— Я хотел только ознакомить тебя с истинным положением вещей. Если ты во что 
бы то ни стало хочешь немедленно вернуться в Латвию, мы какую-нибудь 
возможность для этого найдем. Все же, может быть, тебе пока следует подумать о 
чем-нибудь другом... Может, и в самом деле не такой уж большой грех потерпеть 
еще месяца два-три, кое-какая работа у нас тут найдется, — можешь писать 
что-нибудь для нелегальной печати, еще кое-что изучать.
— Что значит подумать о чем-нибудь другом? — спросил я. — Теперь со всего мира 
в Испанию едут добровольцы — не мог бы и я поехать туда?
— Такая возможность тоже не исключена, только ты спокойно обдумай, поспешно 
решать ничего не нужно, — сказал товарищ Пилат, попрощался и ушел.
Мне было тогда тридцать три года. В этом возрасте первая пора юношеских 
романтических увлечений уже позади, и человек больше подчиняется логике. 
Мучительно я пытался разрешить вопрос, какой из путей более правильный.
Газеты каждый день сообщали о событиях в Испании. Я с увлечением читал очерки 
талантливого журналиста Михаила Кольцова. И меня все больше охватывало желание 
попасть самому туда. Однако какой-то другой, внутренний голос говорил мне: твой 
долг вовсе бороться против фашизма не где-то по ту сторону Пиренеев, а на своей 
родине.
Но через минуту я снова уговаривал себя, что нельзя «смотреть так узко. Если 
фашизм укрепится в Испании, то она станет оплотом мирового фашизма. И тогда 
долго не удержится и правительство единого фронта во Франции. Передовая линия 
фронта борьбы с фашизмом сегодня проходит в Испании, а не в Латвии. Развитие 
демократии всего мира, а также демократии Латвии, в большой мере зависит 
сегодня от исхода борьбы по ту сторону Пиренеев.
После разговора с Круминем-Пилатом прошло больше месяца. Я твердо решил, что 
ждать больше не хочу.
В один из первых дней января 1937 года мне сообщили, что я должен явиться в 
Латсекцию Коминтерна, к т. Салне, который в то время ведал в секции 
организационными вопросами. За неделю до того я вручил ему просторный обзор 
нелегальной печати в Латвии за 1936 год. С Салной, как и с Круминем-Пилатом, 
мне приходилось встречаться довольно часто. Салне была свойственна 
недоверчивость к людям. С ним было трудно разговаривать, в каждом слове он 
пытался увидеть крамолу.
— Так, — начал он, кольнув меня острым взглядом, когда я поздоровался с ним и 
сел. — Ты считаешь, что орган Центрального Комитета хуже листка беспартийной 
молодежи? Интересно.
Я ответил вопросом:
— А ты считаешь, что мои конкретные замечания о статьях в «Цине» неправильны? 
Что все напечатанное в «Цине» — несомненная правда, хотя бы уже потому, что это 
орган Центрального Комитета? И если «Циня» выходит нерегулярно, то и это так 
должно быть?
Мой собеседник ненадолго задумался, затем слегка улыбнулся и уклончиво заметил:
— Ну ладно, теперь это неважно. — Затем, снова посмотрев на меня своим 
сверлящим взглядом, продолжал: — Тебе, видимо, надоела спокойная жизнь. — Он 
уставился на меня, словно ожидая ответа. Но я ничего не ответил, и он заговорил 
снова.
— Ты хочешь воевать? Ну что ж, можешь ехать сегодня в 18 часов.
«Сегодня в 18 часов, — подумал я... — А как сообщить жене о своем внезапном 
отъезде? Она в библиотеке института, готовится к экзаменам, дома будет поздно 
вечером. А кто приведет сына из яслей?»
— Ты, может быть, передумал? Если же решил ехать, то отправляться надо сегодня, 
— сказал Сална, заметив, что я раздумываю.
Я ответил, что не передумал и не передумаю, но не знаю, как сообщить жене, 
чтобы она вечером зашла за ребенком.
— Это пустяки, мы пошлем человека, который отведет ребенка домой. А жене можно 
оставить письмо.
— Но ребенку только два с половиной года, он к чужому не пойдет. Кроме того, 
как объяснить работникам яслей, где родители. Придется составить акт... Неужели 
вчера нельзя было предупредить, что ехать придется сегодня?
— Эх, разжирели мы все тут. Одному нужно попрощаться с женой, второй должен 
сдать дела. А как же в гражданскую... Получил приказ, поднялся и пошел.
— Ладно, — перебил я его, рассердившись, — поеду сегодня.
Я встал и попросил его, чтобы он более подробно сказал мне, какие формальности 
мне нужно уладить перед отъездом.
— Ну, ну, нечего сразу обижаться. Если в самом деле не можешь ехать сегодня, 
поедешь завтра утром в 9, — сказал Сална, как бы ища примирения. — Думаешь, мне 
легко? И тут надо соблюдать конспирацию.
Получив практические указания, я распрощался.
В пути
В связи с соглашением о «нейтралитете», принятым по предложению премьера 
Франции Блюма, свободный въезд в Испанию был запрещен. Жандармы западных 
буржуазных стран арестовывали всякого, заподозренного в том, что он 
направляется в Испанию, и высылали его обратно в страну, из которой он приехал. 
Это усложняло отъезд.
Надо было обзавестись документами, с которыми смело можно было бы ездить за 
границей, соответствующей одеждой и всем необходимым. Надо было выяснить 
маршрут поездки. Все это заняло несколько дней.
Наконец, на пятый день, вечером наша группа, человек двенадцать выехала в 
Ленинград. Дальше мы должны были разбиться на еще более мелкие группки: по 
два-три человека. До Парижа я должен был ехать вместе с литовцем Казисом