|
наступления была, правда, меньше, чем под Камбре, и удар, следовательно, не был
более тяжелым; но танк — это воплощенная мощь наступления, и если он, как это
было в обоих случаях, появляется на сцене внезапно, то обороняющиеся платят ему
тяжкую дань кровью и упадком боевого духа.
Возвращаясь к более ранней теме, мы должны с горечью констатировать, что спустя
восемь месяцев после Камбре немецкая пехота и артиллерия все еще не имели
противотанковых средств; возможно, еще более унизительным оказалось то, что за
это время не было разработано никакой мало-мальски пригодной тактики для
отражения этой новой угрозы. И еще долгое время немцы продолжали платить
дорогую цену кровью, прежде чем определили коренную причину своих поражений и
осознали необходимость эффективной защиты от нового оружия, которое появилось в
арсенале наступающих. К несчастью, немцы пришли к этой мысли слишком поздно для
того, чтоб она хоть как-то повлияла на ход войны, и забыли ее опять, находясь
под гнетом ограничений версальского диктата. 18 июля под Суассоном пехота так и
не сумела собраться и отреагировать на атаку бронетанковых сил, и только во
второй половине дня артиллерия начала давать отпор танкам с новых и более
разумно выбранных позиций. Этот эпизод (а он был далеко не последним) должен
был вдребезги разбить воображаемый мир тех, кто с пренебрежением отнесся к
внезапной атаке танков как к оружию «одноразового употребления».
Кое-кто утверждал, что немецкая оборона потерпела поражение из-за того, что
численность пехоты на линии фронта была невелика и бойцы были психологически
измотаны. Однако — если вспомнить о том, как именно проходила атака противника,
— более мощные боевые силы, возможно, и сумели бы предотвратить катастрофу, но,
по всей вероятности, за счет возросших потерь. Вне всякого сомнения, из-за
инфлюэнцы и недостаточного питания люди были в плохой физической форме, но в
нашей короткой повести раскрываются эпизоды героической стойкости и решительной
инициативы, опровергающие любые измышления о деморализации войск. Наше
восхищение только возрастет, если мы подробно исследуем боевые летописи
отдельных дивизий и полков.
Тщательный анализ битвы 18 июля выявляет три основные важнейшие причины
поражения немцев:
а) внезапность, успешно достигнутая французами;
б) ударная мощь французских танков, сделавшая эту внезапность возможной;
в) тот факт, что немецкая артиллерия, а в еще большей степени немецкая пехота
не имели ни эффективных боевых средств, ни опыта сражения с танками.
В течение последующих дней поражение немцев приобрело еще большие размеры,
выйдя за пределы тактического уровня и расширившись до оперативных масштабов.
Причина была в том, что энергичное наступление французов на Суассон представило
страшную угрозу для коммуникаций немецкой армии в Марнском выступе, вынудив
германское командование освободить только что занятые территории на южном
берегу Марны и оттянуть линию фронта за реку Вель. Десять немецких дивизий
расформировали по причине того, что много было убитых, раненых и взятых в плен,
и высшему командованию пришлось отказаться от намеченного во Фландрии
наступления «Хаген». По всему Западному фронту немцы перешли к обороне, и
инициатива оказалась в руках противника.
Что же касается перспектив французской стороны, тут мы должны задать вопрос:
почему наступающие не прорвали фронт в первый же день и сразу же не отсекли
Марнский выступ? Мы уже заметили, что французы могли собрать все наличные
танковые части в решающем секторе наступления, а именно на участке фронта 10-й
армии — мера, которая дала бы этой армии возможность нанести куда более мощный
удар по основной оси на плато южнее Суассона. Но чтобы ускорить темп атаки в
целом и чтобы французы могли более эффективно развить свой успех, требовалось
нечто большее. Проблема была в том, что скорость атаки бронетанковых сил жестко
определялась передвижением других родов войск: пехоты, которая продвигалась
вперед медленно, оказываясь под огнем пулеметов, спрятанных в укрытиях, и
французской артиллерии с ее методически ползущим огневым валом и сменой позиций
|
|