашистской 
пропаганды{882}. [356] 
    Война против Советского Союза и служба в «Голубой дивизии» оказались совсем 
не такими, как это многим представлялось. «Солдаты в большинстве своем воевать 
не хотят, они устали от войны и ее ужасов», — утверждал солдат 262-го полка, 
перешедший линию фронта 2 января 1943 года{883}. Капрал-фуражир 262-го 
пехотного полка 23 января 1943 года записал в своем дневнике: «В дивизии 
имеются и такие, для которых русская авантюра (участие в войне против СССР. - С.
П.) привела к разочарованию в жизни, и они часто жалуются на ошибку, ими 
совершенную. Не преувеличивая, могу сказать, что у меня, вероятно, больше, чем 
у кого бы то ни было, оснований для того, чтобы проклясть тот день, когда мне 
пришла в голову мысль поехать на родину Достоевского. Россия всегда будет для 
меня во многих отношениях великим укором в жизни»{884}. «Несправедливость 
Германии в войне против России очевидна. Солдаты не хотят воевать и стремятся 
скорее домой. Из создавшегося положения есть два выхода. Во-первых, переход к 
русским... Солдаты боятся переходить, так как может пострадать семья, или 
попросту не могут решиться. Второй выход — это совершить тяжелый проступок для 
того, чтобы отправили в Испанию. Но в Испании будут судить, отправят в тюрьму 
или концлагерь», — рассуждал солдат 269-го полка, взятый в плен 27 января 1943 
года в районе совхоза «Пушкинский»{885}. 
    При вербовке от них скрыли истину о русских, утверждая, что «Россия — 
пустое пространство, технически отсталая страна и какого-либо сопротивления 
войскам другой страны оказать не может», — сетовал бывший солдат 269-го 
пехотного полка, взятый в плен разведгруппой 26 января 1943 года. По его словам,
 испанские солдаты теперь очень высокого мнения о русской военной технике и 
стойкости красноармейцев{886}. Перебежчик, солдат 262-го полка, говорил, что 
его товарищи, которых он знает еще по 18-му маршевому батальону, убеждены, что 
«немцам Россию не победить»{887}. 
    Многие перебежчики и военнопленные утверждали, что в дивизии очень сильны 
антигерманские настроения. Солдат 269-го полка рассказал, что «он и несколько 
его [357] товарищей в конце декабря (1942 года. - С.П.) были свидетелями того, 
как немецкий капитан, начхоз, жестоко избивал солдата-испанца Бермудоса за то, 
что он, придя в баню, вошел в раздевалку, а не захотел подождать на улице: в 
бане в это время мылись немцы. Бермудос был фалангистом...»{888} Солдат 
отдельной роты лыжников, перешедший линию фронта 16 января 1943 года, сообщил, 
что солдаты его роты, в большинстве своем фалангисты, «очень злы на немцев за 
то, что те испанцев и других солдат вассальных стран ставят под удар, посылая 
их на передний край в то время, как свои войска оставляют на второй линии»{889}.
 По словам военнопленного солдата 269-го полка, захваченного разведгруппой 26 
января 1943 года в районе совхоза «Пушкинский», «солдаты... считают себя 
обманутыми в отношении того, что им обещали при вербовке на военную службу. 
Вместо обещанного союза с Германией существует дикий антагонизм между испанцами 
и немцами»{890}. По словам перебежчика, солдата 269-го полка, при встрече 
немецких солдат с испанскими затевается драка, подчас даже без всякого 
повода{891}. 
    Американский историк Дж. Хиллс много лет спустя после окончания Второй 
мировой войны произвел опрос бывших участников «Голубой дивизии», живших в 
Испании. «Я во время своего опроса не встретил ни одного человека, который не 
признался бы, что вначале был добровольцем, — пишет Дж. Хиллс. — Как и у всех 
добровольцев, мотивы, побудившие их к этому шагу, были различными: одни 
надеялись получить большие деньги; другие надеялись, что на русском фронте они 
будут лучше питаться, чем в Испании; были и такие, что искали смерти или славы; 
некоторые были германофилами и в еще большей степени антикоммунистами. Среди 
бывших членов «Голубой дивизии» я встречал и таких, кто был настроен 
пробритански в такой же степени, как и антисоветски... Некоторые добровольцы 
раскаялись в своем решении; иные утратили иллюзии, другие выражали удивление, 
как им вообще пришла в голову мысль стать добровольцами»{892}. Многое в 
настроениях бывших участников «Голубой дивизии», опрошенных Хиллсом, совпадает 
с материалами опросов перебежчиков и военнопленных. Не совпадают только [358] 
сведения о политической позиции экс-добровольцев. Но это вполне объяснимо. 
    О постепенной эволюции взглядов даже у тех, кто считался «опорой» 
франкистского режима, свидетельствует книга бывшего члена Национальной хунты 
фаланги Дио-нисио Ридруехо «Письма в Испанию»: «Для меня 1940–1941 годы были 
самыми противоречивыми, душераздирающими и критическими в моей жизни... К моему 
счастью, у меня открылись глаза — я пошел добровольцем воевать в Россию. Я 
выехал из Испании твердокаменным интервенционистом, обремененным всеми 
возможными националистическими предрассудками. Я был убежден, что фашизму 
суждено стать самым целесообразным образцом для Европы, что советская революция 
была «архиврагом», которого нужно уничтожить или, по крайней мере, заставить 
капитулировать...» Стоило ему попасть на фронт и провести несколько месяцев, 
как настроение у него резко изменилось. Он продолжает: «В моей жизни Русская 
кампания сыграла положительную роль. У меня не только не осталось ненависти, но 
я испытывал все нарастающее чувство привязанности к народу и земле Русской. 
Многие мои товарищи испытывали те же чувства, что и я...»{893} 
    Однако те немногие, кто и после войны сохранял верность идеалам «Голубой 
дивизии», были осыпаны милостями режима. Например, летом 1968 года Франко лично 
вручил Большой крест св. Фердинанда бывшему капитану «Голубой дивизии» Теодоро 
Паламосу{894}. В 1943 году он был взят в плен Красной Армией и затем осужден 
как военный преступник. После возвращения в Испанию в 1954 году он взялся за