К сожалению, нам не удалось вернуть прежние дружеские отношения, и с этого 
момента Тони разговаривал со мной лишь тогда, когда отдавал прямой приказ.

Наши полеты все еще не возобновились, и бездействие становилось просто 
невыносимым. Но скука закончилась через несколько дней, когда мы, пилоты 
«комет», получили приказ забрать свои вещи и переехать в город. Перемена нашего 
места назначения была произведена ради нас – или, скорее, ради нашего 
дорогостоящего обучения, так как вражеские бомбардировщики могли уничтожить 
базу, а Бад-Цвишенан не представлял для них стоящей цели. Если на подготовку 
каждого из нас было потрачено около миллиона марок, то каждый тренировочный 
полет на «комете» стоил приблизительно десять тысяч, которые тратились на одно 
только топливо, поэтому было ясно, что сейчас мы представляли дорогостоящую 
государственную собственность. И даже если и были расчеты, что кто-то из нас 
должен погибнуть, то в любом случае нельзя было допустить, чтобы это произошло 
в результате случайно разорвавшейся бомбы.

Хильда Дикерхоф наконец оказалась в своей стихии. Как и следовало ожидать, 
многие девушки Бад-Цвишенана повлюблялись в некоторых наших пилотов, и теперь в 
городке состоялось сразу несколько помолвок. Сейчас возникла другая проблема – 
устроить где-то жить оставшихся холостяков. И здесь нужно отдать должное 
дипломатии Хильды. Пригодные для жилья комнаты в хороших домах были в 
Бад-Цвишенане, но по соседству, естественно, обитали незамужние девушки, и 
Хильда очень тактично и незаметно позаботилась о том, чтобы наши ребята 
расположились все-таки на расстоянии от «центров их интереса».

Так проходили дни, пока однажды кто-то не крикнул: «Лыжню!»

Перед тем как начать реальные занятия на «Ме-163» много месяцев назад, всё 16-е 
командование было отправлено в Цугшпиц на четыре недели. Смысл этой поездки 
заключался в том, что высотное расположение этого прекрасного места 
поспособствует нашей скорейшей акклиматизации к высоте, возможно, даже в 
большей степени, чем пребывание в злонолучной барокамере. Воспоминания о тех 
блаженных днях навсегда остались в нашей памяти, и поэтому крик «Лыжню» многих 
из нас взбудоражил. Разве могло сравниться наше беспечное сидение в 
Бад-Цвишенане с перспективой вновь оказаться на Цугшпице с тем, чтобы вновь и 
вновь совершенствовать свою спортивную форму! Идея была, но как мы могли 
преподнести ее начальству?

Сразу же после этого по отряду пошел шепот, основанный на теории, что вода 
камень точит и, соответственно, нужно действовать постепенно. Свою первую 
попытку мы предприняли в одно прекрасное мартовское утро. Как всегда по утрам, 
майор Шпёте подошел к нам за завтраком и поприветствовал. Но вместо 
обыкновенного ответа мы прокричали: «Лыжню, герр командир!»

Шиёте был одним из таких людей, которые умеют подавлять свои эмоции, не 
показывая их, и потому наш необычный выкрик не вызвал в нем абсолютно никакой 
реакции. Но мы были уверены, что дело сдвинулось с мертвой точки, и, когда 
настал вечер и мы сидели с группой товарищей и пили дорогое вино из подвала 
Гельмута Дикерхофа, Шпёте ухмыльнулся и произнес с сарказмом:

– Даю добро, Зиглер. Собирайте людей, от двенадцати до четырнадцати человек, и 
уже послезавтра можете отправляться.

Теперь оставалось решить проблему с нашим размещением. Я уже знал, что в 
Шнеефернер-хаус на Цугшпице жить негде, и мне внезапно пришла в голову мысль о 
том месте, где я провел свой медовый месяц. Все мои друзья сочли меня 
сумасшедшим, когда я решил провести первые недели своей семейной жизни в 
Силлах-Хаус, на высоте двух тысяч двухсот метров в Доломитовых Альпах. Едва 
Шпёте ушел, я вприпрыжку побежал к телефону и попросил сонную телефонистку 
соединить меня с местым военным штабом в Бриксене в Южном Тироле. Через семь 
минут я был на связи, что в то время можно было считать рекордом! Похоже, мой 
звонок разбудил руководство, так как говоривший со мной офицер был не вполне 
дружелюбен, но стоило мне начать использовать такие термины, как «специальное 
подразделение» и «пилоты истребителей», как меня немедленно соединили с 
генералом авиации, который заверил меня, что немедленно даст приказ о 
подготовке жилых помещений.

Я не сомневался, что Шпёте с трудом верит в то, что мне удастся выбить из 
вышестоящего начальства место, где нас смогут расположить, но мне удалось это, 
и я не скрывал радости, когда докладывал, что завтра в восемь часов мы можем 
отправляться в дорогу. Шпёте даже бровью не новел, а просто подписал проездные 
документы с приказом отправляться завтра и приложил ордера на расквартирование 
моих товарищей.

Чувствуя себя полностью удовлетворенным, я отправился в Бриксен, но между 
Ольденбургом и Ганновером я обнаружил, что концентрируюсь на том, что 
пересчитываю своих ребят, словно курица, опекающая свой выводок. Мои дорожные 
документы были проверены железнодорожной военной полицией, которая 
информировала меня, что Бриксен находится на военном положении, и поэтому нам 
советуют возвратиться в Бад-Цвишенан. Офицер военной полиции пожал плечами