К моей большой радости, все без исключения делают шаг вперед. Мои офицеры с 
большим трудом уговаривают некоторых остаться, поскольку я могу взять с собой 
всего лишь восемнадцать человек. Остальные девяносто должны быть по приказу 
генерала Штудента отобраны из солдат 2-й роты батальона курсантов-парашютистов. 
Затем я отправляюсь к командиру этого батальона, чтобы обсудить с ним различные 
этапы операции. Согласно приказаниям генерала, именно этот офицер будет 
командовать отрядом, которому надлежит захватить станцию подъемника. В тот же 
самый вечер батальон курсантов-парашютистов отправляется в путь по направлению 
к долине. Жребий брошен. 

Когда наступила ночь, мы слышим по союзническому радио сообщение, которое 
повергает нас в ужас. Диктор объявляет, что дуче только что прибыл в Северную 
Африку на борту итальянского военного корабля, который ускользнул из порта 
Специя. Пережив первое потрясение - неужели и на этот раз мы опоздали? - я беру 
морскую карту и приступаю к подсчетам. Поскольку я знаю, в какой точно час 
часть итальянского флота покинула Специю, то легко вижу, что даже самое 
быстроходное судно не может достичь африканских берегов к тому часу, когда была 
объявлена эта новость. Следовательно, это сообщение - обычная "утка", 
предназначенная ввести в заблуждение немецкое командование. Мы ничего не станем 
менять в нашем распорядке. Но с этого дня я воспринимаю сообщения из 
союзнических источников с осторожной сдержанностью. 

ВЫСАДКА 

На следующий день - а это было воскресенье 12 сентября 1943 года - мы 
отправляемся в пять утра на аэродром, где выясняется, что планеры будут 
приблизительно в десять. Я воспользовался этой отсрочкой, чтобы лишний раз 
проверить снаряжение моих людей. Каждый из них получал "парашютный паек" в 
последние пять дней. Когда я принес несколько ящиков свежих фруктов, в бараках 
тут же установилось радостное оживление. Конечно, любой мог почувствовать 
напряжение, которое неизбежно охватывало самых отважных перед броском в 
неизвестность, но мы старались рассеять всю боязливость и нервозность тут же, 
как только она зарождалась. 

Однако и в полдевятого итальянский офицер не явился. Я отрядил лейтенанта Радля 
в Рим, приказав ему привезти итальянца во что бы то ни стало и как можно 
быстрее. "Делайте что хотите, только чтобы он остался жив". Каким-то образом 
Радль ухитрился разыскать нашего малого и запихать в его же автомобиль. Как 
только тот очутился на аэродроме, за него, с моей помощью, взялся генерал 
Штудент. Мы наскоро объяснили итальянцу, что желание фюрера состоит в том, 
чтобы лично он помог нам предотвратить, насколько это возможно, кровопролитие 
при освобождении дуче. Офицеру явно польстило, что сам фюрер заинтересован в 
его содействии, и теперь уж он никак не мог отказаться. Он обещал сделать все, 
что в его силах, - и я почему-то надеялся, что это дает нам неоценимый козырь 
для предстоящей игры. 

К одиннадцати наконец начинают приземляться первые планеры. Довольно быстро 
заполняются горючим баки самолетов, которые должны будут служить нам буксирами, 
и сразу же каждый со своим планером на хвосте занимает определенную дорожку на 
взлетной полосе, согласно плану, который был разработан еще до нашего появления 
здесь. 

Между тем генерал Штудент собирает всех пилотов и напоминает им о строжайшем 
запрете приземляться из пике: единственный разрешенный способ посадки - из 
планирующего полета. Затем я набросал на грифельной доске карту местности и 
указал пункты назначения для каждого планера. И наконец, вместе с офицером 
разведки, который участвовал в нашем рекогносцировочном полете, я сверяю 
основные детали: хронометраж пути, высоту, направление и так далее. Поскольку 
кроме меня и Радля он единственный человек, который представляет себе, как 
следует подлетать к нашему горному плато, то по плану он должен занять место в 
первом самолете-буксире и вести всю эскадрилью. По нашим подсчетам, на то, 
чтобы пройти несколько сотен километров, потребуется ровно один час. Таким 
образом, нам следует подняться в воздух точно в тринадцать ноль-ноль. 

Вдруг в полпервого - воздушная тревога! Появились вражеские бомбардировщики, и 
вот уже можно слышать первые взрывы на подступах к аэродрому. Мы разбежались 
врассыпную и засели в укрытиях. Какая досада, эдакая малость в последний момент 
могла все испортить! За несколько минут до часа дня сирены прогудели отбой 
тревоги. 

Я прохожу на главную полосу: цементное покрытие изрядно пострадало от множества 
бомб, но машины остались невредимы. Мы можем отправляться в путь. Я отдаю 
приказ "по местам". Что до итальянского офицера, то его я беру в третий планер 
и помещаю аккуратно перед собой между ногами, на ту самую узкую штангу, которую 
мы все оседлали один за другим, набившись тесно, как сельди в бочке. Едва 
находится место куда девать руки. Итальянец, судя по всему, уже горько сожалеет 
о своем обещании и бредет за мной к машине скрепя сердце. Тем хуже для него - 
больше размышлять о его душевном спокойствии я не могу, у меня просто нет на 
это времени!