Декабрь 1938 года в Картахене. Солнце. Дождь. Снова солнце. Узкие улочки полны 
воды. Группами в обнимку, раскачиваясь, словно в шторм на палубе корабля, 
гуляют моряки. Пробегают сеньориты в замысловатых прическах, с огромными 
веерами в руках. Из раскрытых дверей кафе и баров доносится музыка. 
В кафе подают терпкое прохладное вино. Вермут. Коктейли. 
Как и раньше, здесь можно посидеть с приятелями, пропустить рюмку-другую 
вермута, поговорить о море, о республике, поругать французов, которые закрыли 
границу и теперь хорошему парню нечем закусить и уже совсем плохо стало с 
табаком. 
Недалеко от порта бар «Los Marinos» — «Моряки». Хозяин бара — старый и тучный 
Мигель Фернандес Мария Лопес десятки лет плавал на торговых судах матросом, а 
затем боцманом. Кто лучше него во всей Картахене знает толк в кораблях? 
В баре «Los Marinos» всегда тесно, шумно и весело. 
— Ole Simon, ven aqui![5] — кричит мне знакомый офицер, радист миноносца 
«Ulioa». — Послушай интересную историю. 
В большом с низким потолком зале накурено до синевы. Несколько столиков 
сдвинуты вместе. Группа моряков со второй полуфлотилии миноносцев внимательно 
слушает рослого парня. Широчайший клеш его забрызган грязью, синяя голландка в 
пятнах. И только на бескозырке гордо горят золотые буквы «Хосе-Луис Диес». 
Мы обмениваемся приветствиями. Предлагаем сигареты. Потом парень начинает свой 
рассказ. 
Вот что рассказал матрос с эскадренного миноносца «Хосе-Луис Диес». 
— Перед нами была нелегкая задача. Ремонт закончен. Надо было выйти из Гавра, 
пройти Атлантический океан и, прорвавшись сквозь узкую щель Гибралтарского 
пролива, отдать якорь в Картахене. 
Миноносец стоял у стенки. Был прилив. Корабль высоко поднялся. Узкий и 
стремительный, вздернув к небу хобота зениток, он был в полной готовности. 
Горели под жарким августовским солнцем медные поручни. Сверкала ослепительно 
надраенная палуба. Наступил день отхода... Карамба, забыл число!.. 
— Это было 25 августа, Пако! Я хорошо помню этот день, — дополняет моряка его 
приятель с перевязанной рукой. 
— Да, да! 
— Чтобы сбить с толку фашистских ищеек, мы заявили торговым властям, что 
миноносец направляется в советский порт Мурманск и там интернируется. Слухи эти 
уже расползались по городу. А для большей убедительности, за несколько минут до 
отхода, на палубе разыгралась следующая сцена. 
На глазах у тысячной толпы французов, пришедших провожать корабль, два кочегара 
во всеуслышание заявили о нежелании идти в Мурманск. Дескать, в Испании 
остались семьи, которых они давно не видели, и вообще не время сейчас 
интернироваться в Мурманске... Драться надо... 
Кочегаров списывают на берег... 
Громкая команда старшего помощника: «Все наверх, со швартов сниматься!» 
Двадцатиузловым ходом, оставляя за кормой белый бурун, корабль вылетает из 
гавани. 
Через сутки, в Атлантике — первая встреча. В заранее обусловленном месте нас 
ожидал республиканский танкер. Миноносец взял горючее. Танкер ушел. Штурман уже 
проложил курс на Гибралтар, когда справа по носу показалось подозрительное 
судно. Пошли на сближение. У нашего миноносца на корме — английский флаг. 
Сторожевой корабль, ничего не подозревая, поднял желто-красный флаг Франко. 
...Все было покончено в течение нескольких минут. Миноносец навел орудие на 
фашистское судно, забрал команду в 12 или 13 человек и потопил корабль. Через 
несколько часов «Хосе-Луис Диес» встретил второе судно. Такого же типа. И, 
убедившись, что это другой фашистский сторожевик, повторил операцию: забрал в 
плен команду и потопил корабль. 
На рассвете 27 августа миноносец подошел к Гибралтару. Океан был спокоен. На 
востоке, далеко впереди по форштевню, занимался рассвет. Бледнела туманная 
линия горизонта. Розовые блики лежали на воде. 
Того, чего не удалось в Гавре, невзирая на подкуп, шпионаж, диверсии, — фашисты 
решили добиться в проливе. Весь мятежный флот стерег «Хосе-Луис Диеса». У входа 
в пролив несли сторожевую службу крейсеры мятежников «Наварра» и «Альмиранте 
Сервера». 
Пользуясь скоростью хода и легким утренним туманом, наш корабль проскочил в 
Гибралтар. В шесть часов утра миноносец уже входил в Средиземное море. Казалось,
 главная часть задачи выполнена. Но миноносец стерегли с обоих сторон пролива. 
У выхода из пролива крейсировали пять вражеских эсминцев и крейсер «Канариас». 
Наше судно приняло неравный бой. Как правило, эсминцы могут вступать в сражение 
с крейсером только ночью. Причем три-четыре миноносца, пользуясь темнотой и 
скоростью хода, торпедируют крейсер и убегают, спасаясь от его мощной 
артиллерии. 
А тут днем один миноносец вынужден был драться с пятью кораблями своего типа и 
одним крейсером. 
С криком «Вива република!» матросы открыли огонь. «Канариас» дал ответный залп. 
Потом другой, третий. Не отставали и вражеские миноносцы. 
Бой продолжался две-три минуты. Два фашистских миноносца уже имели прямые 
попадания в район орудий. 
«Хосе-Луис Диес», кроме осколков в разных местах палубы, получил прямое 
попадание в носовую часть левого борта. Это был снаряд с «Канариаса». Пробоина, 
диаметром примерно в полтора на два с половиной метра начиналась над 
ватерлинией и уходила под воду. 
Снаряд угодил в кочегарские кубрики, где сидели арестованные моряки двух