аэродром, аккуратно повернув к левой стороне озера, снова пересек взлетное поле 
– высота пятьсот, шестьсот, семьсот метров. Спустился до трехсот метров… 
слишком высоко… двести пятьдесят километров в час на приборе… слишком быстро. 
Казалось, «комета» падает вниз, словно мешок, нагруженный камнями, но все же я 
еще был высоко. Секунды бежали, и затем мощным толчком меня чуть не выбило 
из-под ремней безопасности. Со скрежетом и тряской самолет нес меня по земле, 
постепенно замедляя свой ход, пока, наконец, не остановился совсем. Я сделал 
это! Сорвав с лица кислородную маску и натянув на лоб очки, я освободился от 
парашюта и расстегнул застежки ремней. Потом надавил на крышку кабины и 
выбрался из самолета. Грузовик, в котором сидели Пиц, Герберт, Фритц и еще 
несколько других ребят, уже мчался мне навстречу, и на неозвученный вопрос Пица 
я ответил:

– Все прошло супер, Пиц! Я с большой радостью полечу снова на другой «комете»!

– Жаль, – сказал Фритц, – а я уже метил на твой десерт! Там сегодня печенье с 
шоколадной пастой!



На следующий день Йепп Мелстрох совершал свой третий или четвертый по счету 
тренировочный полет, и все присутствующие навряд ли когда-либо смогли забыть 
это представление! Йепп был самым веселым пилотом; шутник и заводила, из любой 
ситуации он всегда выходил с юмором. Родился и вырос он в Кёльне и был одним из 
тех завидных парней, каких не часто встретишь и с которыми постоянно что-то 
случается в жизни, но, несмотря на трудности, они твердо стоят на ногах. Йепп 
был абсолютным фаталистом. Он никого не мог обидеть. Но и его обидеть было 
невозможно. Он выполнял все, что от него требовалось; его аккуратности и 
работоспособности можно было только позавидовать. У него не иссякал запас 
веселых историй, притягательных самыми нелепыми происшествиями, но в придачу ко 
всему он являлся отличным пилотом.

Всего лишь несколькими днями раньше Йепп вернулся на аэродром на местном поезде,
 после того как провел в Ольденбурге вечер. Он подъехал к станции, высунув из 
окна голову, так что встречным ветром у него с головы сдуло фуражку, и она 
улетела куда-то в темноту. Зная, что его может остановить военная полиция, 
из-за того что он одет не по уставу, он нажал на стон-кран, что привело к 
вынужденной остановке поезда. Он побежал в обратную сторону вдоль линии, нашел 
фуражку, а затем впрыгнул в свой вагон. К тому времени, когда разгневанный 
машинист выяснил, в каком вагоне сорван стон-кран, там находился только один 
Йепп, у которого он и потребовал объяснений. В конце концов он убедил машиниста,
 что его поезд слишком сильно дернуло, да так, что у него даже фуражка слетела 
с головы, но, чтобы обойтись без начальства и не дать влипнуть машинисту в 
неприятную историю, а также избежать вызова пожарных и инженера, он решил, что 
будет лучше просто остановить поезд! Затем Йепп принес машинисту свои самые 
глубочайшие извинения. Вот таким был наш Йепп!

В тот день, когда он совершал свой очередной полет, погода оставляла желать 
лучшего. Видимость была плохая, но терпимая для того, чтобы не отменять обычный 
плановый полет. Он разогнался и, оторвавшись от земли на яростно ревущей 
«комете», прорвался в зияющую на небе дыру синего цвета, которая осталась 
незатянутой между множеством облаков, и исчез. Прошла минута, а затем мы 
услышали голос Йеппа по радиосвязи:

– Эй, здесь ни черта не видно! Где это чертово поле?

Он сообщил нам свою высоту и продолжил:

– Я еще никогда не летал вслепую. Ничего не вижу!

Руководитель полета проинструктировал его, в указание постепенно снижаться, 
описывая широкие круги, до тех пор пока самолет не выйдет из зоны облачности, 
но мы снова услышали голос Йеппа:

– Черт, я совсем заблудился! Ничего не вижу!

Затем связь прервалась. Прошло пять минут, еще минута – время тянулось 
бесконечно. Тяжелые облака сейчас, словно серое одеяло, потянулись с запада, и 
начал моросить дождь. Видимость заметно ухудшилась, и если несколько минут 
назад мы удивлялись сообщениям Йеппа и уже веселились, то теперь наше бодрое 
настроение сменилось неподдельной тревогой. Внезапно послышался громкий 
свистящий шум. Кто-то прокричал: «Пригнитесь, на нас летит Йепп!» Мы бросились 
на землю и растеклись по ней, как желе, а «комета» вылетела из облаков, которые,
 фактически, лежали на верхушках деревьев, и промчалась так низко над нашими 
головами, что мы почувствовали вибрацию воздуха прямо возле своих ушей. Какого 
черта он выскочил оттуда? Мы следили за его самолетом, и сейчас он мчался над 
полем с таким бешенством, будто тысяча чертей наступали ему на пятки, толкая 
назад в облака. Ему было необходимо сбавить скорость, и когда он снова появился,
 то стало ясно, что машина пойдет еще на один широкий круг. Но и теперь 
скорость, очевидно, превышала допустимую.