количество бездомных и душевнобольных. 16 ноября было ранено и убито свыше 500 
человек, 19-го – более 1000. Среди раненых оказались три британских дипломата. 
Один из них во время перевязки сказал репортерам:

«
Ночные бомбардировки центральной части открытого го
рода – отвратительное преступление
».

Сочувствовавший мадридцам Луи Делапре писал:


«
Христос сказал: «Отец, прости их, ибо не ведают, что тво
рят. Но в данном случае их никто не простит, ибо они прекрас
но ведают, что творят
».

Однако вся официальная Европа продолжала придерживаться политики 
«невмешательства». Аккредитованные в Мадриде послы и поверенные в делах Франции 
и Англии опубликовали ноту протеста против воздушных налетов, в которой звучали 
фразы: «беззащитное население», «ужасы бомбежек», «принципы человечности». Но 
нота была направлена не правительству Франко в Бургос и даже не в штаб-квартиру 
Лиги Наций в Женеве, а лишь в редакции мадридских газет.
За три дня было разрушено до ста зданий и пострадало еще несколько десятков. 
Бомбы поразили старинный дворец герцога Альбы, превращенный в музей, сгорел 
крупнейший рынок на площади Кармен, пострадала «Телефоника» – двадцатиэтажное 
здание центральной телефонной станции, превратилось в руины несколько 
медицинских центров.
В середине месяца в Мадрид с Арагонского фронта прибыло неожиданное 
подкрепление – хорошо оснащенная анархистская колонна Дуррути из 4000 человек. 
Ее приход говорил о многом.
Со стороны лидеров ФАИ появление колонны в Мадриде было платой за их допуск в 
министерские кресла. Так и не взявшему Сарагоссу Буэнавентуре Дуррути дорого 
дался этот шаг. На помощь «коммунистическому» Мадриду он двинулся вопреки 
прямому запрету оппозиционно настроенного «совета обороны Арагона». В Мадриде 
Дуррути – ранее непримиримый критик советских порядков – единственным из 
анархистских командиров принял к себе в колонну военного советника из СССР.
Его действия поддержали видные анархисты – ставшие министрами Гарсиа Оливер и 
Федерика Монсени. Казалось, испанские анархисты отступают от завещанных 
Бакуниным и Штирне-ром догматов о враждебности к государству и партиям. Но это 
было очередной иллюзией.
Анархисты-арагонцы и каталонцы, уже два месяца «делавшие революцию», а не 
воевавшие, были тем не менее уверены в успехе. Они сразу потребовали себе 
отдельный участок фронта, «чтобы другие партии не приписали себе их заслуги» и 
безапелляционно заявляли, что спасут столицу, а затем вернутся в Арагон и 
пойдут на Бургос. Но, оказавшись в «мадридском пекле», встретившись с 
марокканцами и побывав под артогнем, они стали утрачивать тягу к борьбе. Кроме 
того, в Хунте обороны Мадрида, где был всего один анархист – тяжело болевший 
после фронтового ранения Пестанья, добрая воля арагонцев не нашла должного 
отклика. Хунта не поставила их на довольствие и не снабжала, а собственного 
интендантства привыкшие все отбирать у населения анархисты не имели. Грабить же 
прифронтовые, полуразрушенные западные окраины столицы было бесполезно. В итоге 
уже 17 ноября арагонцы отказались наступать и большинством голосов потребовали 
перевода в тыл.
На митинговавших анархистов генерал Варела вскоре обрушил удар «Легиона 
Кондора» и Иностранного легиона. Националисты отбросили колонну Дуррути, 
переправились через Манса-нарес и овладели Университетским городком. В 
республиканской обороне образовалась опасная прореха.

Через обнаженный Университетский городок Иностранный легион беспрепятственно 
хлынул в пределы столицы, вторично вызвав в ней панику. Марокканцы одним 
броском с боем прошли в глубь городских кварталов более километра, упорно 
пробиваясь к площади Испании. На передовую срочно приехал Миаха. Его нередко 
обвиняли в ограниченности, пассивности, тщеславии и даже во внешнем сходстве с 
совой, но в этот день ему суждено было стать единственным испанским генералом, 
сражавшимся в гуще рядовых дружинников. «
Трусы
! – кричал он растерянным бойцам. –
Не сметь отступать! Умрите вместе с вашим
генералом
!» Подоспевшие интербригады уничтожили авангард националистов, не допустив его 
к площади, и отбросили его остатки за пределы городской черты.

В Университетском городке несколько дней шло настоящее побоище. Борьба, как 
позже в Сталинграде, шла за каждый этаж, каждую лестницу, каждую комнату. 
Гранатные схватки перемежались с рукопашными. Стрельба и брань с обеих сторон 
не прекращались даже ночью. Применялись самые неожиданные тактические приемы.

Так, немцы, саперы 12-й интербригады, с поистине тевтонским хладнокровием