диспетчера в наушниках. Я подошел к истребителю Ботта и поднялся по маленькой 
лестнице.

– Сейчас они летят прямо на нас, – сказал он. – Да, скорее всего, это будет 
Лейпциг или Берлин. Сейчас они немного поменяли курс. Нет, опять взяли тот же 
курс, похоже, все-таки Лейпциг.

Небо над головой было лазурным, и только над Лейпцигом и прилегающим к нему 
промышленным районом висела легкая коричневая завеса, созданная коптящими 
трубами заводов. А потом высоко в небе, хотя еще и далеко, появились следы, 
направляющиеся в нашу сторону.

Казалось, будто чудовищных размеров рука нарисовала их на синем полотне.

– Похоже, дела обстоят паршиво! На этот раз они и вправду решили взяться за нас,
 – сказал Курт, молодой механик из Берлина, и в его голосе промелькнули 
тревожные нотки.

– Надо трогаться! – закричал Ботт и, закрыв фонарь, дал Курту сигнал приводить 
в движение стартер.

Почти одновременно заработали три других двигателя, и менее чем через минуту 
Шуберт с ревом покатил через поле, а за ним тесно пристроился Рилль. В 
следующую минуту Ботт и Глогнер пошли на взлет, сбросив, как положено, шасси. 
Высоко в небе бомбардировщики слегка изменили курс. Очевидно, Лейпциг дал 
сообщение о ложной атаке, но я пока не видел, куда устремились наши «кометы». 
Похоже, Шуберт и Рилль направились прямо на вражеские бомбардировщики. Прошли 
тревожные минуты, а потом первый из «мессершмитов» со свистом промчался низко 
над полем, снова взмыл вверх, а затем зашел на посадку. Это был Глогнер, 
взлетавший последним из нашего квартета. Он кипел от ярости, его мотор заглох 
на высоте семи тысяч метров, не оставив ему другого выбора, как возвращаться, и 
не предоставив возможности нанести удар по вражескому бомбардировщику. Скоро 
приземлился и Ботт. Его двигатель задымился, кабина наполнилась едким дымом, 
который разъел глаза и вызвал слезотечение.

Шуберт и Рилль зашли на посадку практически одновременно. Шуберт выстрелил, 
пролетая над полем на высоте шестисот метров, уверенно ведя «комету». Убит! 
Скоро мы поняли, что он преградил путь «фортрессу», одним ударом выведя его 
двигатели из строя. Риллю удалось сбить два вражеских истребителя, его 
двигатель уже замолчал, и теперь ему оставалось устремить «комету» носом вниз и 
спускаться. Тем временем еще два самолета с сидящими в кабинах Хассером и 
Эйзерманном приготовились к взлету. Ветер сменился, но менять направление 
взлета не было времени. «Кометам» нужно было справиться с ветром и удержать 
хвост. Тревожные сигналы поступали один за другим; сообщалось, что все новые и 
новые вражеские формирования подступают каждые несколько минут, хотя с нашего 
аэродрома не было видно ничего, кроме прочерченных полос, которые оставили 
после себя последние налетчики, разогнанные Хассером и Эйзерманном. Три других 
«Me-163B» стояли в боевой готовности на линии взлета, на которых собирались 
подняться Штрассницки, Ролли и Глогнер. Они лишь ожидали разрешения на взлет. 
Хассер и Эйзерманн вернулись на аэродром, но ни тому ни другому удача не 
улыбнулась.

Хассер первым зашел на посадку. Мы не могли четко видеть его приземление, но 
было очевидно, что он находился достаточно высоко, когда пересек периметр 
аэродрома. Казалось, Хассер пытается силой прижать «комету» к земле, и ему 
удалось это, но затем самолет снова взмыл в воздух и полетел в нашем 
направлении с чудовищной скоростью. Он не снижался до тех пор, пока не достиг 
того края поля, где стояли мы, но к тому времени было уже поздно. «Комета» 
Хассера вырвалась за периметр аэродрома, с треском промчалась над деревьями, 
задев их верхушки, и перевернулась. Взрыва не произошло, и я только увидел, как 
служащие аэродрома впрыгнули в грузовик, чтобы ехать к месту катастрофы. В этот 
мо