недооценивали другие народы, страны, армии, и прежде всего Советский Союз. 31 
июля 1940 года Гальдер записывает первые исходные данные о плане войны против 
СССР: «Начало — май 1941 года. Продолжительность операции — пять месяцев. Было 
бы лучше начать уже в этом году, однако это не подходит, так как осуществить 
операцию надо одним ударом. Цель — уничтожение жизненной силы России». 
Вынашивая авантюристические военные планы, высшее военное руководство 
гитлеровской Германии рассчитывало победить Советский Союз в течение пяти 
месяцев силами примерно 120 дивизий. Эти и другие подобные расчеты, 
содержащиеся в «Военном дневнике», свидетельствуют о глубочайшей недооценке 
советского военного потенциала, о грубых просчетах в определении истинных сил 
Красной Армии, мобилизационных возможностей Советского Союза, вероятных темпов 
развертывания резервов советским Верховным Главнокомандованием и о других 
коренных ошибках военного характера. 
Но главное заключалось, конечно, в полной неспособности руководящего ядра 
фашистской Германии и слепо идущих за ним военных лидеров с их генеральными 
штабами понять сущность великих социалистических преобразований, происшедших в 
Советской стране после Великой Октябрьской социалистической революции. 
Скованная классовой ограниченностью и прусским высокомерием, гитлеровская 
военщина была не в состоянии осмыслить значение таких факторов, как руководящая 
роль Коммунистической партии, морально-политическое единство и дружба народов 
СССР, советский патриотизм, социалистическая экономика и ее возможности. В 
фашистской Германии все еще думали, что имеют дело в общем и целом со старой 
Россией. Каково же было разочарование, — когда уже первые месяцы войны показали 
всю глубину просчета! 
Материалы «Военного дневника» говорят о вероломстве и цинизме германского 
генерального штаба в отношении методов подготовки и развязывания агрессивных 
войн. «Аполитичный» генеральный штаб сухопутных войск превосходно усвоил и 
использовал преступные методы гитлеровской политики — готовить каждое нападение 
под прикрытием «мирной» [10] дипломатии, различных «дружелюбных заверений» и 
коварных отвлекающих политических маневров. 
Разве не об этом говорит тот факт, что, приняв летом 1940 года твердое решение 
об агрессии против Советского Союза и развернув колоссальную военную подготовку 
к ней, германские военные лидеры в последующие месяцы проводили различные 
отвлекающие мероприятия дипломатического характера, стараясь усыпить 
бдительность СССР своим мнимым миролюбием. Что тут не делалось! Здесь и 
провокационные предложения вступить в Тройственный союз, «разделить сферы 
влияния», «разделить наследство Англии»; здесь и задания военному атташе в 
Москве дать Советскому правительству ложные объяснения причин сосредоточения 
вблизи советских границ крупных немецких сил, здесь же разработка и проведение 
в жизнь изощренного плана дезинформации, равного которому по масштабам лжи и 
обмана, пожалуй, не знала военная история. Еще 31 июля, на самой ранней стадии 
подготовки агрессии против СССР, Гальдер записывает: «Маскировка: Испания, 
Северная Африка, Англия». Это означало, что подготовка нападения на Советский 
Союз должна была быть замаскирована так, чтобы создать впечатление о якобы 
готовящемся захвате Гибралтара, вторжении в Северную Африку и в Англию. В то 
самое время, когда представители Советского Союза вели в Берлине зондирующие 
переговоры, в ходе которых Гитлер, Риббентроп и начальник ОКВ фельдмаршал 
Кейтель демонстрировали свое «дружелюбие» к СССР (ноябрь 1940 года), Гальдер и 
его помощники напряженно разрабатывали крупные организационные вопросы, 
связанные с нападением на СССР: план снабжения армии в «Восточной операции» (см.
 запись от 12 ноября), основы «оперативного плана Восточной кампании» (см. 
запись от 13 ноября), планы действий танковых групп (см. запись от 15 ноября) и 
т. 
д. А вскоре после завершения переговоров (5 декабря) Гальдер пишет: «Цель 
операции — уничтожить жизненную силу России. Не должно оставаться никаких 
политических образований, способных к возрождению». 
Таким образом, «Военный дневник» позволяет опровергнуть тезисы тех 
представителей западногерманской историографии, которые упорно протаскивают 
версию об «аполитичности» германского генералитета и единоличной виновности 
Гитлера в развязывании агрессивных войн. 
Несмотря на все значение «Военного дневника» как исторического документа, 
сведения, представляющие несомненный интерес, не могут скрыть общей 
ограниченности этого источника. Дело, конечно, не в пробелах по отображению 
некоторых аспектов деятельности фашистского военного руководства. 
Ограниченность «Военного дневника» состоит [10] прежде всего в том, что он 
совершенно не отражает роль германских монополий как самых главных, глубоких и 
скрытых пружин нацистского механизма политики и войны. Отчасти это объясняется, 
конечно, определенной узостью сферы деятельности самого автора. Но, читая 
«Военный дневник», следует помнить, что главный водораздел между марксистским и 
буржуазным пониманием основных вопросов подготовки фашистской Германией второй 
мировой войны и ряда проблем ее хода, в частности событий 1940-1941 годов, 
лежит именно в признании или отрицании решающей роли монополистического 
капитала при выработке политики и военной стратегии третьего рейха. 
Военная верхушка фашистской Германии — высший генералитет — представляла собой 
корпорацию, неразрывно связанную в классовом, идейном и политическом отношений 
с руководителями монополий и нацистской партией, взращенной ими. Могущественные 
концерны, сосредоточив в своих руках общественное производство, стремились 
подчинить всю жизнь страны задачам всеобъемлющей милитаризации и подготовки 
войны за неограниченное расширение гегемонии германского монополистического 
капитала. Прибыли основных монополий в начале второй мировой войны резко