|
шрапнель взрыхлила землю прямо около нас, но мы
не отреагировали, так как в этот момент настоящая драма разыгрывалась над
нашими головами. Еще несколько прожекторов сейчас добавились к остальным.
– Кто-то должен подняться на «Me-163» и положить конец этой игре в кошки-мышки,
– воскликнул кто-то из наших. – Но, пытаясь приземлиться в темноте, вы
разлетитесь на маленькие кусочки по сторонам!
Казалось, зенитки палят по самолетам безрезультатно, но вот, наконец, вражеский
истребитель стал падать, загоревшись.
Затем появился парашютист, медленно раскачивающийся в воздухе, а лучи
прожекторов уже снова шарили в ночном небе, выискивая очередную жертву.
Глава 16
НАШИ РЯДЫ РЕДЕЮТ
К вечеру следующего дня я выбрал время, чтобы навестить Фритца Кельба. Я не
сильно удивился, когда открыл дверь и увидел его, передвигающегося по комнате,
вместо того чтобы лежать в постели.
– Какого черта ты собираешься делать, Фритц?
– Я просто разминаюсь. Не могу же я все время лежать. Какие уже только глупые
мысли не приходили мне в голову, пока я валялся, и знаешь, до чего додумался? А
ведь завтра Франц Рюселе займет мое место, если я останусь здесь и не вернусь в
строй как можно быстрее!
– Ну, так что в этом такого? – спросил я. – Позволь ему попробовать, а сам
спокойно выздоравливай.
Наконец, я убедил его вернуться в кровать, но Фритц все равно чувствовал себя
неспокойно.
– Эта кровать не влияет на меня благотворно, Мано, – сказал он. – Я уже начал
думать, что у меня нервы не в порядке. Я лежал здесь, думая про себя, что до
сих пор нам всем немало везло, но ведь когда-то… – Он щелкнул пальцами. – Мы
совершаем ежедневно по одному, а иногда и по два тренировочных полета. Сначала
все идет превосходно, потом начинается жуткая вонь, но ты все равно не можешь
бросить самолет. Потом опять происходит то же самое, и, если ты не отнесешься к
этому серьезно, как я вчера, ты поймешь, что удача может и изменить тебе в один
прекрасный момент! Знаешь, Мано, временами я чувствую себя так, будто хожу по
лезвию ножа, и тогда у меня даже ладони холодеют. На самом деле я не уверен,
что во всей нашей стране дела обстоят лучше сейчас, и еще вопрос, чем вся эта
война закончится?
Депрессивное состояние Фритца было заразительно, и я стал убеждать себя, что он
не прав. Постепенно я решил уводить его от гнетущих мыслей, и мои старания дали
результат, так как очень скоро он вновь обрел спокойствие и снова сделался
веселым парнем. Когда я собрался уходить, он сказал:
– О, чуть не забыл, Мано. Франц Медикус хочет поговорить с тобой. У него
какие-то неприятности со своими подопечными.
Я позвонил в комнату к Францу Медикусу, и он сказал, что придет прямо сейчас,
чтобы поговорить со мной.
Он выглядел расстроенным, и я спросил у него, что случилось.
– Jo mei, Mano, – заговорил он на баварском диалекте, – может быть, у этих
юнцов кишка тонка для такого самолета, как «комета», но после вчерашнего
представления Фритца сразу шесть или даже семь человек решили оставить это
место службы; такими темпами у меня никого не останется к следующей неделе.
– Сколько сейчас осталось человек? – спросил я требовательно.
– На данный момент двадцать восемь, но завтра?.. Я подумал, может, тебе удастся
провести с ними вразумительную беседу. У тебя как-то лучше получаются такие
разговоры; может, и на этот раз получится уговорить их.
– Хорошо, Франц. Передай, чтобы все были завтра в 8.30 в столовой. К этому
времени мы со Шпёте закончим свои дела, и Франц Рюселе, возможно, выполнит
тренировочный полет в 9.00, так что как раз будет подходящее время узнать, кто
уходит, а кто хочет остаться.
Вопрос, касающийся нашего «молодого поколения» пилотов «комет», был щекотливым.
Заставить их летать на «Me-163» было невозможно, да и непорядочно. Никого
нельзя было посадить в самолет через непреодолимый страх. Мы все это прекрасно
понимали, и Шпёте в первую очередь. Он никогда никого не вынуждал лететь на
«комете» – только если человек добровольно делал этот шаг или не имел
возражений. С другой стороны, проблема набора молодых пилотов становилась все
более актуальной. Очень скоро могло настать время, когда нам могли понадобиться
сотни летчиков, в случае успешного апробирования нового оружия.
На следующее утро, ровно в 8.30, я стоял перед двадцатью восемью курсантами.
Эти молодые пилоты пришли добровольцами, чтобы научиться летать на истребителях.
Соответственно, многие из них пожалели о своем рвении. Что мог я сказать им?
Почти каждый из рекрутов перешел в Брандис из обычной школы по подготовке
летчиков. Разве мог я сказать им, что они поступили в отряд, где их шансы
остаться в живых, наверное, равнялись один к ст
|
|