Косвенным подтверждением «мюнхенско-масонско-коррупци-онной» версии Тольятти 
служит следующее. Вплоть до сентября 1938 года армии Центра и Юга, несмотря на 
все трудности, оказывали помощь Каталонии операциями на трех фронтах. Наиболее 
настойчивы были Миаха и Матальяна в Эстремадуре, где активные бои шли с июня до 
сентября. Последнее наступление республиканцев на Эстремадурском фронте 
завершилось 15 сентября, на Теруэльском («пятое теруэльское сражение») – 21 
сентября. Мюнхенская конференция Гитлера, Муссолини, Чемберлена и Даладье 
закрылась 30 сентября.
После этого имевшие большие (свыше 200 000 человек) резервы армии Центра и Юга, 
несмотря на приказы из Барселоны, уже не проводили по собственной инициативе ни 
одной заметной наступательной операции. Два с половиной месяца, пока 
националисты уничтожали Армию Эбро, на фронтах Центральной Испании царило 
полное затишье. Свернул операции и республиканский флот, лишь изредка 
высылавший к Менорке небольшие отряды малых кораблей – эсминцев и торпедных 
катеров. Между тем как раз осенью 1938 года основное ядро флота снова было в 
строю – вышли из ремонта два крейсера, а националисты после гибели «Балеареса» 
и очередного выхода из строя «Серверы» действовали на море без прежнего напора.
На флоте творились любопытные события. Пока его до весны 1938 года курировал 
Индалесио Прието, имевший репутацию антикоммуниста, офицеры-антикоммунисты 
находились под подозрением и, как правило, отправлялись в отставку. А при 
«союзнике коммунистов» и стороннике «войны до победы» Негрине они один за 
другим получали в морском министерстве свидетельства о благонадежности и 
возвращались на корабли.
К 1939 году в высших слоях армии и флота преобладали личности, 
ориентировавшиеся на выход из войны. Нас теперь поражает, что многие из них в 
то же время поддерживали ровные отношения с Негрином, коммунистами и советскими 
офицерами. Нечто подобное наблюдалось и в политических кругах.
Диктаторство коммунистов принесло закономерные плоды: военные и политики, 
открыто противившиеся Негрину и компартии (Асенсио Торрадо, Бестейро, Кирога, 
Ларго, Мангада, При-ето, Рикельме, Улибарри), лишились власти. Сохранили ее и 
даже повысили служебный статус лица, вовремя сделавшие выводы и не возражавшие 
премьер-министру и коммунистам – Буиса, Ка-садо, Компанис, Мартинес Баррио, 
Миаха, Посас, Рохо, Сарабия, Хираль, Эскобар.
Многие исследователи позже обсуждали «феномен Рохо». Консервативный выходец из 
чиновно-офицерской среды, религиозный человек, Висенте Рохо в 
социально-политическом плане был неотличим от заядлых врагов Негрина, СССР и 
компартии – Асенсио, Кабреры, Рикельме, Убиеты. Но компартия искала (и 
находила!) способы сместить подобных лиц с важных постов, открыто шельмуя их 
«сомнительными», «подозрительными элементами», «вражескими агентами».
Рохо же, никак не связанный с компартией, словно находился под ее 
покровительством. Он предлагал слишком замысловатые и трудноисполнимые планы 
операций, препятствовал созданию «бесполезных» по его мнению укрепленных поясов 
(ссылаясь на опыт гражданской войны в России и тем льстя советским офицерам!). 
Он закулисно боролся против интербригад, однако коммунисты и советские офицеры 
никогда не называли его «подозрительным» и не требовали снятия его с ключевого 
поста начальника генштаба.
Напротив. Коммунистические газеты (даже «Правда»!) создавали Рохо рекламу. И 
первым рекламную кампанию в свое время начал недоверчивый по природе советский 
коммунист Кольцов.

Тольятти позже писал: «
Рохо всегда был загадкой. Но он умел
с большим искусством культивировать отношения с компарти
ей. Как ни странно, каждый раз перед какой-нибудь военной ка
тастрофой Рохо делал шаг навстречу партии. Перед второй
фазой Теруэля он заявил, что единственной партией, в которую
он мог бы вступить, является коммунистическая. В 1938 году
накануне фашистского наступления («весеннего сражения в Леванте». – С.Д.) его 
сын просил дать ему партбилет, а сам Рохо
обращался к Негрину за разрешением вступить в компартию (Негрин ему отказал). В 
то же самое время он покрывал самые
подозрительные элементы из всей армии – полковников Муэдру
и Гаррихо, дезорганизовал генштаб… Во время боев в Леванте влияние Рохо было 
направлено в неверную сторону (неправиль
ное размещение резервов, излишние перегруппировки, ввод войск
мелкими пачками). Рохо несет прямую ответственность за про
вал операций в Эстремадуре.


Его прокоммунистические заявления кажутся на таком фоне
по меньшей мере странными
».

С большинством выводов Тольятти приходится согласиться. Только по зрелом 
размышлении можно видеть, что странного тут мало, есть понятное и закономерное.
Тоталитарная партия, ориентированная на монополизацию власти, притягивает к 
себе больше карьеристов и подхалимов, чем любая другая. Рохо быстрее других 
понял, что такое компартия и как лучше подойти к коммунистам. Таланты Рохо 
состояли в усидчивости, притворстве и лести, умении обхаживать коммунистических 
функционеров и журналистов. Клебер считал его лицемером, Тольятти – подлецом