внутренним устройством обыкновенного холодильника. Как мне объяснили, это 
оказался двигатель! Хотя одна из трубок была расположена в форме буквы Z и 
проходила через другую – в виде буквы Т, обе они распределяли горючее в камеру 
сгорания, где сразу же происходило зажигание, создающее тягу, эквивалентную по 
мощи двум тысячам лошадиных сил. Отто и Герберт разговаривали, как два 
профессора зоологии, обсуждающие скелет ихтиозавра, будучи знатоками в этой 
области. Для меня же предмет их беседы являлся абсолютно неизвестным, и поэтому 
было непросто уловить, о чем идет речь. Меня сильно впечатлил тот факт, что в 
столь маленьком двигателе самолета тяга равна двум тысячам лошадиных сил. Это 
казалось невообразимым, и в то же время так оно и было!

Следующим поразительным открытием для меня явилось то, как здесь был 
организован быт. Еду готовили потрясающе вкусно! Отварной рис со сметанным 
соусом и фруктовым вареньем, аппетитные омлеты с вареными почками, макароны 
высшего сорта с подливкой и гуляшем и бесконечное количество разнообразных 
других блюд, которые уже довольно давно исчезли с немецких столов. А завтрак? 
Подрумяненные ломтики хлеба вдобавок к приготовленной яичнице-болтунье или 
яйцам, сваренным всмятку; кстати, тосты жарились из первосортного белого хлеба! 
О черном – здесь даже не слышали. И все эти пиршества дополнялись натуральным 
кофе и чаем. Когда я осведомился, почему здесь такое хорошее питание, то в 
ответ, в первый раз, услышал такой зловещий термин, как «строжайшая диета». 
Штабной врач, доктор Данкер, специалист по проблемам здоровья, возникающим в 
связи с высотными полетами, которого специально направили в наш отряд, объяснил 
мне, что самолет «Ме-163» обладает таким эффектом, от которого человеческое 
тело становится очень сильно похоже на закрытую книгу. Также это происходит в 
результате громадных нагрузок при высоких скоростях реактивного истребителя. На 
самом деле так называемая «строжайшая диета» являлась не чем иным, как 
превентивной мерой, направленной на то, чтобы избежать попадания в организм 
неудобоваримой или вызывающей газообразование пищи. В общем, в нашем организме 
не должно было оказаться тех продуктов питания, которые могли бы ухудшить 
самочувствие, ведь перегрузки организма и так были велики. Мысленно я печально 
попрощался с идеей полакомиться в ближайшее время своим любимым гороховым супом 
с беконом. Еще доктор мимолетно упомянул, что ожидает меня на следующее утро в 
барокамере, для прохождения моего первого испытания!

Также я должен был доложить о себе командиру, который прибыл позднее, вечером 
того же дня. Абсолютно искренне я чувствовал сильное волнение. Просьба 
перевести меня на реактивные машины отклонялась до этого дважды, и 
обосновывался отказ тем, что я был «слишком старым». В действительности, в свои 
тридцать пять лет, я считался «взрослым мужчиной» по существующим стандартам 
для пилотов истребителей. Но очень скоро я обнаружил, что наш командир 
Вольфганг Шпёте, который имел около ста побед на счету и звание кавалера 
Рыцарского креста с дубовыми листьями, не придает моему возрасту особого 
значения. Он подчеркивал свое дружелюбие, и я почти сразу же попал под его 
влияние и даже простил ему тот факт, что он, очевидно, не ожидал от меня особых 
успехов, в силу моего возраста. Сам он был человеком дела, верно исполняющим 
свой долг, и, даже будучи не на задании, всегда хотел находиться в центре 
событий, как говорится, быть «хозяином положения».

Все, находящиеся в Бад-Цвишенане, приехали из разных мест: с русского фронта, 
из Франции, Африки, Италии или Финляндии. Каждый человек был личностью, 
индивидуальностью; по характеру ребята отличались друг от друга кардинально, но 
одно объединяло всех – общий язык и страсть к полетам. Несмотря на бессчетное 
количество мнений, мы являлись одной «связкой». Следующие за этим днем долгие 
месяцы наша жизнь порой была невыносимо трудна, но это лишь более сплотило нас, 
сделав одним целым, одной командой, готовой на любые отчаянные подвиги.






Рис. 1. Рыцарский крест с дубовыми листьями



Следующее утро я встретил в барокамере. Это специальное оборудование было 
захвачено и вывезено из Советского Союза и напоминало металлическую капсулу, 
размером с половину железнодорожного вагона. Доктор Данкер пригласил нас войти 
в трубу через массивную стальную дверь, напоминающую стальную камеру в банке. 
При входе внутрь сразу появлялось ощущение, будто находишься на подводной лодке.
 Здесь стоял длинный стол, где лежали карандаши и бумага, и я сел между 
Гербертом Лангером и Фритцем Кельбом, которые приехали сюда на несколько дней 
раньше и, вероятно, были уже более приспособлены к здешним условиям. Лязгнув, 
дверь закрылась, и зоркие глаза Данкера стали следить за нашей реакцией через 
«шпионский глазок», располагающийся в верхней части двери. Для меня было 
сомнительным удовольствием путешествие в подводной лодке, а в этой камере с 
низким давлением именно такая атмосфера и была, особенно когда дали команду на 
откачку воздуха. Фритц сухо прокомментировал, что несколько человек уже умерли 
в этой камере.