фактом, с которым нельзя было не считаться, но прямого влияния на жизнь 
англичан он не оказывал. Когда Франция капитулировала, я ни на минуту не 
поверил в то, что это может подтолкнуть англичан к принятию наших мирных 
предложений, в каких бы выражениях они ни были сформулированы. По моему 
убеждению, у нас не было выбора – только продолжать сражаться с величайшей 
морской державой. При этом я считал, что мы должны вести боевые действия таким 
образом, чтобы со временем поставить Великобританию перед необходимостью начать 
переговоры.

Самый быстрый способ достижения этой цели – вторжение и оккупация. Летом 1940 
года немцами был составлен план вторжения, получивший название «Морской лев». В 
нем должны были принять участие все подводные лодки, включая учебные. Лично я 
не верил в успех вторжения. Командование ВМС считало (и довело свое мнение до 
сведения Гитлера), что первым делом мы должны обеспечить господство в воздухе в 
зоне над проливом. По-моему, абсолютно обоснованно. Но одного только этого было 
недостаточно. Для успешного вторжения нам следовало обеспечить и господство на 
море. Ведь дело заключалось вовсе не в том, чтобы просто переправить войска 
через пролив. После этого необходимо было обеспечить их снабжение всем 
необходимым, причем в течение неопределенного промежутка времени. Да и 
подкрепление должно было поступать на остров регулярно. Мы же не господствовали 
ни в море, ни в воздухе и не имели возможности это обеспечить. Поэтому, на мой 
взгляд, командование ВМС заняло правильную позицию, не выступая против 
вторжения открыто, но делая очевидной необходимость предварительного решения 
нереальных задач. И поскольку мое мнение совпадало с мнением командования ВМС, 
я даже в период, когда шла подготовка к вторжению, продолжал заниматься 
подготовкой новых команд подводников и ведением боевых действий в Атлантике. 5 
сентября я изложил свою позицию главнокомандующему ВМС и заручился его 
поддержкой. Он оставил за собой право в случае обострения ситуации принять 
решение о прекращении тренировок и направлении всех учебных подлодок для 
участия во вторжении.

Второе стратегическое направление, открытое для нас, – это завоевание 
Средиземноморья и вытеснение англичан со Среднего Востока. Для последних это 
имело бы тяжелые последствия и значительно улучшило бы наши позиции в Европе 
благодаря укреплению южного фланга. Однако, хотя потеря Средиземноморья и 
утрата завоеванных позиций на Ближнем Востоке оказались бы для Великобритании 
прискорбными, все же это был косвенный удар, так же как и потеря Франции в 
качестве союзника. Все это не представляло реальной и прямой угрозы острову и 
жизненно важным коммуникациям. Опять же, покорение Средиземноморья не могло 
быть выполнено только силами наших итальянских союзников. Обязательно 
потребуется помощь Германии, причем как на суше, так и на море. Единственный 
способ предоставления помощи на море – отвлечь и без того совершенно 
недостаточные силы, ведущие неравный бой с великой морской державой на решающем 
театре военных действий – в Атлантике. Иными словами, требовалось все тщательно 
и всесторонне обдумать, прежде чем рекомендовать правительству начинать 
стратегическое наступление в Средиземноморье или даже приступить к планированию 
этих операций.

Чтобы сделать Великобританию более сговорчивой, по моему мнению, для нас 
оставался возможным только один, третий стратегический курс – вести войну на 
морских коммуникациях; это единственное, что затрагивало интересы страны 
непосредственно. Именно от морского судоходства напрямую зависело ведение 
Великобританией войны, и при наличии реальной, серьезной угрозы политический 
курс страны не сможет не измениться. Поэтому нам необходимо придерживаться 
именно этого курса и попытаться извлечь максимум выгоды для себя. Все ресурсы 
военной стратегии Германии должны быть сосредоточены на жизненно важной задаче 
ведения войны на море, принимая во внимание наличие у нас несомненных 
преимуществ, приобретенных благодаря победе над Францией.

Было очевидно, что на уничтожение флота противника потребуется много времени. 
По оценкам наших экспертов, в 1940 году английские и американские судоверфи 
строили ежемесячно 200 тысяч тонн тоннажа, не приходилось сомневаться, что 
противник примет все возможные меры для увеличения этой цифры. Но увеличение 
будет происходить поэтапно и поэтому почувствуется не сразу. Да и потребности в 
тоннаже будут постоянно увеличиваться, поскольку военный потенциал англичан 
будет напрямую зависеть от наличия тоннажа. Таким образом, наша цель очевидна – 
топить как можно больше судов и как можно быстрее. Но прежде чем мы сможем 
выполнить эту задачу, нам следует позаботиться о средствах для решения, то есть 
обеспечить себя самым эффективным оружием для ведения войны против торгового 
судоходства, иными словами, построить как можно больше подводных лодок и как 
можно быстрее. Именно такого мнения я придерживался и не упускал возможности 
его высказать.

В октябре 1940 года 8 подводных лодок, действуя одновременно, потопили 63 судна 
(352 407 тонн) – бесспорно, тяжелейшая потеря для Великобритании. Тоннаж ее 
флота неуклонно уменьшался. Но, как я уже неоднократно упоминал, я всегда 
настаивал, чтобы одновременно действовали не 8, а 100 подводных лодок! Таким 
количеством мы могли бы достичь решающих результатов в войне против торгового 
судоходства. Таково было и есть мое мнение, и, как мы сегодня знаем, я был 
далеко не одинок. В изложенной Черчиллем истории Второй мировой войны красной