Druzya.org
Возьмемся за руки, Друзья...
 
 
Наши Друзья

Александр Градский
Мемориальный сайт Дольфи. 
				  Светлой памяти детей,
				  погибших  1 июня 2001 года, 
				  а также всем жертвам теракта возле 
				 Тель-Авивского Дельфинариума посвящается...

 
liveinternet.ru: показано количество просмотров и посетителей

Библиотека :: Мемуары и Биографии :: Военные мемуары :: Германия :: Джордан Воуз - Подводный Ас. История Вольфганга
 [Весь Текст]
Страница: из 100
 <<-
 
Подводный Ас. История Вольфганга
Джордан Воуз




Джордан Воуз

Подводный Ас. История Вольфганга





Предисловие переводчика


Эта книга интересна по нескольким причинам. Она рассказывает о Вольфганге Люте, 
одном из двух подводников, получивших высшую награду гитлеровского Рейха – 
Рыцарский Крест с Дубовыми Листьями, Мечами и Бриллиантами, но при этом мало 
известном за пределами Германии. Хотя Лют стоит на втором месте в списке лучших 
асов-подводников, у нас его имя практически не известно, в лучшем случае 
приводится эта самая строчка из таблицы. Гораздо больше известна троица Прин, 
Шепке, Кречмер.

Как-то исторически сложилось, что наибольший интерес вызывали те подводники, на 
счету которых числились крупные военные корабли, хотя главные успехи к 
германским лодкам в борьбе против британского торгового флота. О прорыве Прина 
в Скапа Флоу сложено неимоверное множество легенд, и уже почти никто не помнит, 
что он был четвёртым по результативности асом. Однако подумаем, сильно ли 
изменило обстановку на море уничтожение старого линкора «Ройял Оук»? Или 
гораздо большим ударом для англичан стало потопление 30 торговых судов? Мне 
всё-таки кажется, что первая потеря была не более чем звонкой пощёчиной, зато 
вторая – болезненным ударом.

Например, мало кто знает, что на счету командира U-331 барона фон Тизенгаузена 
кроме линкора «Барэм» числятся всего лишь 2 торговых судна. То есть, он был 
довольно скверным подводником, которому однажды крупно повезло. И таких 
командиров в германском флоте довольно много. Зато никому и ничего не говорят 
фамилии Эриха Топпа, Генриха Леман-Вилленброка, Герберта Шульце, занимающих 
первые строки в списке «королей тоннажа».

Наиболее противоречивой фигурой в этом плане является второй кавалер 
Бриллиантов капитан-лейтенант Альбрехт Бранди. Хотя он потопил пару небольших 
военных кораблей, на его счёту числятся всего 12 транспортов общим 
водоизмещением 31689 тонн, то есть он не достиг цифры, необходимой для 
награждения даже Рыцарским Крестом, не что уже Бриллиантами. Более того, свои 
Бриллианты он получил, уже списавшись на берег по болезни и занимая пост 
командующего подводными лодками Восточной Балтики, где у немцев осенью 1944 
года не было, да и просто не могло быть никаких успехов.

Второй причиной, по которой эта книга будет интересна российскому читателю, 
является то, что она знакомит с действиями германских лодок в Южной Атлантике и 
Индийском океане. До сих пор мы почти ничего об этом не знали. А ведь в одном 
только Индийском океане союзники потеряли почти миллион тонн торговых судов! То 
есть, в отличии от Первой Мировой войны, действия на этом отдалённом театре 
приобрели серьёзный размах. При этом действия германских лодок имели довольно 
специфический характер, резко отличающийся от операций в Северной Атлантике, и 
автор подробно рассказывает нам, как всё это происходило.

Наибольший интерес представляют заключительные главы, где рассказывается о 
гибели Вольфганга Люта. В ней таится нечто мистическое. Наверное, можно считать 
символической гибель кавалера высшей военной награды Рейха через неделю после 
капитуляции Германии. Это ещё раз доказывает, что в реальной истории могут 
случаться сюжеты не менее эффектные, чем в романах Александра Дюма.

При чтении книги не раз возникает вопрос о достоверности рапортов командиров 
германских лодок. Не следует ломиться в открытые ворота и доказывать, что эти 
рапорты расходятся с истиной. Это аксиома, не требующая доказательств. Другое 
дело, что чаще всего такие расхождения не слишком велики. Как правило, они не 
превышают 20 процентов. Гораздо любопытнее другое – количество нейтральных 
судов, потопленных германскими подводными лодками. Например, у того же Люта, 
нейтральный тоннаж составляет едва ли не четверть общей цифры. При этом во 
многих случаях он совершенно сознательно топил нейтральное судно. Наиболее 
показателен в этом отношении случай со шведским пароходом «Сицилия».

Я полагаю, что эта книга заинтересует любителей военной истории, да и не только 
их, потому что написана она довольно интересно и красочно, хотя и не без 
небольших фактических погрешностей.




Предисловие


Нам, людям поколения Люта, пришлось прожить две жизни. В первой жизни мы были 
беспечными и отчаянными. После сокрушительного падения, подобного падению Икара,
 мы стали замкнутыми, зажатыми и запутавшимися. Мы пережили падение, но должны 
разделить ответственность за него. Мы все ещё пытаемся понять, почему так 
случилось.

Вольфганг Лют ушёл во мрак вместе с нами. Я видел его во время нашего 
последнего разговора незадолго до его смерти. «Его щеки ввалились, а глаза 
запали», как у одной из фигур на картине Родена «Жители Кале». Измождённые 
после нескольких лет осады, с верёвками на шее, готовые безоговорочно сдаться 
на милость безжалостного победителя.

Лют, подобно рыцарю Парсифалю, погиб совсем молодым, но его поведение и заслуги 
принесли ему уважение его матросов и признание всего мира. Подобно Парсифалю, 
он жил в гармонии со своими нравственными принципами, нормами и правилами 
поведения, которые диктовало его социальное и политическое окружение. Верность, 
отвага, честь, страна были опорными столпами его жизни. Вокруг этих понятий 
сложились мифы, начиная с «Илиады» и «Саги о Нибелунгах» и кончая «Корнетом» 
Рильке. Эти слова воплотились в герое, который сражался за них, рискуя жизнью, 
который ошибался и страдал, однако сохранил свою веру. Это был Парсифаль, 
рыцарь и герой.

Лют не был рыцарем, сошедшим с гравюр Дюрера в сопровождении Смерти и Сатаны. 
Он не видел зла, заключённого в политической системе Германии, ради которой он 
жил и рисковал жизнью, её безумной гордыни, извращённых добродетелей и 
ценностей. Он не видел, что большая часть традиционных ценностей ушла в прошлое 
и погибла. Он не видел, что его страна идёт сомнительным путём, и её будущее 
туманно, так же, как его собственное.

Точно так же на многих идеях, о которых он говорил и писал, особенно 
относительно проблем командования, лежит печать обстоятельств, в них виден дух 
времени.

Стиль руководства Люта был сформирован обстоятельствами, которые никак нельзя 
назвать типичными для подводной войны. Его долгие походы в дальние моря 
занимали от 2 до 7 месяцев. На борту лодки царила монотонная рутина. Он 
добивался больших, но относительно лёгких успехов. Его опыт резко отличался от 
опыта командиров, которые сражались в ужасных битвах, бушевавших в Северной 
Атлантике, где средний срок жизни подводника не превышал 4 месяцев.

Этот стиль, сформулированный Лютом в его лекции «Проблемы руководства», 
гармонично вписывался в политическую систему. Поэтому лекция получила статус 
идеологического руководства. Её вес почти сравнялся со значением кодекса чести 
в германской военно-морской академии, начальником которой Лют стал.

Так как мы знаем политические реалии того времени, то мы вправе спросить себя: 
а можно ли его слова воспринимать сегодня так же, как тогда? Получается 
примерно так же, как при попытке взглянуть в калейдоскоп, когда перед глазами 
переливается разноцветная подвижная мозаика. Разноцветные камешки представляют 
собой основные добродетели Люта, его ум, скромность, отвагу, справедливость. Но 
когда калейдоскоп поворачивается, перед глазами предстаёт иная картина. Камешки 
те же самые, но производят они совсем другое впечатление. Окружающий фон 
сменился, и изменилась картинка.

Человечество всегда жило в ожидании апокалипсиса, судного дня. Многоглавые 
чудища земных недр и морских пучин давно рвутся наружу, но узда ядерной энергии 
подтащила их совсем вплотную. Вместо Парсифаля, идеального рыцаря, мы имеем 
логика, чистого мыслителя, который должен вести своих людей хладнокровно и умно,
 сохраняя самообладание.

Из опыта своего знакомства с Вольфгангом Лютом, прибалтом и пруссаком, а потому 
человеком воинственным, хотя и дисциплинированным, я могу сделать вывод, что он 
пошёл бы именно этим путём, если бы судьба была к нему благосклоннее, и он 
остался жив.

Эрих Топп

Контр-адмирал в отставке




Введение


Битва за Атлантику – это серия столкновений между флотом союзников и 
германскими подводными лодками. Она велась, в основном, на морских 
коммуникациях в Атлантическом океане и шла без перерыва с первого дня войны до 
последнего. 3 сентября 1939 года командир U-30 Фриц-Юлиус Лемп потопил 
британский пассажирский лайнер «Атения». 7 мая 1945 года бомбардировщики 
Королевских ВВС у западных берегов Норвегии отправили на дно U-320.[1 - 
Последней германской лодкой, потопленной во Второй Мировой войне, стала U-2365, 
уничтоженная британской авиацией на подходах к Кристиансанду 8 мая 1945 года. 
Прим. пер.] В промежутке между этими событиями германские лодки потопили около 
2800 торговых судов союзников общим водоизмещением около 14 миллионов тонн.

Николас Монсаррат писал: «Пока немцы не были разбиты, они с энтузиазмом рвались 
к мировому господству, всем сердцем преданные чудовищной тирании, которая, не 
будь она уничтожена, на много поколений лишила бы человечество свободы. И самые 
худшие из добровольных служителей мирового рабства воевали на германских 
подводных лодках». Половина мира согласна с этим резким заявлением.

Однако германских подводников нельзя воспринимать столь однозначно. И потому не 
удивительно, что сегодня существуют различные мнения о германском подводном 
флоте. Часть людей смотрит на немецких подводников как на героев. Другие 
считают их современными пиратами. Сегодня, через 50 лет после того как 
подводные лодки потопили последнее торговое судно, возобладало мнение, что 
подводникам пришлось выполнять грязную работу, но они сделали её хорошо. 
Британский капитан 1 ранга Ричард Комптон-Хэлл пишет: «Любая война – это 
убийство. Такова её сущность. И подводники особенно преуспели в разрушении и, 
как неизбежное следствие, – в смерти. Немцы, проигравшие обе мировые войны, 
увидели, что редкие нарушения морских законов их подводниками были выявлены и 
наказаны. Тогда как победившие союзники даже не искали свои нарушения. Однако 
убеждённость в том, что между действиями германских подводников и подводников 
союзных флотов имеется существенная разница, совершенно несостоятельна и 
несправедлива».

Наиболее удачливым и, вероятно, самым известным подводником Второй Мировой 
войны стал Отто Кречмер, который в течение 18 месяцев потопил транспорты 
союзников общим водоизмещением более четверти миллиона тонн. Следом за ним идёт 
капитан 1 ранга Вольфганг Лют. Он сумел потопить примерно 50 судов 
водоизмещением 230000 тонн. За время войны Лют совершил 16 походов на 4 лодках, 
и его последний поход длился 203 дня. Он был одним из двух офицеров Кригсмарине,
 получивших высшую награду Рейха за храбрость – Рыцарский Крест с Бриллиантами. 
После этого в августе 1944 года Лют стал начальником германской военно-морской 
академии в возрасте всего 30 лет. Он стал самым молодым капитаном 1 ранга в 
германском флоте.

Вольфганг Лют хорошо делал свою грязную работу. Но, если говорить строго, 
когда-то он делал своё дело хорошо, а когда-то – не очень. За впечатляющими 
цифрами военных достижений стояла загадочная и противоречивая фигура. Этот 
человек сочетал в себе многие достоинства и многие недостатки. Он стал 
олицетворением парадоксальной карьеры многих командиров подводных лодок, 
которых выдвинул фашистский режим, и которому они служили верой и правдой.

Я хочу вас предупредить: вам может не понравиться книга о Люте. Он был фашистом.
 Он заявлял об этом громко и часто. Временами он был щепетильным и мелочным, 
порой даже жестоким. Его лучший друг, служивший вместе с ним, даже заявил 
как-то, что Лют не имел понятия о жалости. Поэтому его совершенно не 
интересовала судьба команды потопленного судна.

Лют имел одно замечательное качество. Не храбрость, не блеск, другое: он 
заботился о своих людях. Он следил за ними, как строгий, но доброжелательный 
отец немецкого семейства. И его забота не ограничивалась временем службы на 
лодке. С момента прибытия моряка на борт корабля и до последнего дня войны, где 
бы он ни был, что бы он ни делал, что бы он ни натворил, моряк всегда оставался 
под присмотром и опекой капитана 1 ранга Вольфганга Люта.

В результате создаётся противоречивое сочетание добродетелей и дурной славы, 
которое вряд ли изменит эта книга. История так и не решила для себя, кем именно 
был Вольфганг Лют – хорошим или плохим, героем или негодяем, да и вообще, 
заслуживает ли он упоминания на скрижалях.

Я полагаю, да. А дальше – решайте сами.




Глава 1

Подготовка


Раннее весеннее утро в Северной Атлантике. Ещё слишком темно, и не видно ничего,
 кроме моря и туч. Гладкая чёрная поверхность чуть поблёскивает, отражая 
блеклую луну. Сквозь рваные серые тучи виднеются редкие звёзды. И самое главное 
– холодно, чертовски холодно.

U-43 покинула порт 4 дня назад. Четверо наблюдателей, позёвывая, внимательно 
оглядывают горизонт. Они устали и промокли, однако вахта ещё не закончена. Им 
некогда любоваться красотами ночного моря, от них требуется вовремя заметить 
судно. А в небе наблюдателей интересуют не облака и птицы, а вражеские 
бомбардировщики. В 1941 году на просторах Атлантики развернулась грандиозная 
битва. Они были охотниками, но одновременно они же были и дичью.

«Корабль! – внезапно крикнул один из них. – Слева по борту, 6 румбов к осту». 
Он вытянул руку, и трое остальных наблюдателей повернулись туда же. «Вижу», – 
подтвердил один из вахтенных, присвистнув от удивления. Это был не танкер и не 
грязный старый трэмп, а большая трёхмачтовая шхуна, идущая под всеми парусами. 
Он объявил тревогу.

Почти тут же на мостике появился ещё один человек в грязной белой фуражке и с 
сигарой во рту. «Gut! – бросил он, хлопнув сигнальщика по спине и внимательно 
глядя туда, куда указывал парень. – Что ты мне приготовил?»

Вахтенный гордо улыбнулся. «Парусное судно, Herr Kapitan». Вольфганг Лют поднял 
свой бинокль. Парусник беззвучно выплывал из темноты, словно призрак. «Около 
мили, – проворчал Лют, жуя сигару, – прекрасно».

Вслед за командиром на мостик поднялись ещё двое офицеров. Второй вахтенный 
офицер Ханс-Иоахим Швантке, увидев шхуну, подтвердил: «Красивое судно». Вторым 
офицером был стажёр, исполнявший обязанности командира лишь в одном походе. Он 
спросил, стоит ли топить шхуну.

«Разумеется, – нетерпеливо ответил Лют. – Однако она не стоит торпеды. Швантке, 
вызывайте артиллеристов. Всех. Беккера тоже сюда. Пусть хоть во что-то 
постреляет».

Приказ был отдан, и тотчас внизу загрохотали сапоги. Вслед за этим на мостике 
появились артиллеристы. Они торопливо спускаются по трапу к орудиям, на ходу 
застёгивая спасательные жилеты и пристёгивая страховочные лини. Из погребов 
достают ящики с патронами и передают их в центральный пост. Моряки выстраивают 
живую цепочку из поста на мостик и вниз к орудиям, передавая ящики из рук в 
руки. Вахта на мостике удвоена. Появляются артиллерийский офицер Рихард Беккер 
и рулевой обер-маат Теодор Петерсен. На шее Беккера висит бинокль, чтобы лучше 
видеть всплески и корректировать огонь; Петерсен несёт мегафон, чтобы 
передавать приказы Беккера артиллеристам.

Парусник безмятежно ждёт. Теперь его и лодку разделяют не больше 500 метров. 
«Смотрите, – сказал Лют стоящему рядом стажёру. – Я сейчас прикажу открыть 
огонь, и тогда я не позавидую тем, кто на шхуне». Лют впился взглядом в шхуну, 
не обращая внимания на ящики со снарядами, плывущие вокруг его ног.

«Приготовиться открыть огонь!» – крикнул Беккер с мостика.

Лют не сводил глаз с парусника. Он немного помедлил и крикнул: «Пли!»

105-мм орудие, установленное на носу лодки, с грохотом выплюнуло язык пламени, 
послав снаряд в парусник. Первый выстрел дал недолёт, а потом случилась осечка. 
«Проклятье!» – прошипел Беккер. 20-мм автомат на мостике вообще не стрелял. 
«Сырые боеприпасы», – коротко бросил кто-то.

В полной тишине U-43 медленно подходила всё ближе к своей добыче. Новый ящик с 
20-мм патронами был передан по цепочке. С грубейшими нарушениями всех правил 
дефектный снаряд был извлечён из носового орудия и выброшен за борт. Снова 
лязгнул замок.

«Приготовиться», – скомандовал Беккер, на сей раз не так громко.

Снова рявкнуло 105-мм орудие, и тут же отрывистые удары и треск напомнили о 
существовании двух кормовых орудий. Открыли огонь 20-мм автомат на мостике и 
37-мм зенитка на палубе позади рубки. Артиллеристы U-43 уже устали, но 
пристрелялись довольно быстро. Шхуна буквально возвышалась у них над головами, 
и первый же снаряд попал в штурманскую рубку. Взлетел клубок дыма, и она 
исчезла.

Теперь обречённый парусник ожил. Из заполненных дымом отсеков хлынули люди. 
«Смотрите, они пытаются спустить шлюпки!» – крикнул кто-то на мостике. После 
третьего попадания на палубе шхуны начался пожар. Огонь быстро охватил мачты и 
снасти. С каждым новым попаданием языки пламени вздымались все выше.

Экипаж судна даже не попытался спасти его. Две спасательные шлюпки под градом 
головешек и пепла поспешно отвалили, взбивая вёслами оранжевые волны. Столб 
дыма поднялся над горящей шхуной и упёрся в низкие облака. Через несколько 
минут кто-то пробормотал: «Фок-мачта готова… Бизань тоже…»

«Словно Летучий Голландец», – нервно заметил стажёр, но Лют не слышал его. Как 
раз в этот момент большая волна прокатилась по палубе лодки, чуть не захлестнув 
рубку. Когда она схлынула, смолк и грохот всех трёх орудий U-43. Повернувшись к 
105-мм орудию, Лют увидел, что возле него никого нет. Волна смыла одного из 
артиллеристов за борт, и он висел на страховочном лине, в то время как 
остальные пытались втащить его обратно на палубу.

«Какого чёрта вы делаете?! – завопил Лют, брызгая слюной. Он указал пальцем на 
пылающий парусник. – Продолжайте огонь, а этот ублюдок пусть плавает!»

«Но ведь это один из наших, герр капитан», – поспешно сказал Швантке.

Артиллеристы втащили своего товарища на палубу и бросились по местам. Орудие 
возобновило стрельбу, каждую минуту посылая в цель новый снаряд. Фугасные 
снаряды чередовались с зажигательными. Кормовые орудия тоже продолжили 
лихорадочную пальбу.

Так продолжалось почти час. Артиллеристы взмокли, у них ныли спины и болели 
руки. Теперь парусник горел до самой ватерлинии, разбитый корпус извергал клубы 
дыма. Судно умирало. Спустя некоторое время шхуна плавно повалилась на борт. 
Однако артиллеристы Люта продолжали всаживать снаряд за снарядом в искорёженный 
пылающий остов. Лют молча наслаждался редким зрелищем.

Всё, что происходило с Вольфгангом Лютом в последние 6 лет жизни, которые 
пришлись на военные годы, прекрасно известно. Горящий парусник словно бы 
осветил эти события. Но первые 20 лет жизни подводника окутаны дымкой. «Я 
родился 15 октября 1913 года в Риге в семье Августа Люта. Во время войны я 
вместе с матерью и 4 остальными детьми жил в Бреслау, тогда как мой отец был 
сослан в Сибирь. В 1921 году мы вернулись в Ригу. Там я учился и закончил 
германскую старшую школу. В начале 1933 года я поступил на службу в германский 
ВМФ. В конце 1936 года мне было присвоено звание лейтенанта флота, а в 1937 
году я был переведён на подводные лодки в качестве вахтенного офицера…» Эта 
короткая запись была сделана в 1942 году, Лют полагал, что всё остальное не 
заслуживает упоминания. Мы мало что можем к этому добавить. Лют был четвёртым и 
самым младшим сыном Августа и Эльфриды Лют. Его отец был мелким 
предпринимателем и владел небольшой фабрикой, выпускавшей изделия из тонкого 
трикотажа. Его дед Фридрих, именем которого была названа фирма, перебрался на 
восток из Любека в середине XIX века и основал дело. Среди заказчиков Августа 
Люта была и Российская Императорская Армия. Тем не менее, Август Лют был сослан 
в Сибирь, а его семья на 7 лет была отправлена в Бреслау.

С момента возвращения в 1921 году и до дня поступления Вольфганга Люта на 
службу в ВМФ в 1933 году, он жил в Риге. В 1927 году он закончил местную 
гимназию, а в 1929 году получил аттестат зрелости – эквивалент диплома старшей 
школы. В 1931 году Лют поступил в престижный институт Готфрида Гердера на 
специальность «правоведение». Казалось, его ждёт успешная карьера. Но 1 апреля 
1933 года, всего через 2 месяца после того, как Адольф Гитлер стал 
рейхсканцлером Германии, Лют бросает институт и поступает на службу в 
Рейхсмарине.

В этот день он прибывает в Штральзунд на побережье Балтийского моря недалеко от 
датской границы. В качестве новобранца Люта направляют на маленький островок 
Денхольм для прохождения начальной военной подготовки. Штральзунд являлся 
первой ступенькой в отлично налаженной системе подготовки офицеров германского 
флота. Лишь самые лучшие могли преодолеть её, чтобы взобраться на следующую.

Три месяца учёбы в Штральзунде были очень тяжёлыми, с новобранцами обращались в 
лучших (или худших?) традициях строевой муштры. Пока они считались обычными 
пехотинцами: носили серые шинели, сапоги и каски и были вооружены винтовками. 
Надо заметить, что все будущие моряки, как новобранцы, так и старослужащие, в 
германских вооружённых силах числились солдатами. Они жили в казармах, 
маршировали на строевом плацу, совершали марш-броски, преодолевали полосу 
препятствий под замысловатую ругань инструкторов. До завершения курса начальной 
подготовки новобранцам даже не разрешалось надевать флотскую форму. Вольфганг 
Лют выдержал это испытание.

После Штральзунда шли три месяца парусной практики. Лют был направлен на 
учебный корабль Рейхсмарине «Горх Фок». Было бы интересно побольше узнать об 
этом периоде жизни Люта, ведь плавание на парусном корабле становится чем-то 
таким, что не забывается до конца жизни. Именно в это время закладывается 
основа будущей карьеры. К сожалению, не сохранилось никаких свидетельств службы 
Люта на «Горх Фоке» или в Штральзунде. Все документы либо затерялись, либо 
погибли в годы войны.

Чтобы представить себе молодого моряка Вольфганга Люта, нужно обратиться к 
неофициальным источникам информации. Скорее всего, он выглядел так же, как на 
более поздних фотографиях. Он был среднего роста, хорошо сложён, имел голубые 
глаза и довольно крупный нос. Вероятно, в юности у него на голове было побольше 
волос, но за время войны он облысел, сохранив лишь венчик вокруг макушки, что 
сильно напоминало тонзуру монаха. Когда он улыбался, становилась видна большая 
щель между верхними резцами. Борода, которую он отпускал во время боевых 
походов, росла вокруг нижней челюсти, не поднимаясь на щёки. Он имел внешность 
скорее запоминающуюся, чем приятную. Однажды на лекции по расовой теории Люту 
сказали, что его продолговатый череп и черты лица свидетельствуют о 
принадлежности к баварской знати. Это здорово его рассмешило.

Несколько бывших членов «Команды 33»[2 - Набор 1933 года. Прим. пер.] помнят 
Люта молодым человеком. Юрген Эстен, также удачливый командир подводной лодки, 
помнит его спокойным, почти интровертом. Лют не принадлежал к весельчакам, хотя 
и не был лишён чувства юмора. «Лют был родом из Прибалтики», – не задумываясь, 
сказал Эстен, словно место рождения могло определить внешность и характер Люта. 
А может быть, действительно могло?

Рига была крупным балтийским портом, через неё шла за границу основная масса 
русского леса и мехов. Ежедневно её покидало множество торговых кораблей, и 
столько же приходили в порт. Немцы обосновались в Риге ещё во времена 
Тевтонского Ордена. Именно они превратили Ригу в торговый центр четыре века 
спустя. К 1913 году немецкая община составляла значительную часть населения 
Риги.

Рига также являлась столицей Латвии, маленькой балтийской провинции клонящейся 
к упадку огромной Российской империи. Когда в 1913 году родился Лют, Россия 
праздновала 300-летие правления дома Романовых. Но последние 50 лет стали 
тяжёлым испытанием для балтийских провинций вообще и немецкой колонии в Риге в 
частности. Фридрих Лют прибыл в Ригу, когда царь Александр III начал проводить 
политику русификации, которая заключалась в поиске и уничтожении всего, что 
было чуждо русским традициям и культуре. Хотя Латвия и две другие балтийские 
провинции – Литва и Эстония – в ходе Гражданской войны добились независимости, 
гонения против немцев не прекратились. Просто старая политика русификации 
сменилась новой политикой «латвиизации». Она проводилась в более мягких формах, 
но преследовала те же цели.

Большое число прибалтийских немцев, в том числе семья Лютов, всё-таки решили 
остаться. Однако жизнь немецкой общины в Риге, напоминавшая жизнь в осаждённой 
крепости, не могла не наложить отпечаток на характер юноши, а Вольфганг Лют 
тогда был очень молод. С этим соглашается большинство знавших его, и его 
прибалтийское происхождение неизменно всплывает при разговорах о Люте. Может 
быть, именно этим объясняется его искренне восприятие идей национал-социализма.

Детство Люта совпало с радикальными переменами в Германии. Старая империя 
рухнула, сметённая Первой Мировой войной. Германия потерпела поражение в бою и 
была унижена условиями мирного договора. Непомерные репарации разоряли её, но 
страна была вынуждена платить. Старая империя оказалась раздроблённой, и многие 
её жители, не покинув родных мест, оказались за границей, в чужих и зачастую 
враждебных государствах. Республиканские лидеры послевоенной Германии пытались 
возродить развеянную национальную гордость и единство нации, но потерпели 
неудачу. Когда Лют поступил на факультет правоведения, Германия уже склонялась 
к национал-социализму. И он, и вся страна спустя некоторое время оказались 
готовы воспринять его доктрины.

Национал-социализм поднял знамя объединения германской нации, создания 
мифической Великой Германии, в которой будут жить все истинные немцы, и которая 
будет очищена от всяких меньшинств, нежелательных элементов и не-немцев. В 
такую империю предполагалось включить немецко-говорящие области Восточной 
Европы. Те страны, на территории которых немцы подвергались гонениям, например, 
Латвия и, разумеется, СССР, ждало возмездие. Национал-социализм предлагал 
отречься от позорных условий Версальского договора, несправедливость которого 
была всем очевидна, и от которого страдали немцы не только в пределах 
Фатерланда, но и за его границами.

Ясно, что разные члены семьи Августа Люта восприняли новую доктрину с разной 
степенью энтузиазма. Сам Вольфганг отдался национал-социализму всей душой, что 
видно из его писем. И, вероятно, нельзя считать простым совпадением то, что он 
поступил на военную службу сразу после формирования национал-социалистического 
правительства Германии.

После завершения учёбы на «Горх Фоке» Лют был переведён на лёгкий крейсер 
«Карлсруэ». На этом учебном корабле новобранцы Рейхсмарине, наконец, 
превращались в настоящих моряков. Там они должны были хлебнуть «изнанки 
флотской жизни», чтобы лучше понимать тех, кем им предстоит командовать. Для 
будущих офицеров это считалось совершенно необходимым. Лют прибыл на крейсер 23 
сентября 1933 года сразу после получения звания кадета. С октября 1933 по июнь 
1934 года он вместе со своими товарищами драил палубу и чистил медяшку, пока 
«Карлсруэ» огибал земной шар. Крейсер покинул Германию, прошёл Гибралтарским 
проливом, пересёк Средиземное море, посетил Аден, Калькутту, Брисбен, Гонолулу, 
Бостон.

Плавание на борту «Карлсруэ» стало настоящей школой жизни для Вольфгагнга Люта. 
За эти 8 месяцев он посетил множество портов, встречался лицом к лицу со своими 
будущими врагами – с людьми, которые относились к нему вполне дружелюбно; 
которые тоже имели семьи; которые так же, как и он, готовились умирать. В одной 
из неопубликованных рукописей из архива Кригсмарине, описывающей подготовку 
германских морских офицеров, даётся такая характеристика кругосветных походов 
германских кораблей: «В глазах других наций, оторванный от своей собственной, 
молодой моряк является представителем своего народа. Он знает, что о его стране 
будут судить по нему, поэтому он с самого начала проникается сознанием 
необходимости строжайшей самодисциплины и повышенного чувства личной 
ответственности. Впечатления, которые он получает от знакомства с иными 
странами и народами, учат его смотреть на свою собственную страну с ещё большей 
любовью».

«Карлсруэ» вернулся в Германию 6 июня 1934 года, а вскоре после этого «Команде 
33» пришлось сдавать экзамены. Те, кто провалился, были отчислены, те, кто 
выдержал, получили звание гардемарина[3 - Вероятно, речь идёт о звании фенриха. 
Прим. пер.] и были направлены в морское училище, чтобы стать настоящими 
офицерами.

Морское училище в Мюрвике, где будущие офицеры Рейхсмарине завершали обучение, 
было почти мистическим местом. Моряки называли его Красный Замок у моря или 
просто «Mutterhaus».[4 - Материнский дом. Пер. с нем.] Один германский адмирал 
после войны писал: «Это место, где воинское искусство можно найти в чистом виде,
 где любая военная идея используется как средство обучения. Его воздействие, 
его влияние на германский флот просто безгранично, так как оно является первым 
и самым важным источником обучения офицера. Поскольку каждый офицер прошёл 
через него, он будет командовать именно так, как его научили здесь».[5 - Чтобы 
лучше ознакомиться с жизнью и бытом Мюрвика, можно прочитать прекрасную книгу Г.
 Грюммера «Скитания», Москва, Воениздат, 1982 г. Прим. пер.]

Здание красного кирпича и часовая башня Мюрвика возвышаются на подходах к 
гавани Фленсбурга на восточной берегу Ютландского полуострова. Название 
«Мюрвик» происходит от маленького пригорода Фленсбурга, расположенного за 
городскими воротами. Это красивое и знаменитое здание было заложено лично 
кайзером в 1910 году. Хотя Вильгельм II был человеком легкомысленным и 
поверхностным, он прекрасно осознавал необходимость для Германии иметь сильный 
флот и отлично подготовленный офицерский корпус. Интерьер главного здания 
напоминает музей: экспонаты в стеклянных витринах, бюсты, картины, флаги и 
знамёна, прочие реликвии славных дней. Есть мемориальный зал, где увековечена 
память героев и погибших кораблей германского флота. В то же время излишества 
отсутствуют. Белоснежные залы и комнаты напоминают отсеки корабля, их 
спартанская обстановка ничем не отличается от кораблей, на которых предстоит 
служить выпускникам училища.

Вольфганг Лют прибыл в Мюрвик в июне 1934 года. Ему предстояли 9 месяцев 
изучения стратегии и тактики, морского дела и навигации, судовой инженерии, 
артиллерии и военно-морской истории. Кроме этих предметов преподавались 
верховая езда, фехтование, гимнастика, яхтенный спорт, стрелковое дело, этикет, 
правила морской вежливости и традиции – словом, всё то, что было необходимо 
воину, офицеру и джентльмену.

В апреле 1935 года, через месяц после того как Адольф Гитлер официально 
разорвал Версальский договор, Лют завершил учебный курс в Мюрвике и был 
направлен для прохождения Offiziershauptpr?fung – последней стажировки, которая 
не только позволит оценить его знания, но и определит первое звание на службе. 
За ней последовала серия специальных курсов – торпедной стрельбы, 
противолодочного оружия, береговой артиллерии. И лишь затем учёба завершилась, 
и Лют был направлен на флот.

В декабре 1935 года Лют прибыл на лёгкий крейсер «Кенигсберг». Он ещё не имеет 
офицерского звания. Офицеры корабля, на котором он будет служить, понаблюдав за 
кандидатом, должны решить – достоин ли он офицерских погон. В течение 10 
месяцев Лют исполнял на «Кенигсберге» офицерские обязанности, и лишь после 
этого получил звание лейтенанта флота.

В списке судовой команды он числился с ноября 1936 года как один из строевых 
офицеров, но без указания конкретной должности. По словам Эрнста Бауэра, 
который служил на «Кенигсберге» вместе с Лютом, тот был командиром дивизиона и 
FLAK-Leiter, то есть командовал одной или несколькими зенитными башнями 
«Кенигсберга».[6 - Не слишком понятно, о чём говорит автор. До 1940 года 
«Кенигсберг» имел 2 одиночных 88-мм зенитных орудия, не считая 37-мм автоматов. 
Предположить, что зелёный лейтенантик стал сразу командиром зенитного дивизиона,
 трудно. Прим. пер.] В свете последующих событий мы можем предположить, что Лют 
вытянул счастливый билет.

Бауэр ничего не говорит о том, как Лют исполнял свои обязанности. И снова 
имеющиеся документы слишком скудны, поэтому приходится полагаться на сведения 
из вторых рук или домысливать имеющиеся данные. Первой действительно точной 
информацией о его службе является номер в списке выпускников. В октябре 1936 
года Лют заканчивает учёбу 32-м из 115 офицеров «Команды 33». При определении 
места в списке принимались во внимание многие факторы – результаты экзаменов, 
служба на кораблях и в училище, характеристики начальников – все это определяло 
звание и относительное старшинство. Этот номер являлся довольно точной оценкой 
прошлой службы офицера и его потенциала в будущем.

Если принять среднюю величину отсева в 30 %, мы можем предположить, что в 1933 
году вместе с Вольфгангом Лютом приняли присягу 160 человек. Среди них были и 
те, кому предстояло прославиться в годы войны. Большая часть стала 
асами-подводниками: Эрнст Бауэр, Гюнтер Хейдеманн, Ганс Иениш, Юрген Эстен и 
Герберт Вольфхарт. Ещё несколько человек стали известны благодаря 
исключительным обстоятельствам. Например, Герд Сурен стал первым 
инженер-механиком германского подводного флота, награждённым Рыцарским Крестом. 
Часть офицеров носила громкие фамилии: фон Штюльпнагель, фон Трота, 
Людде-Нойрат.

Эти люди стали известны. Зато большинство остальных не оставило после себя 
ничего, кроме имён: Марш, Бальцер, Линдер, Оттен, Клюг. Лишь короткие фамилии в 
списках напоминают о честолюбивых новобранцах. Эти списки ещё раз подтверждают, 
как неуловима и непостоянна слава. 90 % «Команды 33» канули в мрак 
неизвестности. А ведь Марш закончил курс первым, Бальцер – вторым… Зато 
Вольфганг Лют едва зацепился за первую треть списка, а Эрнст Бауэр, вероятно, 
второй по известности выпускник «Команды 33», оказался вообще 51-м.

Когда в 1934 году «Карлсруэ» покинул гавань Киля, чтобы отправиться в 
кругосветное плавание, он произвёл небольшой фурор, так как на гафеле крейсера 
развевался новый красно-белый флаг с чёрной свастикой. Судя по всему, капитан 
поднял его по собственной инициативе.[7 - Ещё одно свидетельство наивности 
автора книги. «Собственная инициатива» командира военного корабля в вопросе 
выбора флага?! И такое говорит выпускник военно-морской академии?! Или, 
американский капитан может «по собственной инициативе» поднять на атомном 
авианосце занзибарский флаг? Прим. пер.]

Этот флаг вскоре станет подлинным символом зла и предвестником смерти. Простой 
кусок ткани заслужит такую ненависть, которой ещё не знало человечество за всю 
свою историю. Но в 1934 году фашистский флаг ещё не вызывал подобных ассоциаций.
 Наоборот, для немцев он был славным символом победы. Подняв свастику, 
«Карлсруэ» во всеуслышанье заявил о возрождении германского флота.

Когда в 1933 году Вольфганг Лют был зачислен в ряды Рейхсмарине, германский 
флот был просто мизерным по сравнению с флотами прежних врагов Германии. Гордый 
Императорский Флот, разбивший британский Королевский Флот в сражении у берегов 
Ютландии в 1916 году, больше не существовал.[8 - Тоже довольно смелая оценка 
итогов Ютландской битвы. Прим. пер.] Он скончался в Скапа Флоу.[В конце Первой 
Мировой войны корабли германского флота были затоплены собственными экипажами, 
так как это была единственная благородная альтернатива сдаче. Реакция 
Великобритании на этот акт сначала была враждебной, что вполне объяснимо. Но 
постепенно люди начали смотреть на затопление германского флота как на 
«правильный поступок» в сложившихся обстоятельствах. Вероятно, в подобных 
обстоятельствах Королевский Флот поступил бы точно так же. Прим. авт.

Не могу удержаться от комментария. Сдача германского флота была беспримерным 
позором в военно-морской истории. Даже русская эскадра в Порт-Артуре в 1904 
году всё-таки была уничтожена японской артиллерией. Представить себе британский 
флот в подобной ситуации просто немыслимо. Да и с оценкой «славного деяния» 
тоже нельзя согласиться. В свидетели мы призовём Адольфа Гитлера: «Затопление 
кораблей в Скапа Флоу не делает чести германскому флоту». Прим. пер.] Флот 
Веймарской республики, детище Версальского договора, иначе как гнилой подпоркой 
назвать трудно. Условия договора позволяли Германии иметь 6 броненосцев и 6 
малых крейсеров, которые можно было заменить новыми такими же маленькими 
кораблями. Вся морская авиация была уничтожена. Германии было позволено иметь 
какое-то количество малых кораблей и ни одной подводной лодки. Союзники 
прекрасно помнили, что неограниченная подводная война против торгового флота 
Великобритании и её союзников едва не принесла Германии победу. Таковы были 
договорные ограничения. Однако они пока что были не столь важны, так как 
финансовое состояние Германии не позволяло ей содержать даже такой флот. Но 
здесь присутствовал психологический фактор. Императорский Флот прожил короткую, 
но славную жизнь. Многие эпизоды морской войны служили источником гордости для 
ветеранов Первой Мировой. Поэтому свастика, взвившаяся в 1934 году на мачте 
«Карлсруэ», стал сигналом к возрождению германского флота. В тот момент она 
смывала позор поражения и капитуляции, но позднее этот символ приобрёл совсем 
иное – зловещее значение.

В июне 1935 года Великобритания и Германия подписали англо-германски й морской 
договор. Он явился молчаливым признанием, того факта, что обе страны больше не 
признают ограничений Версальского договора. Договор позволял начать 
строительство крупных надводных кораблей, что отражало новое положение Германии.
 Договор также разрешал строительство подводных лодок.

Впрочем, они были уже фактически построены, оставалось лишь собрать готовые 
секции. Почти сразу после подписания договора была сформирована первая 
германская подводная флотилия, в состав которой вошли 6 малых лодок. Германский 
флот был переименован в Кригсмарине, и его командующий адмирал Эрих Редер 
назначил командиром подводной флотилии капитана 1 ранга Карла Деница, бывшего 
командира лёгкого крейсера «Эмден». К концу года в строй вошли 22 подводные 
лодки, и все они поступили под командование Деница. В 1935 году его должность 
называлась F?hrer der U-Boote (Командующий подводными лодками). В 1939 году 
Дениц становится Befelshaber der U-Boote – главнокомандующим подводными лодками.


Создание подводных сил под руководством Деница стало событием, которое 
окончательно определило карьеру и судьбу Люта. В феврале 1937 года он покидает 
«Карлсруэ» и переходит на службу в подводный флот. Никто не может сказать, 
почему он так поступил, вероятно, об этом его попросил Дениц. Он часто лично 
обращался к молодым офицерам с просьбой перейти в подводники и никогда не 
встречал отказа. Скорее всего, Лют поддался романтическому обаянию подводного 
флота. В те дни повсюду висели плакаты с изображениями молодых офицеров на 
новеньких сверкающих лодках с развевающимися вымпелами на перископах, над 
головой которых летели эскадрильи самолётов. Может быть, Лют охладел к 
«Кенигсбергу» и надводному флоту вообще. А может быть, он захотел пощекотать 
нервы неизвестной опасностью?

Но, каковы бы ни были причины, следствием стали ещё 17 месяцев учёбы. Сначала 
Лют провёл 9 месяцев – с апреля 1937 по январь 1938 года – в школе подводного 
плавания в Нойштадте (Гольштейн). Потом до мая он снова учился в торпедной 
школе. 1 июня 1938 года Лют получил звание обер-лейтенанта. Наконец, через 5 
лет после поступления на службу в Рейхсмарине, прослужив 3 года на кораблях и 
через 2 года после получения офицерского звания, в июле 1938 года Лют 
назначается вторым вахтенным офицером на U-27.

U-27 была первой из средних лодок серии VIIА.[9 - Автор ошибочно относит её к 
океанским лодкам, то есть явно путает с лодками серии IX или серии I. Иногда 
эти лодки всё-таки называют «самыми маленькими из океанских лодок», однако они 
являются прямым развитием прибрежных лодок типа UB-III, строившихся в годы 
Первой Мировой войны. Хотя «семёрки» и действовали в Атлантике, но всё-таки 
полноценными океанскими лодками не являлись. Прим. пер.] Немцы построили более 
600 лодок VII серии, и они стали наиболее многочисленными лодками Второй 
Мировой войны.[10 - «Более 600» – это мягко сказано. Всего было построено 704 
лодки серий VIIA – VIIF. Прим. пер.] Несомненно, что Лют быстро привык к 
специфическим условиям жизни на борту лодки – к тесноте, постоянному шуму, вони 
соляра, заплесневелой еды, пота и хлора. Сама жизнь была однообразной: вахта, 
еда, какой-никакой сон и снова вахта… Многие моряки считали такие условия 
ужасными, просто адскими, однако сам Дениц однажды написал: «Любой подводник 
чувствует себя богатым, как король, и ни за что не согласится поменяться 
местами с кем-либо».

Люди, с которыми Лют служил на лодке, принадлежали к особой породе, отличной от 
моряков надводного флота. Подводники страшно гордились своей службой, риском, 
которому подвергались, и неудобствами, которые испытывали. Они верили, что 
являются элитой Кригсмарине. Подводники были верны своей лодке и своим офицерам 
– если те этого заслуживали, – а нация, флот и Рейх отходили на второй план. 
Буквально за один день они могли либо принять молодого лейтенанта, вроде 
Вольфганга Люта, либо сломать его.

Летом и ранней осенью 1938 года Лют совершил 2 похода на U-27. Лодка 
патрулировала у берегов Испании. Так как там ещё полыхал пожар кровопролитной 
гражданской войны (в которой участвовала и Германия), эти походы оказались 
приближёнными к боевым. Свою первую награду – бронзовый Испанский Крест – Лют 
получил именно за эти походы на U-27.

Во время второго похода U-27 оказалась на волосок от участия в настоящей войне. 
В сентябре Адольф Гитлер потребовал, чтобы Германии позволили оккупировать 
Судетскую область Чехословакии, где проживало много немцев. Разразился 
международный кризис, и U-27 вместе с другими кораблями германского флота 
получила приказ приготовиться к началу военных действий.

Требование Гитлера вызвало шок у германского Верховного Командования. Никто не 
верил, что Великобритания и Франция будут безучастно взирать на происходящее, а 
уже тем более – что они отступят. В воздухе запахло войной, к которой Германия 
не была готова и которую никак не могла выиграть. Разумеется, германские 
генералы высказали свои сомнения Гитлеру, но случилось невероятное. Судеты были 
переданы Германии, и генералы только потеряли свой авторитет в глазах фюрера и 
укрепили его решимость не считаться с мнением военных. В целом, события 
сентября 1938 года пошли на пользу Кригсмарине и подводному флоту в особенности.


До Судетского кризиса Гитлер ещё не решил, числить ли ему Великобританию среди 
своих врагов. Он соблюдал условия англо-германского морского договора, и 
Кригсмарине ещё не достиг разрешённого ему предела.[11 - В действительности 
германские верфи были просто не в состоянии построить больше кораблей, чем 
разрешалось договором. Прим. авт.] Германский флот оставался ничтожно малым по 
сравнению с Королевским Флотом, и темпы его роста отставали от темпов 
расширения Вермахта и Люфтваффе. Но после окончания кризиса жребий был брошен. 
Гитлер сказал Редеру, что в будущем ждёт войны с Великобританией, но не ранее 
1944 года.

В результате в январе 1939 года была принята амбициозная кораблестроительная 
программа, названная «План Z». «План Z» предусматривал строительство флота, 
который мог дать Германии шансы на успех в случае конфликта, хотя и уступал по 
силе британскому. Предусматривалось строительство всех классов кораблей, резко 
увеличивался и подводный флот. К 1948 году в распоряжении Деница должны были 
оказаться почти 250 подводных лодок.

Но до 1948 года ещё оставалось 10 лет. «План Z» был долгосрочным мероприятием, 
предполагалось, что крупномасштабная война не начнётся, по крайней мере, ещё 5 
лет. Разумеется, если бы война началась раньше, флот оказался бы в сложной 
ситуации. Не лучшим было бы и положение нации. «Конец Германии», – меланхолично 
написал Дениц. Но Гитлер заверил Редера, что этого не произойдёт ни в коем 
случае.

Однако фюрер солгал. Ближе к концу 1939 года в воздухе отчётливо запахло 
порохом. Все понимали, что что-то должно случиться. Гитлер уверил себя в 
слабости и пассивности западных держав и совершал одну вылазку за другой. В 
марте Германия оккупировала Чехословакию. Это нарушало ранее подписанные 
договорённости, и вынудило Англию и Францию дать свои гарантии Польше, которая 
явно могла стать следующей жертвой Гитлера. В случае вторжения немцев в эту 
страну Великобритания и Франция брали обязательство объявить Германии войну.

В апреле Гитлер в одностороннем порядке расторг англо-германское морское 
соглашение. В августе Германия и Советский Союз подписали пакт о взаимном 
ненападении. Это известие потрясло весь мир.

Теперь начало войны было лишь вопросом времени, и всё это прекрасно понимали. 
Но лишь немногие знали, что война разразится в ближайшие дни, даже часы, и что 
вооружённые силы Рейха проводят мобилизацию, хотя германские лидеры продолжают 
кричать о прочном мире.

Вольфганг Лют не входил в число избранных, которым были известны день и час. 
Желал ли он войны или хотя бы считал её неизбежной – так и остаётся загадкой. 
Но чего он не знал наверняка – так это того, что грядущая война сделает его 
героем. И уж совершенно точно Лют не подозревал, что доживёт до конца войны и 
погибнет вместе с Германией уже после наступления мира.




Глава 2

Лиха беда начало


Вторник, 22 сентября 1914 года. В Европе бушует война.

Главные бои в этой войне происходили на суше. На море произошло несколько 
столкновений в добром старом викторианском стиле. Было потоплено несколько 
кораблей, но огромные флоты старались держать подальше один от другого, чтобы 
не подвергаться ненужному риску. Воды Северного моря, разделившие враждующие 
нации, спокойно плескались о берега.

В этот день 3 больших британских корабля патрулировали вдоль голландского 
побережья на Широких Четырнадцатых, рассекая невысокие серые гребни волн. Они 
шли медленно, идеально прямой кильватерной колонной, словно на учениях. Хотя 
эти корабли несли боевой дозор, они больше напоминали огромных тупых динозавров,
 медленно бредущих сквозь туман по доисторическому болоту, не подозревая, что 
уже появилась сила, которая вскоре отправит их в небытие.

Броненосные крейсера «Абукир», «Хог» и «Кресси» уже давно устарели и не могли 
действовать вместе с новейшими кораблями. Они должны были отправиться на слом, 
но пока что проводили свои последние дни, патрулируя в Северном море – подальше 
от опасных районов. Их экипажи состояли из пожилых резервистов и зелёных 
кадетов Осборнского морского колледжа. Война, противник и угроза атаки казались 
чем-то далёким и нереальным. Было утро, и большинство моряков думало только о 
завтраке. И когда случилось немыслимое, они успели только удивиться.

Около 6.00 вахта на мостике «Абукира» услышала взрыв и почувствовала, что их 
корабль накренился. Вскоре старый крейсер начал погружаться, выпрямившись на 
ровный киль. И тут из отсеков раздались беспорядочные крики. «Мина! Мы 
подорвались на мине!» «Котёл взорвался!» «Взорвался артпогреб и мы принимаем 
воду!»

В действительности это была торпеда германской подводной лодки U-9, которая 
скрывалась под водой чуть севернее британской эскадры. Её командир, молодой 
капитан-лейтенант Отто Веддинген, следил за тонущим кораблём в перископ. Это 
был первый поход Веддингена на U-9. Он вышел в море через день после своей 
свадьбы, желая «совершить что-нибудь, что позволит Императорскому Флоту 
сравняться со славными достижениями наших армейских братьев». Он ждал именно 
такой возможности.

«Хог» и «Кресси» приблизились к тонущему «Абукиру». Его экипаж покидал крейсер, 
сотни людей уже плавали в воде, ожидая шлюпок, которые подберут их. Веддинген 
не верил собственным глазам. Он позднее писал, что англичане просто играли в 
поддавки, ему даже не пришлось менять свою позицию. Веддинген пошёл в новую 
атаку, на сей раз на «Хог».

Трагедия этих 3 крейсеров заключалась в том, что их командиры смотрели на войну,
 как не некую игру, в которую играют по старым правилам. Одно из таких правил 
гласило, что нельзя атаковать корабль противника, занятый спасательными 
работами. «Абукир» тонул, и экипаж не знал – от мины или торпеды. Это был 
прекрасный удар, но, по мнению англичан, игра закончилась. Имелся победитель, 
имелся побеждённый. «Хог» и «Кресси» как бы находились вне игры.

Но теперь уже «Хог» получил 2 попадания в среднюю часть правого борта. Силой 
удара его чуть не выбросило из воды, экипажу «Кресси» показалось, что он встал 
на дыбы, как сильно пришпоренная лошадь, или внезапно распрямившаяся стальная 
пружина. На несколько минут крейсер замер неподвижно, а потом внезапно 
перевернулся, раздавив шлюпки левого борта и убив сотни моряков. Чёрный дым 
валил из огромной пробоины в его корпусе.

К этому времени «Абукир» уже перевернулся вверх дном, и голые люди отчаянно 
карабкались на обшитое красной медью днище, сверкающее на солнце. Теперь всем 
было ясно, что это торпедная атака. Однако «Кресси» стоял на месте, его шлюпки 
медленно выгребали, подбирая из воды моряков.

Экипаж крейсера приготовился к попаданию. Все люки были задраены, а 
водонепроницаемые двери закрыты. За борт были выброшены столы и скамейки, чтобы 
люди в воде могли хвататься за них. Экипаж по тогдашнему обычаю начал снимать 
одежду. Людям всюду мерещились перископы, и артиллеристы открыли беспорядочный 
огонь по воде. Один из снарядов попал в какой-то обломок, и матросы на палубе 
радостно завопили. Затем кто-то увидел перископ с противоположного борта. 
Позднее моряки утверждали, что видели 3 разных перископа, и одна лодка 
наверняка была потоплена. Но на самом деле никто не видел U-9 и никто её не 
топил. Пока англичане кричали и хлопали, Веддинген начал первый заход на 
«Кресси».

Корабль получил 2 попадания в носовую часть правого борта. Он перевернулся 
менее чем через 10 минут. Какое-то время перевернувшиеся 3 крейсера ещё 
держались на воде, а потом медленно, один за другим, затонули. Вскоре от 
патрульной эскадры ничего не осталось – 3 корабля затонули, унеся с собой более 
1500 моряков и кадетов.

Веддинген вернулся в Киль, так и не обнаруженный англичанами. Его встретили с 
королевскими почестями. Кайзер наградил его Железным Крестом, а экипаж U-9 
нарисовал большой Железный Крест на рубке лодки.

Веддинген погиб в море всего 6 месяцев спустя. Вскоре он превратился в легенду. 
Когда в 1935 и 1967 годах в строй вошли вторая и третья U-9 соответственно, на 
рубках обеих лодок был нарисован Железный Крест Отто Веддингена.

Знаменитая атака Веддингена возвестила о наступлении эры подводной войны. 
Потопление 3 старых броненосных крейсеров в принципе изменило саму природу 
войны. До этого похода подводные лодки рассматривались как любопытные игрушки, 
а подводная война казалась чем-то вроде легкомысленного спектакля. После него 
лодки превратились в самое опасное оружие морской войны. Подводная лодка вообще 
могла решить исход Первой Мировой войны, если бы её возможности были правильно 
оценены.

Веддинген стал первым асом-подводником. Подводники будут так же чествовать 
своих асов, как лётчики – своих, хотя, может быть, не столь открыто, потому что 
противник ненавидел подводников гораздо сильнее. Но всё равно будут чествовать. 
В ходе войны вслед за Веддингеном прославились очень многие. Мы назовём только 
Отто Харзинга, Вальтера Форстманна, Маккса Валентинера, Отто Штейнбринка, 
Вальтера Швигера (которые потопил «Лузитанию») и Лотара фон Арно де ля Перьера… 
Именно он потопил больше торговых судов, чем кто-либо ещё за всю историю 
морской войны. В годы Второй Мировой войны этот список пополнился десятками 
новых имён, среди которых был и командир U-38 капитан-лейтенант Генрих Либе.

24 октября 1938 года Вольфганг Лют прибыл на U-38. Он прослужил на этой лодке 
11 месяцев, именно здесь его и застало начало войны. Лют стал первым вахтенным 
офицером. Это означало повышенную ответственность и свидетельствовало о доверии 
командования. Если он не допустит ошибок, то со временем наверняка получит 
собственную лодку. Должность первого вахтенного офицера сравнима с должностью 
старшего помощника на других флотах. Судя по всему, уже в 1938 году Люта начали 
готовить к самостоятельному командованию. От него ждали, что он отточит все 
необходимые навыки. Хотя в мирное время офицеру на этой должности не слишком 
часто приходится действовать самостоятельно, во время войны он должен быть 
готов в любой момент взять на себя командование в случае ранения или гибели 
капитана. Первый вахтенный офицер одновременно является штурманом и торпедистом,
 но частенько Люта засасывала рутина канцелярских дел, которыми капитан не 
желал заниматься.

U-38 была крупнее, чем U-27. Это была настоящая океанская лодка серии IXА, 
имевшая водоизмещение 750 тонн. Она имела более глубокую осадку и несколько 
более плавные обводы. Лодка несла на 11 торпед больше, чем «семёрка», и имела 
на одно орудие больше. Теоретически лодка серии IX имела радиус действия 8000 
морских миль. Её экипаж состоял из 50 человек.

Командир лодки был единственным человеком, которому подчинялся Лют. Генрих Либе 
был одним из лучших подводников. Точнее, ему ещё предстоит им стать. К концу 
войны на его счёту будут более 30 потопленных судов, он будет награждён 
Рыцарским Крестом с Дубовыми Листьями, но самое главное – он останется жив.

Тем не менее, Либе имел не слишком привлекательную внешность и был сухим 
педантом, не обладавшим обаянием и энергией, чтобы из него можно было сделать 
национального героя, хотя газеты трубили о подвигах гораздо менее удачливых 
подводников. По словам Вольфганга Люта, это был форменный «асс».[12 - Неудачная 
попытка автора обыграть английский каламбур. As – ас, но Ass – задница. Однако 
Лют не мог так сказать, поскольку по-немецки задница – Arsch. Может быть, Лют 
ударился в историю и вспомнил мелкую римскую монету, то есть обозвал своего 
капитана дешёвкой? Прим. пер.] Эти два человека не могли ужиться. Либо это было 
столкновение двух личностей, как часто случалось на подводных лодках, либо всё 
началось с какого-то неприятного инцидента, превратившегося в гноящуюся язву. 
По словам одного из офицеров Люта, проблема заключалась в том, что Либе просто 
цеплялся к мелочам, а Лют, даже в самом начале карьеры, старался не обращать 
внимания на детали, чтобы добиться наилучшего результата.

Если не считать бортовой журнал U-38, есть лишь один письменный источник, 
который рассказывает нам о службе Люта на борту этой лодки. Много позже, когда 
в 1943 году Лют был временно переведён на берег, он написал книгу «Boot Greift 
Wieder An».[13 - «Лодка снова атакует». Прим. авт. Автор допустил любопытную 
ошибку. Приведённое название не соответствует правилам немецкой грамматики, где 
с заглавных букв пишутся лишь имена существительные. Это название должно 
выглядеть так: «Boot greift wieder an». Но зато приведённый автором вариант 
вполне соответствует крикливому американскому стилю, где главным является все. 
Прим. пер.] Соавторами Люта были капитан-лейтенант Клаус Корт и кто-то из 
безымянных авторов министерства пропаганды Рейха. Книга является просто 
перечислением наиболее памятных событий военной службы Люта и Корта.

«Boot Greift Wieder An» была обычной пропагандистской книжонкой, однако события,
 о которых писал Лют, были подлинными. Большую их часть подтверждают немецкие и 
английские документы, а достоверность наиболее анекдотических происшествий 
подтверждают сегодня бывшие сослуживцы Люта. Книга была написана в начале 1942 
года, и её первые 2 главы были посвящены действиям U-38 в сентябре 1939 года.

Рассказ начинается с того момента, как U-38 получила приказ командующего 
подводными силами начать военные действия. Лодка вышла в море 19 августа 1939 
года и сейчас находилась в выделенном ей секторе восточной Атлантики у берегов 
Португалии. Лют пишет: «Я был вахтенным офицером на одной из самых современных 
германских лодок. Командиром лодки был капитан-лейтенант Генрих Либе, который 
позднее был награждён Дубовыми Листьями». Лют по соображениям секретности не 
упоминает номер U-38, так же как и номера других лодок. «Мы уже находились в 
море и успешно уклонялись от замеченных военных и торговых кораблей… Сообщения 
о ситуации вокруг Польши становились все серьёзнее, и мы гадали: что же 
предпримет Англия». Гадали не только Лют и Либе. 1 сентября германские войска и 
авиация вторглись в Польшу, и теперь весь Рейх ждал, чем это закончится. 
Удастся ли Адольфу Гитлеру ещё один грандиозный блеф, или западные державы 
всё-таки остановят его.

Гитлер проиграл. Великобритания была связана договором, обязывающим её защищать 
Польшу. Так как Берлин не отреагировал на требование прекратить вторжение и 
отвести войска, через 2 дня Великобритания объявила войну. 3 сентября 1939 года 
U-38 получила радиограмму: «Англия объявила войну. Подводные лодки должны 
начать атаки. Торговую войну вести согласно законам призового права». Примерно 
в это же время британское Адмиралтейство отправило аналогичный приказ всем 
кораблям Королевского Флота. Он был послан открытым текстом, и некоторые 
германские корабли перехватили его. Возможно, он был получен и на U-38. 
«Противник – Германия». Коротко, но исчерпывающе.

Об этом приказе узнали и Редер с Деницем. Они были потрясены. Случилось самое 
худшее. Гитлер гарантировал, что война не начнётся ранее 1944 года, а она 
вспыхнула на 5 лет раньше. Кригсмарине оказались совершенно не готовы. В 
распоряжении командующего подводными силами имелось менее 60 исправных лодок. 
Кто-то слышал, как Дениц мрачно заметил, что война будет долгой, но Германии 
победить не сумеет. Редер был ещё пессимистичнее. Он сказал, что германский 
флот сумеет лишь доказать, что может погибнуть с честью.

Вскоре после приказа начать военные действия U-38 заметила вражеский военный 
корабль. С помощью справочника по иностранным флотам Лют опознал в нём 
французский минный заградитель «Плутон». К несчастью для Либе, Франция не 
спешила вслед за Великобританией объявлять войну и на тот момент оставалась 
нейтральной. Поэтому немцам пришлось лишь провожать «Плутон» взглядами. Лют и 
Либе были разочарованы. «Но буквально через неделю мы услышали по радио, что 
«Плутон» погиб в гавани при взрыве собственных мин… Наверное, больше других 
радовался этой новости экипаж нашей лодки, так как теперь мы могли не 
переживать нашу неудачу столь остро».

Через 8 дней U-38 остановила британский пароход «Манаар». Как и положено, лодка 
дала предупредительный выстрел под нос пароходу. Вместо того, чтобы 
остановиться и на шлюпке прислать корабельные бумаги, шкипер начал отстреливать.
 Это было уже не по правилам. После долгой артиллерийской дуэли U-38 
погрузилась и потопила «Манаар» торпедой, попавшей ему в носовую часть. Не 
слишком изящная атака. Однако это было прекрасной иллюстрацией тех сложностей, 
с которыми столкнулись командующий подводными силами и его лодки при попытках 
соблюдать положения призового права.

В документе, озаглавленном «Призовое право», который Великобритания и Германия 
подписали в 1935 году, был расписан набор правил, которые должны были 
выполняться при потоплении или захвате торговых судов военными кораблями в 
случае начала военных действий. Подводным лодкам было особенно трудно следовать 
этим правилам. Например, призовое правило требовало, чтобы перед потоплением 
торговое судно было остановлено, проверены судовые документы и снят экипаж. 
Если экипаж судна не может достичь берега, военный корабль должен взять его на 
борт. На подводной лодке не хватало места для собственного экипажа, поэтому 
такое требование выглядело дико.

Во время всей этой длительной операции лодка должна была оставаться на 
поверхности, где она была особенно уязвима. Единственный снаряд мог её погубить.
 Хотя теми же правилами торговым судам «запрещалось предпринимать любые 
враждебные действия», Великобритания с первых же дней войны начала вооружать 
свои торговые суда. И они, разумеется, пускали в ход свои орудия, не 
задумываясь. По мнению Деница это было нечестно, и он свою точку зрения не 
скрывал.[14 - Прелестно сказано насчёт «нечестно». Со стороны гитлер-юнге 
Деница такая забота о соблюдении норм международного права просто умиляет. Прим.
 пер.] Но в сентябре и октябре 1939 года он всё ещё требовал от своих 
командиров соблюдения положений призового права.

22 сентября U-38 потопила британский танкер «Инверлиффи», который ушёл под воду,
 окружённый морем горящей нефти. Либе и Лют гадали, что же им делать с 
британской командой, которая не имела никаких шансов добраться до берега. И тут 
неожиданно на горизонте показался американский танкер. Предоставим слово 
Вольфгангу Люту:

«Он вышел из Англии ещё до начала войны и следовал порожняком. Мы остановили 
его предупредительным выстрелом по курсу (наши сигнальные флаги они просто не 
могли увидеть) и на полном ходу помчались к нему, чтобы передать на него 
команду британского танкера. Внезапно англичане заволновались. Американец был 
ещё далеко, когда они начали размахивать руками, указывая в другую сторону.

«Эсминец, сэр!», – крикнул нам британский капитан. Мы тоже увидели маленький 
клубок дыма, но надеялись, что это было облачко. Теперь мы старались догнать 
американца ещё быстрее, и если нам повезёт, мы успеем сделать это. Но если 
эсминец будет приближаться слишком быстро, нам придётся погрузиться. И тогда 
команда британского танкера будет вынуждена спасаться вплавь. Их капитан был 
единственным, кто не имел спасательного жилета, и мы дали ему один из наших. Он 
прекрасно понимал, что может случиться, и сказал: «Погружайтесь быстрее, и 
ничего не произойдёт. Мы как-нибудь выплывем».

Однако нам не пришлось нырять. Дым на горизонте действительно оказался облаком. 
Но теперь возникла новая проблема. Мы сигналом приказали американцам прислать 
шлюпку, однако они остановились и больше не делали ничего. Весь экипаж 
выстроился вдоль лееров, надев спасательные жилеты, и ждал, что их судно тоже 
будет потоплено. Наконец команда нашего танкера построилась на верхней палубе 
лодки и замахала фуражками, крича: «Пришлите шлюпку! Пришлите шлюпку!» Это 
помогло, и американцы прислали шлюпку, чтобы забрать их.

Англичане смотрели на нас с благодарностью, а два ирландца незаметно сделали 
Deutschen Gruss…»[15 - Почему фашистский салют называют «немецким приветствием»,
 лично мне абсолютно непонятно. Прим. пер.]

Разумеется, такие джентльменские поступки совершались недолго. Прошло несколько 
месяцев, и немецкие лодки отбросили одно за другим все ограничения призового 
права. Сначала их обходили, потом начали нарушать и наконец вообще про них 
забыли. К концу ноября любое торговое судно без специальных опознавательных 
знаков – вражеское или нейтральное – внутри объявленной зоны военных действий 
вокруг Британских островов могло быть потоплено без предупреждения.

Так как Дениц пока что имел слишком мало подводных лодок и требовал от них 
действий в согласии с требованиями призового права, в первые месяцы войны 
германский подводный флот мало чего достиг. Было потоплено совсем немного 
торговых судов, зато произошло несколько неприятных инцидентов. Например, 3 
сентября[16 - В первый день войны, между прочим! Прим. пер.] британский 
пассажирский лайнер «Атения» был потоплен U-30 Фрица-Юлиуса Лемпа, несмотря на 
запрет на атаки пассажирских судов. Дениц пришёл в ужас от ошибки Лемпа и 
приказал сделать неслыханное. Бортовой журнал U-30 был подделан, чтобы стереть 
все свидетельства инцидента.[17 - Объяснения Лемпа выглядят, как детский лепет. 
Он-де топил «вспомогательный крейсер». Англичане за пару часов после объявления 
войны успели вооружить «Атению» и выгнать на середину океана?! Прим. пер.] 
Министерство пропаганды Рейха обвинило в потоплении лайнера самих англичан, а 
именно – только что назначенного Первым Лордом Адмиралтейства Уинстона Черчилля.


Через 2 недели подводная лодка U-29 Отто Шухарта потопила авианосец «Корейджес».
 А 14 октября была проведена самая отважная атака подводной лодки за всю войну. 
U-47 Гюнтера Прина потопила в Скапа Флоу линкор «Ройял Оук».

Приникнуть на якорную стоянку Королевского Флота в Скапа Флоу германские 
подводники мечтали ещё во времена Первой Мировой войны. Дважды такие попытки 
предпринимались, но обе завершились неудачей. Дениц знал, что успех в Скапа 
Флоу будет иметь неоценимое значение для Германии и её подводного флота. Для 
проведения этой операции он выбрал молодого самоуверенного командира U-47 
капитан-лейтенанта Гюнтера Прина, который вдобавок был твердолобым фашистом.

Рано утром 14 октября U-47 подобно змее проползла внутрь Скапа Флоу мимо 
брандеров, затопленных в проливе Кирк Саунд. Лодка приблизилась к «Ройял Оуку», 
ветерану боев Первой Мировой, и выпустила торпеду в носовую часть линкора – но 
напрасно. Лодка осталась необнаруженной и смогла выполнить вторую атаку, 
выпустив ещё 3 торпеды. Через несколько минут «Ройял Оук» перевернулся и 
затонул на мелководье, унеся с собой 883 человека.

Когда U-47 вернулась в Вильгельмсхафен, Прина и его экипаж встречал на пирсе 
сам Дениц вместе со своим штабом. После этого подводники полетели в Берлин, где 
Адольф Гитлер вручил Прину Рыцарский Крест. Прина восхваляли так безмерно, что 
он даже огрызнулся: «Я командир подводной лодки, а не кинозвезда». Его 
окрестили «Быком Скапа Флоу», и команда нарисовала на рубке U-47 огромного 
белого быка, из ноздрей которого валили пар.

А для Люта служба на U-38 была только началом. До 1939 года его продвижение по 
служебной лестнице не отличалось от карьеры обычного младшего офицера. Он стал 
помощником командира лодки, что было неплохо, но своего корабля пока ещё не 
получил. И если бы он допустил на U-38 хоть одну оплошность, такая перспектива 
ему не улыбнулась бы никогда. А ведь рыцарь не может совершать подвиги на чужом 
коне. Ему предоставят возможность сражаться и погибнуть, но не завоевать славу. 
Смерть вполне может настичь его раньше, чем он сделает последний шаг к 
самостоятельному командованию. Но в декабре 1939 года Лют делает этот шаг. Ему 
дают его шанс, его, если так можно выразиться, коня. По странной иронии судьбы 
– или по капризу какого-то штабиста – Лют получает вторую U-9, лодку с Железным 
Крестом на рубке.

Назначение Люта командиром U-9 было значительным событием, но не следует 
преувеличивать его значение. Это был тот ещё подарочек. Железный Крест на рубке 
совсем не означал, что она была лучше защищена или лучше оснащена, чем другие 
лодки. Вообще её ждал довольно бесславный конец. Между двумя U-9 не было ничего 
общего. Лодка Веддингена, построенная в 1910 году, была одной из первых 
подводных лодок германского флота. Лодка Люта была построена в 1935 году с 
учётом 25 лет исследований, развития техники и богатого военного опыта. Лодка 
Веддингена была крупнее и быстроходнее лодки Люта, однако была тесной, имела 
недостаточную мореходность и страдала от частых поломок механизмов. Новая U-9 
отличалась от неё закруглённым корпусом и скошенным форштевнем. Она напоминала 
не подводный пароход, а корвет с зализанными обводами и была во всех отношениях 
современным кораблём.[18 - Тоже довольно смелое заявление. Лодка U-9 относилась 
к серии II, которая, как и серия VII, была прямым наследником германских лодок 
Первой Мировой войны, а именно – типа UF. Однако автор совершенно ошибочно 
относит U-9 к серии IIA. На самом деле это был уже немного улучшенный вариант – 
серия IIB. Прим. пер.]

Однако после 4 лет службы эта современная лодка устарела. Прибрежная лодка 
серии IIА, или, как её ещё называли, «каноэ», была слишком мала для действий за 
пределами Северного моря. Постепенно серия IIА заменялась более крупными 
лодками серии VII (вроде U-27) и серии IX (вроде U-38). В первые годы войны в 
силу необходимости «каноэ» ещё использовались и добились некоторых успехов. Но 
постепенно их либо списывали, либо переводили на менее опасные театры военных 
действий. Часть лодок этого типа была превращена в учебные корабли.

Между Отто Веддингеном и Вольфгангом Лютом сходства тоже было мало. Лют был 
человеком совсем иного склада. Он пришёл на лодку, освящённую традициями, и для 
него всегда было тяжким бременем, действительным или воображаемым, жить в тени 
Веддингена.[19 - Интересным аспектом этой проблемы было отношение к кресту на 
рубке. Лют не любил неофициальных эмблем, на которые были падки его товарищи: 
храпящего быка Прина, подковы Кречмера, эдельвейса Мора и тому подобного. Он 
ничего не позволял рисовать на своих лодках. «Sein, nicht sheinen», – часто 
повторял Лют. «Поступки громче слов». Однако он не посмел стереть Железный 
Крест с рубки U-9. Прим. авт.]

Когда в 1914 году Веддинген вышел в море, он совершил нечто, не имеющее 
аналогов в истории морской войны. Когда 16 января 1940 года U-9 вышла из Киля и 
направилась в Брунсбюттель каналом кайзера Вильгельма, Лют не мог даже 
надеяться на что-то подобное.[20 - Все даты и координаты взяты из военных 
дневников лодок, на которых плавал Лют. Прим. авт.] Лил дождь, по морю шла 
довольно крупная волна, словом, типичная погода для зимы в Северном море. 
Экипажу подводной лодки в таких условиях приходится туго, особенно вахтенным на 
мостике. Вахтенному офицеру и наблюдателям, упакованным в резиновые дождевики, 
приходится часами напряжённо осматривать горизонт в поисках вражеских самолётов 
и кораблей. Волны продолжают расти, пока не становятся такими, что накрывают 
мостик. Тогда потоки воды обрушиваются внутрь лодки через открытый люк, заливая 
центральный пост. На следующий день выясняется, что дымовой буй, находящийся в 
рубке, отсырел и воспламенился после срочного погружения. Немедленно все отсеки 
лодки заполнил густой едкий дым. Буй никак не удавалось погасить. Его пришлось 
вытащить на мостик и выкинуть за борт. Так завершился первый инцидент на лодке, 
которой командовал Лют.

В 20.30 того же дня наблюдатели U-9 заметили одинокий корабль, идущий на юг со 
скорость 10 узлов. Он двигался прямым курсом, не применяя зигзаг. Судно 
оказалось шведским сухогрузом «Фландрия» и несло все навигационные огни. U-9 
шла на запад со скоростью 8 узлов. Было довольно темно, но видимость оставалась 
отличной, и тактическая ситуация была просто идеальной. Люту следовало лишь 
выпустить свои торпеду немного вперёд по курсу цели под углом, который 
гарантирует попадание.

Для цели, следующей постоянным курсом с неизменной скоростью, этот угол, 
называемый углом упреждения, легко высчитывается на бумаге. Но опытный командир 
способен проделать такие простейшие вычисления в уме. Разумеется, лодка должна 
навести свои торпедные аппараты на цель. И если мишень после торпедного залпа 
изменит курс или скорость, все расчёты рухнут. Такую возможность следовало 
учитывать, иначе «Фландрия» была бы для U-9 просто идеальной целью.

Но Вольфганга Люта отвлекли от вычислений. Дело в том, что на крошечном мостике 
U-9 кроме командира, первого вахтенного офицера и наблюдателей теперь теснилась 
и большая часть экипажа лодки. Лют пригласил своих матросов посмотреть, как он 
топит своё первое судно, и те бросились наверх, словно их позвали на выпивку. 
Поступок, скажем прямо, не слишком умный. А что, если бы лодке пришлось срочно 
погружаться? Или U-9, находящаяся на поверхности, сама была бы атакована?

Мостик лодки напоминал трамвай в час пик. U-9 медленно развернулась для пуска 
торпед. Носовые аппараты были приготовлены к выстрелу.[21 - Лишнее уточнение. 
На лодках серии II нет кормовых аппаратов. Прим. пер.] Лют колебался, не зная – 
следует ли подождать ещё более выгодного положения. Во время поворота он 
оглянулся, и увидел своих матросов, которые с благоговейным ужасом уставились 
на обречённое судно. Давка, вздохи и шёпот помешали ему, и Лют ошибся в 
расчётах. Первая торпеда, выпущенная в 22.23, прошла мимо цели.

Матросы позади него так и охнули. Но Лют начал маневрировать, чтобы снова выйти 
в атаку. Матросы буквально толкали в спину своего капитана, кто-то даже начал 
давать советы. Лют ждал, пока U-9 опишет дугу, кляня себя за то, что устроил 
этот спектакль. В 22.40 была выпущена вторая торпеда, которая тоже прошла мимо 
цели. Ещё один всеобщий вздох…

Во время второй атаки «Фландрии» один из наблюдателей заметил ещё одно судно. 
Это был шведский сухогруз «Патрия», который шёл с юга. Лют был вынужден 
немедленно выбирать между двумя целями. Если он попусту потратит время на 
«Фландрию», то «Патрия» скроется, и он потеряет оба судна. Но если он даже 
немедленно откажется от атаки «Фландрии», он всё-таки может не догнать «Патрию».
 И чем дольше он думал, тем больше становилась вероятность, что одно из судов 
заметит U-9.

Лют не знал, что оба судна были шведскими. «Фландрия» несла огни, но её флаг не 
был виден, так же, как и флаг «Патрии».[22 - Достаточно стандартная уловка 
гитлеровских подводников, оправдывающих атаки нейтральных судов. Это какой 
сумасшедший, кроме нейтрала, будет через полгода после начала войны в зоне 
военных действий следовать с открытыми огнями? Прим. пер.] Если хоть одно судно 
имеет вооружение, U-9, у которой большая часть экипажа толпилась на мостике, 
превратится для него в лёгкую добычу. Но в любом случае шведы могли 
использовать радио и сигнальные ракеты, чтобы вызвать на помощь военные корабли,
 находящиеся неподалёку.

Лют решил продолжить атаку «Фландрии». Его гордость была задета. И что подумает 
тень Веддингена?

Прошёл ещё час, в течение которого лодка маневрировала для выхода в точку пуска 
торпед. В 23.30 была выпущена третья торпеда. Люди на мостике нервно считали 
секунды, вытянув шеи, чтобы хоть что-то увидеть. И вот это случилось! Первая 
победа Люта! Торпеда попала в середину корпуса «Фландрии». Поднялся столб 
чёрного дыма, и над водой прокатилось эхо громкого взрыва. Судно затонуло в 
течение 20 секунд под радостные крики немцев.

Совершенно неожиданно команда «Патрии» ничего не заметила. Судно продолжало 
следовать прежним курсом с прежней скоростью, словно U-9 и не существовало. Лют,
 который уже успел сделать все мыслимые ошибки, начал более профессиональный 
заход на цель.

Он прицелился между фок-мачтой и мостиком «Патрии». В 1.45 торпеда попала в 
цель. Силой взрыва корма судна была оторвана. Носовая часть ещё оставалась 
некоторое время на плаву. Но палубные огни горели, и команда могла спустить 
шлюпки. В бинокль Лют следил, как команда «Патрии» пытается спастись. Один из 
моряков в панике бросился на корму, но, неожиданно для себя сорвался в море, 
так как кормы больше не существовало.

И «Фландрия», и «Патрия» являлись небольшими судами. Их водоизмещение не 
превышало 1200 тонн. Но молодые неопытные капитаны, а именно таким пока ещё был 
Лют, склонны к преувеличениям. Он оценил водоизмещение первого судна в 4000 
тонн, а второго – в 8000 тонн. В результате он завысил потопленный U-9 тоннаж 
на целых 80%. К концу войны эта ошибка почти пропала. Позднее Лют завышал 
потопленный тоннаж не более чем на 12%. В результате цифрам, которые приводил 
командующий германским подводным флотом, в целом можно было доверять. Они 
выглядели гораздо более точными, чем фантастические рапорты командиров 
американских лодок, действовавших на Тихом океане.

22 января U-9 торжественно вернулась в Вильгельмсхафен, проведя в море 6 дней. 
«Лёд был сломан, и между капитаном и командой установилось доверие», – писал 
Лют. Такое доверие просто абсолютно необходимо любому капитану. Доверие не 
подносят на блюдечке, его нужно завоевать. «Если офицер удачлив, люди пойдут за 
ним, даже если он дурак», – напишет позднее Лют. Этот вывод он сделал из 
собственного опыта. Во время атаки «Фландрии» он подвергал огромному риску всю 
команду. Но потопление 2 судов списало все грехи. И то, что он позвал матросов 
посмотреть, как будет потоплена добыча, показывает, что Лют с самого начала 
обладал задатками незаурядного командира. Нельзя было поднести команде лучший 
подарок, чем вместе с ней разделить радость первой победы.

И если потопление 2 судов стало запоминающимся событием, то следующий поход 
Люта таким назвать нельзя. В начале февраля он получил приказ поставить мины в 
заливе Морей Ферт на западном побережье Шотландии.[23 - Вообще-то залив 
находится на восточном побережье Шотландии. Даже выпускнику американской 
военно-морской академии не грех иногда смотреть на карты. Прим. пер.] Эта 
операция получила кодовое название «Альбатрос». В целом, это была неплохая идея.
 Подводная лодка может лучше сыграть роль минного заградителя, чем надводный 
корабль или самолёт. Она достаточно маневренна и малозаметна. Однако такая 
операция слишком рискованна по сравнению с ожидаемым результатом, и подводники 
не любят минные постановки. В своей книге Лют объясняет – почему. 
«Неблагодарная задача. Минный заградитель не смеет даже надеяться на 
удовольствие увидеть, как гибнет его жертва». Но и это не самое плохое. 
Попадание торпеды вознаграждается немедленно, а результатов минной постановки 
приходится ждать неделями, если не месяцами.

U-9 вышла в море во второй половине дня 6 февраля. Лодка уже проделала солидный 
отрезок пути, когда кто-то обнаружил, что оперативный приказ… остался в порту! 
Были перебраны все папки с документами, но ничего найти не удалось. Лют собрал 
своих офицеров на совещание. Самым простым выходом было вернуться в порт за 
новым приказом. Но это поставило бы Люта в идиотское положение. («Простите, я 
кое-что забыл здесь».) Такого Лют себе позволить не мог. И что скажет дух 
Веддингена?

Лют и его офицеры – первый вахтенный офицер, инженер-механик и штурман – сели, 
молча уставились друг на друга, не зная, что предпринять. Каждый лихорадочно 
собирал в памяти обрывки приказа, может быть, вместе им удастся его 
восстановить. Разумеется, в нём останутся дыры, но Люта это не смутило. Как он 
написал позднее, пробелы были заполнены, исходя из здравого смысла. Если бы 
штаб подводных сил мог такое услышать, разработчики операции впали бы в 
истерику. И чёрт с ними! Лют решил, что больше никогда не поставит себя в 
дурацкое положение перед командой.

Небо было затянуто тучами. U-9 пересекла Северное море, не имея обсервации, и 
вышла к побережью Шотландии по счислению, благодаря прекрасной работе штурмана. 
На рассвете удалось определить точные координаты лодки, так как радист сумел 
взять пеленги на радиостанцию Бургхеда.

После этого Лют без труда нашёл верный курс, так как по берегам Морей Ферта 
ярко горели огни. Он поставил 9 мин примерно там, где и требовал приказ – на 
линии WSW от маяка Тарбет в заливе Кромарти Ферт. U-9 покинула Морей Ферт, 
пересекла Северное море и по пути даже ухитрилась потопить древний эстонский 
сухогруз «Линда» у северных берегов Шотландии.[24 - Опять атака нейтрального 
судна! Прим. пер.] 12 февраля U-9 прибыла в Вильгельмсхафен, словно ничего не 
случилось




Глава 3

Железный Крест на рубке


В своей книге «Морские Волки» Эдвин Хойт поместил фотографию Вольфганга Люта во 
весь рост, с женой. Когда делался этот снимок, Лют был уже довольно знаменит, 
так как имел много наград. Под фотографией Хойт поместил такую подпись: «Один 
из мальчиков Деница с невестой». В своих мемуарах Карл Дениц дважды упоминает 
Люта, зато когда Питер Пэдфилд писал подробнейшую биографию Деница, он вообще 
не счёл нужным обратить внимание на него.

Это не первый и не последний случай, когда Люта забывают. Он вообще 
неподходящая фигура для историков. И всё-таки он слишком важен, причём по 
нескольким причинам. Первая и самая очевидная: он потопил большое количество 
судов. Вторая: он получил множество боевых наград, в том числе Бриллианты к 
Рыцарскому Кресту – высшую награду в германских вооружённых силах. Кто-то может 
возразить: «Ну и что?» Потопленный тоннаж и побрякушки – лишь внешняя, мишурная 
характеристика человека. Но существует ещё и третья причина, которая заставляет 
нас признать, что Вольфганг Лют сыграл важную роль в морской войне. Война 
бушевала по всему земному шару. Битва за Атлантику – слишком скромное название 
битвы, развернувшейся от Северной Атлантики до Индийского океана, от Норвегии 
до Мадагаскара, от мыса Гаттерас до Малаккского пролива. Не в силах одного 
человека побывать всюду на таком обширном театре. Но Лют почти преуспел в этом. 
Вероятно, ни один другой подводник не принимал участия в столь большом 
количестве громких операций, и, скорее всего, ни один другой солдат на сражался 
на столь удалённых один от другого участках фронта. Лют казался вездесущим. Он 
побывал везде, где шли бои. Профессиональный военный может об этом лишь мечтать,
 но мало кому так везёт.[25 - Наибольшее количество пройденных миль значится в 
бортовых журналах лодок, которыми командовал капитан-лейтенант Генрих Тимм, а 
не Лют. На U-251 Тимм побывал в Карском море, а на U-862 – на подходах к Сиднею.
 Однако Тимм не может похвастаться каким-либо серьёзными успехами. Прим. авт.]

Например, весной 1940 года германские лодки участвовали в двух крупных 
кампаниях первого периода войны – вторжении в Норвегию и наступлении на 
Западном фронте. Ни в том, ни в другом случае они не сыграли серьёзной роли. 
Германский подводный флот был ещё слишком малочислен для этого. Но Лют 
участвовал в обеих кампаниях.

1 апреля Гитлер подписал приказ о проведении операции «Везерюбунг» – захвата 
Норвегии и Дании. В ней участвовал весь германский флот. Все подводные лодки, в 
том числе и U-9, были отозваны из походов для участия в операции. «Везерюбунг» 
мог принести Деницу потрясающий успех. Операция могла подтвердить 
справедливость теории подводной войны, которую он разрабатывал, и доказать 
необходимость строительства большого числа новых лодок.

Редер и его штаб с самого начала войны требовали захвата Норвегии. Эта страна 
имела большое стратегическое значение для Германии. Она ввозила значительную 
часть жизненно необходимой железной руды из Швеции, и транспорты с рудой 
следовали вдоль побережья в норвежских территориальных водах. Великобритания 
прекрасно об этом знала и потому в марте 1940 года приняла решения поставить 
мины у берегов Норвегии, а также высадить свои войска в нескольких портах. Это 
вынудило бы германские транспорты выйти в открытое море.[26 - Автор в очередной 
раз демонстрирует географическую и экономическую безграмотность. Основная часть 
шведской руды перевозилась на Балтике. И захват норвежских портов мог выгнать 
германские транспорты в Норвежское, но никак не Северное море. Прим. пер.] 
Королевский Флот уже поставил несколько заграждений, когда началась операция 
«Везерюбунг». Немецкое вторжение просто опередило высадку англичан.

Морская часть операции немцев была очень смелой, можно даже сказать – просто 
сумасшедшей. Её успех целиком и полностью зависел от внезапности, а не от 
проверенных веками принципов морской войны. Немецкий флот был разделён на 6 
групп, каждая из которых сопровождала транспорты с войсками, выделенными для 
захвата норвежских портов. U-9 входила в состав Группы III, направлявшейся в 
Берген. Её возглавляли лёгкие крейсера «Кёльн» и «Кенигсберг». Подводные лодки 
должны были решать несколько задач. Прежде всего, они должны были прикрыть 
германские эскадры от атак с моря во время высадки войск. Они также должны были 
помешать высадке десантов противника во время операции и после неё. Кроме того, 
они должны были обеспечить безопасность морских коммуникаций между захваченными 
плацдармами и Фатерландом. Действия против вражеских торговых судов не 
планировались. В результате Деница грызли сомнения в успехе операции, однако 
вслух он заявил, что «совершенно уверен в успехе».

Подводные лодки, участвовавшие в операции «Везерюбунг», вышли в море первыми. 
U-9 отдала швартовы ещё перед рассветом 6 апреля и покинула гавань 
Вильгельмсхафена. В 7.55 она миновала последний буй и в 10.30 оставила слева по 
борту Гельголанд. Никто на борту, включая самого Люта, не знал, куда они должны 
идти и зачем. Приказы, написанные на растворяющейся в воде бумаге, находились в 
заклеенном пакете на столе командира. Но Лют не имел права вскрыть пакет, пока 
командующий подводными силами не отдаст по радио соответствующий приказ.

В тот же день в 20.30 по радио было получено кодовое слово «Хартмут». Началась 
подготовительная стадия операции «Везерюбунг». U-9, находившаяся в 100 милях 
юго-западнее Ставангера, проследовала к маяку Утвар в устье Согне-фиорда. 
Одновременно надводные корабли Группы I и Группы II – «Шарнхорст», «Гнейзенау», 
«Хиппер» и 14 эсминцев – вышли из Вильгельмсхафена и взяли курс на Нарвик и 
Тронхейм. Остальные группы выходили через заранее вычисленные промежутки 
времени, зависящие от длины предстоящего им перехода.

Элемент внезапности, от которого полностью зависел успех немцев, едва не был 
потерян, когда Группы I и II были замечены у берегов южной Норвегии. Но 
Королевский Флот не предпринимал никаких действий до вечера 7 апреля. Лишь 
тогда Флот Метрополии во главе с линкором «Роднёй» покинул Скапа Флоу.

Однако англичане действовали не слишком решительно. Они ждали прорыва 
германских тяжёлых кораблей в Атлантику и держались довольно далеко от берегов 
Норвегии. Германские линкоры «Шарнхорст» и «Гнейзенау», взяв курс на 
северо-запад, увлекли за собой британский линейный крейсер «Ринаун» и несколько 
эсминцев, охранявших подходы к Нарвику. В результате нерешительность англичан 
позволила германским силам вторжения проследовать к намеченным пунктам высадки. 
До начала высадки единственным столкновением стала безнадёжная попытка 
британского эсминца «Глоууорм» атаковать тяжёлый крейсер «Хиппер».

Вторжение в Норвегию началось 9 апреля в 5.00. Оно оказалось успешным, чего, 
судя по всему, не ожидали даже составители плана операции. Немцы в этот день 
захватили все намеченные цели – где обманом, где с помощью изменников, где 
силой оружия. Потери на суше были незначительными, но Кригсмарине получили 
несколько тяжёлых ударов. На подходах к столице Норвегии Осло береговые батареи 
и торпедные аппараты в жарком бою потопили старый линкор «Блюхер».[27 - Умри, 
Денис, лучше не выдумаешь! Обозвать новейший тяжёлый крейсер старым линкором… Я 
уже не знаю, как это прокомментировать. Хотя формально крейсер «Блюхер» вошёл в 
строй 20 сентября 1939 года, из-за многочисленных недоделок к началу операции 
«Везерюбунг» он даже не прошёл испытаний, не говоря уже об учебных стрельбах. 
Лишь отчаянная нехватка кораблей заставила немцев привлечь к операции 
совершенно небоеспособный крейсер. Он получил более 20 попаданий снарядами и 
1-2 торпеды и затонул в Осло-фиорде. При этом погибло более 250 моряков и 
десантников. Прим. пер.] Зато подводные лодки, в том числе и U-9, пока 
столкновений с противником не имели.

U-9 патрулировала в выделенном ей районе весь день, не встретив никого и ничего.
 Вечером Лют записал в бортовом журнале: «Мы слышали много громких взрывов. 
Вероятно, германская авиация атаковала британский флот в Бергене. Поднялся на 
поверхность для лучшего обзора». Но в Бергене не было ни одного британского 
корабля. Высадка немцев в этом городе прошла без помех.

Лют крейсировал вдоль берега в течение 3 суток, после чего направился в Берген 
на дозаправку. За всё это время его наблюдатели не увидели даже кончика 
английской мачты, хотя бои становились всё более ожесточёнными. Британские 
корабли нанесли яростный контрудар германской эскадре в Вест-фиорде. Вражеские 
бомбардировщики атаковали и потопили «Кенигсберг» прямо в порту Бергена. 
Британская подводная лодка возле Кристиансанда торпедировала лёгкий крейсер 
«Карлсруэ», немцам пришлось самим затопить его.

Единственными противниками U-9 стали скука и отвратительная погода Северного 
моря. Лют позднее отметил, что поставленная перед лодкой задача была нереальной.
 В условиях плохой видимости лодка мало что могла сделать. Дениц всё время 
пытался доказать командованию флота, что лодки следует использовать для 
наступательных действий. В противном случае это была пустая трата времени и сил.


В результате действия подводных лодок мало повлияли на исход операции 
«Везерюбунг». И дело даже не в пассивности лодок или их неправильном 
использовании. Очень многие лодки получили шанс добиться успеха, но уж лучше бы 
такая возможность не представилась.

11 апреля подводная лодка U-48, входившая в состав Группы V, атаковала 2 
вражеских крейсера, но оба раза торпеды прошли мимо. U-47 под командой Гюнтера 
Прина атаковала британские корабли, стоявшие в гавани Харстада, но так же 
безуспешно. Лодка чуть не погибла, ударившись о грунт. 19 апреля U-47 выпустила 
несколько торпед в линкор «Уорспайт», все они прошли мимо. 13 апреля, после 
столь же неудачной атаки, британский самолёт в Херьянгс-фиорде потопил U-64. 
Экипаж успел спастись через рубочный люк, хотя морякам искупаться в ледяной 
воде. 15 апреля была потоплена U-49, а 16 апреля – U-1.[28 - И вновь автора 
подводит некомпетентность. Дела обстояли чуточку не так, скорее, даже совсем 
наоборот. Вот, каковы причины гибели германских лодок. U-1 была торпедирована 
британской лодкой «Порпойз», то есть неудачная атака немцев здесь не при чём. 
U-64 была застигнута врасплох и потоплена бортовым самолётом «Уорспайта». 
Случай вообще уникальный – самолёт-разведчик с линкора топит подводную лодку. И 
лишь U-49 действительно была потоплена британскими эсминцами «Брейзен» и 
«Фиэрлесс». Прим. пер.]

В полдень 20 апреля, уже после того как Лют направился от берегов Норвегии 
домой, U-9 шла в подводном положении примерно в 50 милях северо-восточнее 
Шетландских островов. Вдруг гидроакустик услышал шум винтов. Были замечены 2 
вражеских эсминца, и в 12.48 Лют выпустил в один из них, вероятно, в польский 
«Гром», 2 торпеды. После залпа U-9 спешно погрузилась, и через 48 секунд экипаж 
услышал взрыв. «Сразу вслед за ним последовал второй, более громкий взрыв, 
словно взорвались котлы». Теперь был слышен шум винтов только одного корабля. В 
своём рапорте Лют написал: «Я уверен, что этот эсминец был потоплен». 
Командующий подводными силами сделал пометку на рапорте: «Полагаю потопление 
эсминца вполне вероятным». Но ни один корабль союзников в этот день в этом 
месте потоплен не был.[29 - Эсминец «Гром» был уничтожен германской авиацией в 
Вест-фиорде 5 мая. Прим. авт.]

Всего за апрель германские лодки совершили 43 атаки британских кораблей. Один 
только «Уорспайт» был атакован четырежды. Но ни один корабль не был потоплен, 
зато погибли 4 лодки. Это было плохое соотношение потерь, точнее, такой счёт 
вообще нельзя назвать «соотношением потерь». Командиры лодок были подавлены, а 
экипажи пали духом. Прин, который прекрасно знал свои возможности, был 
безутешен. «Как можно заставлять меня сражаться с деревянной винтовкой?» – 
восклицал он. Практически все германские подводники подозревали, что с их 
торпедами что-то неладно.

И действительно, корень зла таился в торпедах. Как часто бывает, люди, которым 
предстоит использовать новое оружие, узнают о нём все раньше остальных. Новая 
электрическая торпеда G7e, которая только что поступила на вооружение 
германских подводных лодок после длительных испытаний, работала не так, как 
ожидали её конструктора. На механизм контроля глубины хода влияли давление 
внутри лодки и температура воды. Дистанционный взрыватель, который должен был 
реагировать на магнитное поле корабля, не срабатывал, так как противник 
применял размагничивание корпусов своих кораблей. Рулевая машинка оказалась 
ненадёжной. Это было настолько некачественное оружие, что его изготовители 
предстали перед военным судом. То же самое происходило позднее и с 
американскими торпедами.[30 - На самом деле торпеда G7e не прошла положенных 
испытаний. Инспектор торпедного вооружения адмирал Геттинг и директор 
Экспериментального института торпедного вооружения адмирал Вер после операции 
«Везерюбунг» пошли под суд. Прим. пер.]

Злой и разочарованный Дениц в конце апреля отозвал лодки домой. Он лично 
посетил каждую из них, чтобы укрепить пошатнувшийся дух команд. Дениц также 
приказал вернуться к старым торпедам.

В конце апреля 1940 года было принято решение передать U-9 в состав 1-й 
подводной флотилии в Готенхафен в качестве учебного корабля. Она прослужила уже 
5 лет и была довольно изношена. Для той войны, которая началась после захвата 
немцами Норвегии, маленькие «каноэ» уже были непригодны. Вполне естественно, 
что Дениц решил вывести их из состава действующего флота, однако совершенно 
неожиданно 5 мая Лют получил приказ готовиться к новому походу. Приказ был 
настолько срочным, что Люту пришлось отзывать экипаж из увольнения.

Причиной столь резкого изменения позиции Деница стало германское вторжение во 
Францию и Нидерланды. Вероятно, это была самая рискованная афёра Гитлера. Если 
операция провалится, его режим рухнет в течение нескольких недель.

Это вторжение, которое получило кодовое название «Fall Gelb»,[31 - «План 
Жёлтый». Прим. пер.] было грандиозным мероприятием. В нём участвовали 135 
дивизий Вермахта и большая часть самолётов Люфтваффе. Но Кригсмарине, силы 
которых были серьёзно подорваны в ходе Норвежской операции, в боях почти не 
участвовали. Если не считать беспокоящие атаки германских торпедных катеров, 
Королевский Флот действовал в Северном море и Дуврском проливе без всяких помех.


Решение послать в этот район подводные лодки было спорным, как стало ясно 
позднее. Множество факторов – минные поля, изменчивые течения, малые глубины, 
погода, превосходящие силы противника – помешали им. Как и в Норвегии, 
подводные лодки не внесли почти никакого вклада в успех операции.

U-9 покинула Брунсбюттель в полдень 6 мая, и опять приказ находился в 
запечатанном пакете. Лодка сначала взяла курс на запад, а потом повернула на юг.
 Ночью она шла в надводном положении, а днём отлёживалась на дне Северного моря,
 чтобы не быть обнаруженной рыбацкими судами.

Вечером 8 мая Франц Грамицки, новый первый вахтенный офицер, рассматривал огни 
этих судёнышек, когда ему показалось, что один из огоньков начал мигать. Они 
вместе с Лютом пригляделись повнимательней, и огонёк превратился в неясную тень.
 Тень постепенно приобрела форму, и немцы увидели силуэт вражеской подводной 
лодки. Они решили, что это британский подводный заградитель типа «Грэмпус». В 
действительности, это была французская подводная лодка «Дорис», более новая и 
крупная, чем U-9.

Лют начал преследование «Дорис» в 23.50. U-9 занимала тактически невыгодное 
положение, так как находилась на светлой стороне горизонта. Однако «Дорис» не 
совершала никаких манёвров, если не считать робкой попытки изобразить 
противолодочный зигзаг.

U-9 подобралась на расстояние 700 метров, так и не замеченная французами, и Лют 
выпустил 2 торпеды из кормовых аппаратов.[32 - В который раз выпускник 
хвалёного Аннаполиса потрясает нас своими знаниями! Вероятно, весь мир, кроме 
американской военно-морской академии, знает, что на германских лодках серии II 
нет кормовых аппаратов. Прим. пер.] Одна из них была новой электрической 
торпедой G7e, а вторая – доброй старой парогазовой G7a. Именно она попала в 
«Дорис» чуть позади рубки. Первая вспышка была маленькой, но затем 
сдетонировали торпеды французской лодки, и на воде появился огромный оранжевый 
шар огня. В ночное небо взлетел столб воды и дыма, пронизанный сполохами 
пламени. На U-9 обрушился град обломков, и «Дорис» исчезла под водой, оставив 
после себя пятно солярки.

Французская лодка была единственным военным кораблём, который потопил Лют. С 
неё не спасся ни один человек.

Выделенная Люту зона патрулирования представляла собой квадрат со стороной 12 
миль. Его восточная сторона была обращена к устью Шельды, а юго-восточный угол 
находился вблизи Остенде. U-9 прибыла в свою зону 9 мая в 22.30 и уже через 
полтора часа получила приказ начать исполнение «Плана Жёлтый». Через 5 часов 
германские войска начали наступление на Западном фронте.

Предательские течения и приливы возле бельгийского побережья отравляли жизнь 
Люту. Его эхолот ночью вышел из строя, и лодка билась о морское дно, как 
больная акула. По крайней мере один раз U-9 села на мель, а вечером 10 мая 
вражеские эсминцы загнали лодку под воду на 4 часа.

Когда U-9 снова поднялась на поверхность, и Лют вышел на мостик, вдали он 
увидел лучи прожекторов и вспышки выстрелов зениток. В районе Дюнкерка и 
Остенде шли жестокие бои. На фоне мерцающих зарниц Лют заметил чёрный силуэт 
судна. Это был эстонский сухогруз «Вийю». В полночь 11 мая U-9 торпедировала 
«Вийю»,[33 - Лют становится крупным специалистом по уничтожению нейтральных 
судов. Прим. пер.] и судно скрылось под водой под жалобный вой сирены. «Мы были 
разочарованы, что корабль не загорелся. Но ведь всё-таки это был не театр», – 
написал Лют позднее в припадке откровенности.

Вскоре после этого были замечены мачты вооружённого торгового судна. U-9 уже 
приготовилась выйти в атаку, когда вдали появился тральщик. Это была более 
важная цель, и U-9 направилась к нему. Когда всё уже было готово к пуску торпед,
 позади тральщика была замечена медленно двигающаяся подводная лодка. Это было 
ещё лучше. Вместо тральщика немцам предлагалось более лакомое блюдо – подводная 
лодка.

Судя по всему, она была повреждена, и тральщик вёл её на буксире. Покончив с 
лодкой, Лют намеревался заняться и тральщиком. U-9 развернулась и приготовилась 
к пуску торпед, но тут сильным течением её снесло прочь. В результате Лют 
потерял все 3 судна.[34 - История, слишком сильно смахивающая на откровенное 
вранье. Ни один подводник не сочтёт паршивый тральщик целью, более выгодной, 
чем вооружённое торговое судно, которое вполне может оказаться вспомогательным 
крейсером. И что это за сильное течение, которое вмиг унесло U-9 от целей? 
Гольфстрим, мне кажется, проходит довольно далеко от берегов Бельгии. Прим. пер.
]

Позднее в этот же день Лют потопил британское судно «Тринга», но сразу после 
этого корабли сопровождения загнали U-9 на мелководье. Команде пришлось 
затаиться, и почти девять часов ждать, что взбешённый противник протаранит 
перископы лодки, которые едва не выступали из воды. Но обошлось.

Лют был вынужден покинуть зону патрулирования через неделю после выхода в море. 
Он израсходовал топливо и торпеды, а экипаж слишком перенервничал.

15 мая в 9.00 возле Боркума был замечен вражеский самолёт. Лют застопорил 
машины, пережидая опасность. Но как только он дал ход, в нескольких метрах 
перед форштевнем проскочила торпеда. Судя по всему, её выпустила британская 
подводная лодка. Если бы U-9 не остановилась, спасаясь от самолёта, она 
наверняка погибла бы. В своей книге «Boot Greift Wieder An» Лют благодарит 
Черчилля за помощь.

Ночью U-9 зашла в Вильгельмсхафен. Но это было что-то вроде захода гонщика Гран 
При в бокс, когда счёт идёт на доли секунд. Лют спешно принял топливо, торпеды, 
провиант, и на рассвете снова вышел в море.

Ситуация в Бельгии и Франции изменилась радикальным образом, пока Люта не было 
на фронте. (Для подводной лодки линия фронта проходит там, где находится её 
район патрулирования.) 13 мая танковые дивизии генерала Гейнца Гудериана 
вступили на территорию Франции. Почти не встречая сопротивления, он 
стремительно двигался к побережью Франции. Весь Британский экспедиционный 
корпус (около 30 дивизий) и большая часть французских и бельгийских войск 
оказалась зажата между танками Гудериана на юге и пехотой фельдмаршала Федора 
фон Бока на севере.

17 мая Лют поймал германскую пропагандистскую радиопередачу: «Подводная лодка 
потопила танкер и большой вооружённый транспорт. Это показывает, что скоро мы 
овладеем жизненно важным районом устья Шельды». «Эта ерунда лишь сделала нашу 
работу сложнее и украла у нас часть успехов», – раздражённо пишет Лют. Но не 
радиопередача сделала его работу труднее. Его зона патрулирования теперь 
буквально кишела вражескими кораблями, и следующие 3 дня Лют провёл, сражаясь с 
предательскими течениями и уклоняясь от вражеских эсминцев. Пехота фон Бока 
захватила Антверпен 20 мая, после чего торговые суда бежали из устья Шельды, и 
перед Лютом осталось совсем немного целей. Кроме того, источником постоянных 
неприятностей стали изношенные механизмы U-9. Например, несколько раз ломались 
дизеля.

В тот же день Гудериан вышел к побережью у Аббевилля, разрезав армию союзников 
надвое. Почти миллион человек оказались в котле во Фландрии. Они были вынуждены 
спешно отступать к побережью, тогда как Гудериан повернул на север к Булони, а 
фон Бок наступал на юг от Антверпена. Вечером 21 мая Лют записал: «Пожары в 
направлении Дюнкерка». На следующий день запись повторяется: «Пожары и взрывы в 
направлении Дюнкерка».

В полдень 23 мая наблюдатели заметили буксиры, ведущие к английскому берегу 
латвийское судно «Сигурдс Фалбаумс». Судно медленно шло на буксире по 
мелководью. Лют решил потопить его. В 12.30 он выпустил 2 торпеды с довольно 
большой дистанции. Одна из них попала в «Сигурдс Фалбаумс» в районе миделя. 
Судно разломилось пополам и быстро затонуло. Носовая часть встала вертикально и 
упёрлась в дно моря, форштевень на несколько метров возвышался над водой.[35 - 
Честное слово, начинаешь подозревать Люта в патологической ненависти к 
нейтралам. Шведы, эстонцы, латыши… Наверное, топить их было легче, чем 
британские транспорты. Прим. пер.]

Экипаж судна был снят. Выждав подольше, U-9 осторожно подошла к обломкам. Возле 
затонувшего судна плавали несколько пустых шлюпок. В одной из них Грамицки 
нашёл пачку сигарет, которую сразу пришлось разделить между членами экипажа 
лодки. В другой шлюпке Лют нашёл документы бельгийского солдата и поэтому решил,
 что потопил войсковой транспорт. Позднее ему пришлось изменить своё мнение. 
«Сигурдс Фалбаумс» был германским судном, плававшим под латвийским флагом. Он 
был захвачен англичанами, которые пытались увести корабль в Англию в качестве 
приза, когда U-9 потопила его. Но ещё до возвращения в Вильгельмсхафен у Люта 
возникла довольно странная идея. «Мы только что потопили жидовское судно», – 
записал он в дневнике.

Вернувшись в Германию, Лют начал публично разглагольствовать о том, как потопил 
судно, принадлежавшее изменникам Рейха. Наконец ему объяснили, что «жидовское 
судно» принадлежало старой и уважаемой германской судоходной компании, 
находящейся в Риге. Макс Фалбаумс никак не мог быть евреем, и лучше для самого 
Люта впредь помалкивать об этом инциденте.

Унизительная отповедь произвела на Люта впечатление. Когда речь заходила о 
политике, он не скрывал своих убеждений, – а Лют был отъявленным фашистом, – но 
больше ни разу он не делал столь опрометчивых заявлений.

Патрулирование продолжалось. Рано утром 24 мая U-9 шла в надводном положении, 
направляясь к побережью Норфолка. В 3.00 в лунном свете наблюдатели заметили 2 
силуэта, которые были опознаны как маленькие крейсера или крупные эсминцы. Лют 
решил атаковать их.

Он приблизился на расстояние 1000 метров к одному из кораблей и приказал 
выпустить торпеды. Немедленно пришёл ответ: «Не открываются крышки торпедных 
аппаратов!» Оказалось, что крышки в корпусе лодки, прикрывающие носовые 
торпедные аппараты, намертво заклинены.[36 - Опять носовые аппараты! Ну не было 
на U-9 кормовых аппаратов, что за глупое уточнение. Прим. пер.] Позднее Лют 
записал в бортовом журнале: «Это было следствием нашего ползанья на брюхе по 
дну. Мы только вчера опробовали носовые крышки – и на тебе!»

Дальше было хуже. U-9 была замечена своей «жертвой». Лют едва успел погрузиться,
 как буквально над самой головой у него пролетел эсминец и сбросил 5 глубинных 
бомб. «Совсем плохо, ведь была такая прекрасная возможность…» – коротко записал 
Лют, готовясь к неизбежному преследованию. Подводная лодка пошла зигзагом с 
малой скоростью, надеясь ускользнуть, но теперь вражеские корабли вцепились в 
неё мёртвой хваткой. Море было слишком мелким, а потому шансы немцев на 
спасение выглядели призрачными. Было сброшено ещё 6 глубинных бомб, потом ещё 5.
 Лют не без юмора отметил: «Было похоже, что на корме британского корабля стоял 
взбешённый человек и швырял нам на палубу пустые пивные бочки». U-9 была 
вынуждена лечь на грунт. Сначала отказал один механизм, потом другой. 
Электромоторы начали елозить на фундаментах. Руль направления свободно болтался,
 зато рули глубины наоборот заклинило. Последнее, что увидел Лют перед тем как 
отказало освещение, было отражение своего лица в зеркале. «Это было лицо 
старика…»

Лодка не могла двинуться, чтобы какофонией шумов, скрипа, треска и лязганья не 
выдать себя: «Вот мы, убивайте нас». Поэтому вскоре после 7.00 Лют решил 
притвориться мёртвым – отлежаться на грунте до наступления темноты в полной 
тишине, выключив все бортовые механизмы. Экипаж получил приказ лечь в койки. 
Рапорт механика о повреждениях оказался удручающе длинным: «Эхолот, лаг, 
воздушный компрессор, тахометр, тревожная сигнализация, магнитный компас – 
ослабло крепление; зенитный и командирский перископы повреждены; главный 
трюмный насос и муфта сцепления ненадёжны; аварийное освещение отключилось; в 
радиорубке вся аппаратура сорвана с мест крепления; зеркала и прочее стекло 
разбиты».

Лют не знал, что на поверхности его караулят 4 британских эсминца. Изредка они 
сбрасывали глубинные бомбы, кто-то ближе, кто-то дальше. К счастью, они 
потеряли лодку и теперь наугад бомбили весь район, надеясь на удачное попадание.


В 11.00 Лют приказал раздать экипажу шоколад и патроны с поташом. Шоколад 
должен был подкрепить моряков, а поташ – очистить спёртый воздух. Экипаж начал 
готовиться покинуть лодку. Были подготовлены подрывные заряды и розданы 
спасательные жилеты. В лодке царили мрак и холод.

«Люди ходили в носках, чтобы не создавать шума при ходьбе. В носовой части 
лодки открылась течь, поэтому мы получили дифферент на нос. Все сидели в корме, 
чтобы скомпенсировать его. Люди плотно прижимались друг к другу, так как в 
отсеке было очень мало места. В носовой части осталась только вахта. Все 
замерли, затаив дыхание. Шум винтов! Они всё ближе и ближе. Они прямо над 
лодкой.

Прошла ещё минута. Ничего? Все ещё ничего? Началось! Взрываются четыре, пять, 
шесть бомб. Лодка содрогается. Из отсеков сообщают о повреждениях. Две лампы 
ещё уцелели, и они еле освещают лодку. Ужасная картина: экипаж лодки лежит 
среди пустых ящиков от спасательных жилетов. Матрасы и одеяла валяются на 
палубе, чтобы по ним можно было тихо ходить, а вахтенные могли лежать на своих 
постах. Мы должны беречь кислород».

Старший механик Вибе и маат-механик[37 - Маат в германском флоте эквивалент 
унтер-офицера. Прим. пер.] Альтенбургер, действуя как можно тише, пытаются 
залатать течи. Гидроакустик продолжает сообщать о шумах, которые все и так 
могут слышать прямо сквозь корпус: шум винтов, грохот взрывов глубинных бомб. 
Грамицки, разбуженный коробкой, которую взрыв сбросил ему на голову, 
пробормотал что-то насчёт поганых времён, которые нужно переждать, и снова 
заснул. Лют пробирался от одной койки к другой, проверяя, чтобы матросы не 
выронили во сне патроны с поташом изо рта.

Атака глубинными бомбами – это достаточно новая страница морской войны, ничего 
подобного до Первой Мировой войны просто не существовало. Ощущения, мягко 
говоря, не из приятных, их трудно описать, и можно только испытать на 
собственной шкуре.

Имеется несколько довольно живописных описаний таких атак. Командир U-977 Гейнц 
Шеффер сравнивает сотрясение при взрыве глубинной бомбы с ударом гигантского 
молота по корпусу лодки. Он пишет: «Ничего не поделаешь, это война, нестоящая 
война, а не киношная с развевающимися флагами и бравурными маршами». Для автора 
книги «Железные гробы» Герберта Вернера самым тяжким был промежуток между 
взрывами. «Он заставляет нас полностью терять чувство времени и совершенно 
отшибает аппетит». Военный корреспондент Лотар-Гюнтер Бухгейм, автор книги «Das 
Boot» описывает это ужасное ожидание как чисто физическое мучение, словно 
корпус атакованной лодки накрепко сросся с кожей человека внутри неё. «Даже 
самый слабый звук отдаётся болью, как прикосновение к разверстой ране. Такое 
ощущение, что твои нервы обнажены, и кто-то трогает их». Если бы у подводников 
имелась возможность отбиваться, это было бы не столь тяжело. Однако им остаётся 
только ждать. «Так называемый героизм не имеет с этим ничего общего», – заметил 
Петер Кремер, описывая особенно жестокую атаку U-333 в 1943 году.

Это было не сражение, а испытание выносливости. Подводная лодка не имеет 
возможности защищаться. Она может только проиграть, но никак не победить. И 
одновременно, как это ни странно, именно тогда наступает звёздный час капитана. 
Лют писал: «Все знают, что когда вокруг начинают рваться глубинные бомбы, 
матросы смотрят на офицеров». Они внимательно следят за всем, что делает офицер,
 за выражением его лица, движениями его глаз, головы, рук, ног. Особенно 
внимательным следует быть капитану. Так как его поведение практически тут же 
передаётся экипажу. Если он встревожен, матросов охватит паника. Если он 
выглядит уверенным, моряки будут, по крайней мере, спокойны. И если в самый 
тяжёлый момент он улыбается, они будут смотреть друг на друга и тоже 
посмеиваться. Внешний вид в такую минуту – самое главное.

Вполне понятно, что сохранять вид ледяной невозмутимости во время подобной 
атаки совсем нелегко. Иногда его приходится буквально вымучивать. Но хороший 
командир – всегда немного актёр. Офицеры-подводники всегда делают что-нибудь, 
чтобы сохранять спокойный вид – читают, тихо беседуют, внимательно разглядывают 
подтолок, закусывают. Лучшие из них просто спят, как это сделал Грамицки. Если 
капитан сумеет остаться собранным, если он сумеет внушить спокойствие экипажу – 
лодка имеет все шансы пережить даже такую атаку, которой в мае 1940 года 
подверглась U-9. И тогда командир выигрывает очень много. Он чувствует себя 
гораздо увереннее в качестве капитана. Он завоёвывает уважение команды, любит 
она его или нет. И он спасает свою жизнь, так как не раз лодки гибли только 
потому, что экипаж поддавался панике.

Во время первой атаки в своей жизни и, вероятно, самой жестокой за всю войну, 
Лют преуспел во всём этом. Охота за U-9 продолжалась несколько часов, но 
постепенно взрывы глубинных бомб начали удаляться. Шум винтов тоже начал 
стихать. Экипаж почувствовал, что самое скверное позади, и начал приходить в 
себя.

Наконец, уже вечером один из британских кораблей сбросил буй над тем местом, 
где лежала U-9. Вероятно, англичане решили, что потопили лодку. И чтобы позднее 
рассеять остатки сомнений, они отметили место её гибели. Были сброшены ещё 
несколько глубинных бомб, но уже совсем далеко. В полночь Лют решил всплыть. 
Лодка провела под водой 21 час, и в 00.25 рубочный люк был открыт. Внутрь 
хлынул поток холодного свежего воздуха, от которого кружилась голова.

Лют вышел было на мостик, но тут же, всего в 300 метрах от лодки, заметил в 
темноте британский эсминец. И как раз в этот момент в лодке зажглось аварийное 
освещение. Столб жёлтого света из люка обрисовал силуэт капитана. Он поспешно 
захлопнул крышку, вздрогнув от громкого стального лязга, и напряжённо впился 
глазами в молчаливый силуэт вражеского корабля.

Никакой реакции. U-9 начала потихоньку отползать, запустив электромоторы, так 
как Лют не рискнул использовать грохочущие дизеля. В довершение всех испытаний 
лодке предстояло форсировать минное поле. Нервы у всех были натянуты, как 
струны. Грамицки мрачно заметил: «Если мы завтра проснёмся, я полагаю, нам уже 
ничто не будет страшно».

Дениц стоял на пирсе, когда U-9 в сумерках 28 мая приковыляла в Вильгельмсхафен.
 Он уже успел мысленно похоронить Люта, что видно из слов, которыми он встретил 
командира U-9: «Откуда вы явились? Я думал, что вы все погибли. Англичане 
заявили, что потопили вас».

«Значит, англичане поторопились. Они даже сбросили буй над нами. Однако они нас 
там сейчас не найдут», – ответил Лют.

Вскоре после возвращения Люта началась операция «Динамо» – эвакуация союзных 
войск с побережья в районе Дюнкерка. За 10 дней были эвакуированы более 300000 
британских, французских и бельгийских солдат. Их перевозили в Англию на всём, 
что только могло плавать – на кораблях, катерах, шлюпках, баржах, буксирах. 
Несколько германских лодок были брошены на перехват. Но U-9 опоздала на 
несколько часов.

Великобритания сумела эвакуировать большую часть своей армии, хотя потеряла всю 
технику. Франция осталась одна, и через 2 недели немцы вошли в Париж. 
Формальная капитуляция[38 - Французы будут говорить о «подписании перемирия». 
Прим. пер.] Франции была подписана в Компьене 22 июня 1940 года.




Глава 4

Ночь длинных ножей


Между Малл оф Кинтайр на западном побережье Шотландии и самой северной точкой 
Ирландии Фэр Хед можно провести невидимую линию, которая станет границей 
Ирландского моря. На глубину почти 30 фатомов от этой линии будут уходить воды 
Северной Атлантики, серые и холодные. А над этой линией находится небо, такое 
же холодное и серое.

20 сентября 1940 года, полдень. Пересекая эту линию, на север движется 
нестройная толпа из 19 судов. Издали их едва видно. Вокруг них, сломя голову, 
носятся 3 маленьких военных корабля, словно пастухи, охраняющие стадо. Всё это 
называется союзным конвоем ОВ-216, направляющимся в Северную Америку. Весь 
вчерашний день и большую часть утра ОВ-216 собирался в Ирландском море. В его 
состав вошли суда, вышедшие из Бристольского пролива, Мерсея, Клайда и Белфаста.
 Силы эскорта, базирующиеся на доки Альберта в Ливерпуле, ничтожно малы, однако 
это всё, что удалось наскрести.

Между линией, отмечающей границы Ирландского моря, и портами восточного 
побережья Северной Америки лежат 3000 миль открытого океана. В его волнах 
скрываются германские подводные лодки, готовые атаковать любой конвой, который 
осмелится пересекать Атлантику.

Командир группы сопровождения получил приказ: «Сопровождать ОВ-216 на запад. 
Приложить все силы для защиты от вражеских атак. На долготе 17? W повернуть 
назад, далее конвой следует самостоятельно». Примерно такие приказы получали 
все группы эскорта.

22 сентября, 21.05, холодный ясный вечер. ОВ-216 движется на запад над мелями 
Стэнтон. Он уже вышел из Ирландского моря, но никаких признаков вражеской 
активности пока не заметно. Англичанам начинает казаться, что они сумеют 
спокойно выйти в открытый океан. По крайней мере, именно так думает, стоя на 
мостике, Ричард Чизхолм, второй помощник капитана сухогруза «Нью Севилья». Его 
судно возглавляет третью колонну. Чтобы удостовериться, что с конвоем всё в 
порядке, он переводит взгляд на судно «Бока», которое возглавляет другую 
колонну.

И это судно взрывается буквально у него на глазах.

Для Вольфганга Люта это лето было долгим, нудным и полным разочарований. В июне 
он принял командование U-138, второй из 16 новых лодок, похожих на U-9. Эта 
лодка принадлежала к серии IID и отличалась от U-9 (серия IIA) только наличием 
дополнительных топливных цистерн, что увеличивало её радиус действия. U-138 
была спущена 22 июня. «Огромный кран поднял лодку со стапеля и спустил в воду, 
как булку хлеба в пекарне», – писал её новый старший штурман Теодор Петерсен. 
Церемония подъёма флага состоялась через 5 дней у пирса Блюхера в гавани Киля. 
Рулевой обер-маат Петерсен был старшим из унтер-офицеров на борту U-138. До 
войны он плавал на торговых судах и был сыном моряка торгового флота. Почти 3 
года он прослужил вместе с Лютом на подводных лодках, поэтому никто из 
оставшихся в живых сослуживцев Люта не может рассказать о нём больше Петерсена.

Теодор Петерсен, вероятно, был лучшим другом Люта и, вероятно, его самым 
непримиримым критиком. Должности, которые занимал Петерсен, придают вес его 
мнению о Люте, мнению достаточно высокому, но не лишённому критики. Петерсен 
служил старшим рулевым на U-138, вахтенным офицером на U-43 и первым вахтенным 
офицером на U-181, то есть старшим помощником Люта. Его сомнения в целом не 
меняют того факта, что для Петерсена Лют был другом, товарищем и просто хорошим 
человеком.[39 - Сусальная история, в которую трудно поверить. Автор постоянно 
называет Петерсена Obersteuermann, то есть старший рулевой. Но это должность, а 
не звание. Предположение, что Петерсен был обер-маатом, то есть старшим 
унтер-офицером, не более чем моё предположение. В то же время, автор сам 
подчёркивает, что сначала Петерсен не был офицером. Дружба между унтером и 
капитан-лейтенантом… Да ещё в германском флоте… Этого не может быть, потому что 
просто не может быть никогда. Даже фенрихов, то есть кандидатов на офицерское 
звание, отделяла от лейтенанта целая пропасть. И никакая теснота отсеков лодки 
не могла эту пропасть ликвидировать. Прим. пер.]

Именно Петерсен описывает лето 1940 года как нудное и разочаровывающее. Одной 
из самых неприятных обязанностей командира только что построенного военного 
корабля является длительный период испытаний и учёбы. Подводная лодка U-138 в 
этом плане не стала исключением. Например, после того как на ней был поднят 
военно-морской флаг, и до 10 июля она проходила приёмные испытания в Киле в 
Приёмной комиссии подводного флота. С 12 по 17 июля она проводила торпедные 
стрельбы в Готенхафене при Отделе торпедных испытаний. Следующую неделю лодка 
провела в море на учениях вместе с 27-й подводной флотилией. По словам 
Петерсена, самое плохое ждало их в Данциге, где лодка проходила ходовые 
испытания. «Нам приходилось проходить по мерной миле самым малым. Один 
электромотор пол-узла… Затем обратно на другом электромоторе. Потом на обоих… 
Это было ужасающе! Испытания подводились под контролем командования подводного 
флота, и они старались испытать все. У нас на борту находился капитан 1 ранга 
Закс, который наблюдал за происходящим с каменным выражением лица. В рубке 
могли находиться только 2 человека, поэтому я и Закс находились в рубке, а Лют 
управлял лодкой снизу из центрального поста. Я должен был записывать всё, что 
говорил Закс: «Achtung! Achtung! Achtung! НОЛЬ!» Это была настоящая пытка».

1 августа U-138 была отправлена в Мемель, где должна была прослужить 30 дней в 
составе 24-й и 25-й подводных флотилий в качестве учебного корабля для будущих 
офицеров. Это страшно раздражало Люта. Пробные плавания и учебные походы были 
необходимы, однако они отнимали время. Он не желал терять время на Балтике, 
особенно потому, что все ждали скорой капитуляции Англии. Лют тоже верил, что 
война закончится к Рождеству, а ведь он до сих пор не приобрёл ни славы, ни 
наград.

Не один Лют думал так. В 1940 году немцы верили в скорую победу. Великобритания 
не могла в одиночку выиграть эту войну. Люфтваффе каждый день бомбили 
английские города. Германия готовилась к вторжению в Англию.

Подводные лодки в этой битве делали всё, что могли. Те, что базировались в 
портах атлантического побережья Франции, постоянно действовали на судоходных 
маршрутах, наслаждаясь тем, что историки позднее назовут «счастливыми 
временами» для германских лодок. Они топили любое встреченное судно – в 
открытом море и под берегом. Британские суда шли на дно тихо, или, наоборот, с 
грохотом взрывались, выбрасывая столбы пламени. Иногда никто не знал, как 
погибло судно. Иногда об этом знали все, так как обломки неделями болтались на 
воде, а прибой выбрасывал на берег мёртвые тела. Только в июле были потоплены 
42 судна, причём большая часть из них несла важные военные грузы. В августе 
были потоплены 68 судов, а в сентябре – 66 судов. За первые 12 месяцев войны 
под воду были отправлены союзные суда общим водоизмещением 1,5 миллиона тонн. 
Корабли гибли, потому что не имели сопровождения. Британия не могла выделить 
для сопровождения торговых судов ни военных кораблей, ни самолётов. Королевский 
Флот сражался прекрасно, он дрался яростно, не давая передышки врагу, но битва 
складывалась не в его пользу. Это было ясно всем, кто умел считать.

Но всё это происходило за сотни миль от сонных вод Балтики, которые бороздили 
Лют и его новенькая лодка. Нетрудно представить его облегчение и радость, когда 
в начале сентября U-138 получила приказ следовать в Киль, чтобы подготовиться к 
боевому походу. В конце концов, война ещё не кончилась.

Первый поход U-138 должна была совершить в район Западных Подходов. Так 
англичане называли участок океана, выходящий, подобно трубе, на север и запад 
из Ирландского моря и постепенно перетекающий в просторы Атлантики. Это было 
бутылочное горлышко, через которое приходилось протискиваться всем судам, 
идущим в британские порты, и покидающим их. Именно здесь лодки Деница собирали 
самую богатую жатву. U-138 покинула Киль 10 сентября. Через неделю она достигла 
указанного района. Лодка пересекла Северное море, обогнула с севера Шотландию и 
длинным крюком вышла к Барра Хед, крошечному клочку земли на самом юге 
Гебридских островов.

Барра Хед был замечен с мостика U-138 утром 19 сентября. В полдень того же дня 
британский шлюп «Скарборо» покинул доки Альберта. Этот старый корабль имел 
водоизмещение 1600 тонн и был вооружён 2 – 102-мм орудиями и глубинными бомбами.
 На нём находился командир группы сопровождения конвоя ОВ-216. Остальные 
корабли эскорта прекрасно иллюстрировали нынешнее состояние Королевского Флота. 
Первым был старый эсминец «Вэнкуишер», построенный ещё в годы прошлой войны. 
Как ещё держалась на воде эта текущая по всем швам посудина, остаётся загадкой. 
Вторым был новейший корвет «Арабис», который вошёл в строй всего 4 месяца назад.
 Он был самым маленьким из нашей троицы и был вооружён всего 1 – 102-мм орудием.


Сразу после выхода из доков Альберта военные корабли начали собирать своё 
беспокойное хозяйство. Это была нелёгкая задача. Все торговые суда имели 
различные характеристики, и каждый шкипер желал идти своим путём. Но к полудню 
20 сентября формирование конвоя можно было считать законченным, и в 13.00 
головные суда конвоя ОВ-216 покинули Ирландское море и вышли в Атлантический 
океан. Они шли без огней, кое-как держась в неровных колоннах. Эскортные 
корабли то и дело бросались туда, где им мерещился враг. Но пока всё шло тихо.

Лют заметил ОВ-216 в начале вечера, когда конвой шёл на запад к мелям Стэнтона. 
Лют гнался за другим конвоем, держась на перископной глубине, чтобы не быть 
обнаруженным самолётами. И совершенно неожиданно из темноты показались головные 
суда ОВ-216 и вышли прямо на перекрестие перископа.

В 20.00 Лют записал в бортжурнале: «Пароход на расстоянии 2000 метров, пеленг 
70 – 90. Сразу за ним показались ещё 2 судна прямо по курсу. Затем конвой из 8 
колонн на расстоянии 400—500 метров. Строй держат плохо, около 30 судов, курс 
270, скорость 7». ОВ-216 шёл противолодочным зигзагом. В это время генеральный 
курс конвоя был 275? скорость – 8 узлов. Погода была прекрасной, хорошая 
видимость, редкие облака, западный ветер силой 2 балла.

Примерно в 20.15 Лют оказался между двумя из 6 колонн конвоя. Это был 
совершенно неожиданный манёвр, который в то время ставил в тупик многих 
командиров эскортных соединений. Суда конвоя полагали себя надёжно прикрытыми 
военными кораблями и не обращали внимания на пространство внутри строя. Поэтому 
никто не заметил тонкую чёрную спичку перископа. Корабли сопровождения больше 
старались прикрыть конвой от атак со стороны и потому тоже не заметили U-138. 
Они не обнаружили её с помощью асдика, примитивного гидролокатора, 
использовавшегося для обнаружения подводных лодок.[40 - Весьма 
пренебрежительная характеристика прибора, который стал причиной гибели сотен 
германских лодок и десятков тысяч подводников. Прим. пер.]

Спрятавшись между колоннами транспортов, Лют получил возможность спокойно 
готовить атаку. Он мог выбирать цели, идущие на расстоянии от 400 до 500 метров.
 Это было совсем рядом, и промахнуться с такой дистанции было труднее, чем 
попасть. Нужно было только довернуть лодку носом на цель и выпустить торпеды.

В 21.20 Лют приказал дать залп 2 торпедами.

В 21.21 Ричард Чизхолм на «Нью Севилье» посмотрел через правое плечо.

В 21.22 «Бока» взлетел на воздух.

Чизхолм немедленно приказал выполнить манёвр уклонения, но раньше, чем он успел 
приказать спустить шлюпки, «Нью Севилья» получила попадание в левую раковину. 
«Большой столб пламени высотой 80 футов взлетел позади светового люка машинного 
отделения. Судно накренилось на 20? на левый борт, затем выпрямилось и начало 
садиться кормой».

«Скарборо», находившийся в правой колонне конвоя ОВ-216, в 21.26 услышал 
одиночный взрыв и немедленно отвернул прочь от конвоя. «Арабис», находившийся 
слева, круто развернулся влево и полным ходом помчался туда, где рассчитывал 
обнаружить подводную лодку. «Вэнкуишер», шедший позади конвоя, пошёл вслед за 
«Арабисом». Команда эсминца была уверена, что первым была торпедирована «Нью 
Севилья» и лишь затем «Бока». Конвой начал медленно поворачивать вправо, но 
«Дефо», концевое судно второй колонны, что-то напутало и повернуло влево.

На U-138 тоже поднялась суматоха. «Люди бегали взад и вперёд, чтобы удержать 
лодку на ровном киле». Торпедисты отчаянно старались перезарядить аппараты для 
новой атаки. Подводная лодка теперь находилась между третьей и четвёртой 
колоннами, а все 3 корабля сопровождения пытались обнаружить её вне строя. Пока 
матросы Люта с шумом носились туда-сюда по узкому проходу, он вместе с Грамицки 
через перископ пытался определить угол упреждения для нового залпа. Петерсен, 
скорчившись за крошечным штурманским столиком, почти в полной темноте, по 
отрывисто бросаемым пеленгам старался изобразить манёвры U-138, торговых судов 
и кораблей эскорта.

В 21.26 была выпущена 1 торпеда в «Эмпайр Адвенчер», четвёртое судно четвёртой 
колонны. Это была третья атака в течение 6 минут. «Последовал сильнейший взрыв 
в средней части левого борта», – гласит официальный отчёт Адмиралтейства об 
этом бое. «Старший офицер утверждает, что, насколько ему известно, не была 
замечена ни подводная лодка, ни след торпеды. Взрывом была оторвана кормовая 
часть судна, и команде был сразу отдан приказ покинуть его».

И без того не слишком стройные колонны ОВ-216 окончательно рассыпались, после 
того как получил попадание «Эмпайр Адвенчер». Лют бросил ещё один взгляд на 
корабли конвоя, перед тем как погрузиться. «Арабис» начал сбрасывать глубинные 
бомбы, как потом объяснял капитан, «чтобы испугать подводную лодку». Едва ли 
это было наилучшим решением в сложившихся обстоятельствах, но выбора у него не 
было. «Арабис» не мог увидеть U-138, он не мог её услышать. Вообще капитан 
корвета не понимал, что искать и где искать. Сбрасывая глубинные бомбы, он хоть 
что-то предпринял.

В 22.00 U-138 всплыла на поверхность неподалёку от конвоя, и Лют увидел 
потерявший ход «Эмпайр Адвенчер». Корма судна была оторвана, а полузатопленный 
корпус загнулся дугой. Лют немедленно устремился в погоню за конвоем. Все 3 
корабля сопровождения искали лодку до 22.30, потом командир «Скарборо» приказал 
«Вэнкуишеру» оставаться в районе атаки и подобрать спасшихся моряков. «Арабис» 
сделал всё, что мог, и присоединился к конвою.

Вскоре после 23.00 затонул «Бока», корвет подобрал 28 моряков. «Нью Севилья» 
ещё держалась на воде, но экипаж судна был снят с него. В полночь «над водой 
ещё были видны полубак и полуют» «Эмпайр Адвенчера». Из 39 членов экипажа этого 
судна погиб 21.

Но испытания ОВ-216 ещё не закончились. В 2.00 Лют догнал конвой и сумел 
потопить ещё одно судно – «Сити оф Симла». После этого у него кончились торпеды.
 В результате он был вынужден отказаться от дальнейших атак ОВ-216, чувствуя 
себя, «как беззубый старик за столом, уставленным яствами». Он в очередной раз 
уклонился от британских кораблей, повернул на запад и через 3 дня прибыл в 
Лориан.

ОВ-216 двинулся дальше и в конце концов прибыл в Канаду, потеряв 6 судов из 19. 
24 сентября командир эскортных сил, базирующихся в Белфасте, описал в своём 
рапорте бой с U-138 и передал рапорт главнокомандующему силами Западных 
Подходов. Этот рапорт фактически суммировал опыт противолодочной борьбы в 1940 
году.

Было ясно, что корабли сопровождения не представляли, где находится U-138 во 
время нескольких атак ОВ-216. Их командиры предполагали, что атаки произведены 
со стороны, никто из них даже представить не мог, что лодка прокралась внутрь 
конвоя. Кроме того, корабли после первой же торпедной атаки начали поиск с 
помощью асдика, предполагая, что атака произведена с глубины.[41 - Это, 
интересно, как? Стрельба с глубины 100 метров по данным гидроакустики? Для 
Фолклендской войны 1982 года вполне нормально, но в 1940 году лодки стреляли 
либо с перископной глубины, либо вообще из надводного положения. Как-то странно 
преподают тактику в Аннаполисе. Прим. пер.] Но Лют атаковал с перископной 
глубины, а потом погрузился, чтобы избежать обнаружения, и маскировался 
корпусами торговых судов и шумом многочисленных винтов. Наконец, самым главным 
фактором оказалось малое число кораблей эскорта. Все 3 корабля сопровождения 
гонялись за Лютом, вообще бросив охраняемый конвой.

Когда U-138 вошла в порт, на ограждении перископа были подняты 4 белых вымпела, 
каждый из которых означал потопленное судно. Пока заводили швартовы, играл 
оркестр. Лодка пробыла в Лориане 10 дней, принимая топливо, продовольствие и 
торпеды. Одновременно была проведена небольшая профилактика.

Экипаж находился на берегу в увольнении. Петерсен вспоминал: «Лориан был не 
слишком приятным местом, но всё-таки был отмечен пресловутым французским 
шармом… Народ тут симпатичный, мы выпили уйму вина и шампанского, и все это как 
угощение». Кроме того, из порта в Париж и далее на восток регулярно ходили 
поезда. К услугам подводников были любые гостиницы и пансионаты. Лют был 
сторонником активного отдыха. Он организовал футбольные матчи с экипажами 
других лодок и несколько экскурсий по окрестностям. Он писал: «Помню, как 
расквартированные неподалёку артиллеристы пригласили мой экипаж на конную 
прогулку. Мы взгромоздились в сёдла, и я попытался вслед за командиром взять 
сложное препятствие, как меня учили в школе. Но моряки не смогли справиться с 
лошадьми, и те пустились галопом по улицам… Мы с командиром внезапно остались в 
одиночестве, потому что его солдаты бросились выручать моих матросов. Спустя 
некоторое время все они вернулись, ликуя… Часа два мы, как сумасшедшие, 
носились по холмам и долинам, причём никто не подумал, что после этой поездки 
мы просто одеревенеем… С гордостью могу добавить, что никто не свалился». Но 
для кого-то конной прогулки и футбола оказалось мало. Эти люди отправились в 
бордели, которые в Лориане работали круглосуточно, или даже, рискуя нарваться 
на гнев Люта, завели себе французских подружек.

В это время в Лориане собрались офицеры-подводники, известные своими заслугами 
и необычным талантом. Лют был мало заметной величиной в этом созвездии, 
остальные капитаны уже заработали свою известность операциями в районе Западных 
Подходов. В это время в Лориане находился Гюнтер Прин, самоуверенный голштинец, 
который в 1939 году потопил линкор «Ройял Оук» и сейчас быстро наращивал 
потопленный тоннаж. Тут же был Иоахим Шепке, добродушный и опасный, с 
внешностью героя-любовника. А были ещё Генрих Либе, все ещё командовавший U-38, 
Герберт Шульце, Фриц Фрауэнгейм и Отто Кречмер. Все они стали асами и к началу 
войны уже командовали лодками. Они принадлежали к первому поколению командиров, 
о котором Дениц с гордостью писал: «Они атаковали британские коммуникации 
отважно и умело, не теряя рассудка… Они ощущали себя «повелителями моря» и 
полагали, что смогут справиться с любыми защитными мерами, которые организует 
противник». Они были лучшими, а потому для англичан – самыми ненавидимыми 
подводниками.

Гюнтер Прин был первым из великих подводных асов Второй Мировой войны, яркой 
фотогеничной фигурой. После Скапа Флоу он стал любимцем министерства пропаганды 
Рейха и живой легендой. Прин был типичным германским подводником, любой фильм 
военного времени изображал бородатого капитана в таком же замасленном белом 
свитере. Словом, просто идеальная фигура для любви (немцев) и ненависти 
(союзников).

Мы не располагаем свидетельствами того, были ли знакомы Гюнтер Прин и Вольфганг 
Лют. Так как кружок командиров-подводников в то время был довольно узким, 
вполне можно предположить, что они не раз сталкивались до того, как Прин погиб 
в море. Не говоря о таланте и удачливости, они были схожи лишь в одном – 
Вольфганг Лют был таким же ярым фашистом, как и Гюнтер Прин. Но Прин вдобавок 
был профессиональным моряком, имел диплом шкипера торгового флота, тогда как 
Лют поступил на службу в Кригсмарине прямо со школьной скамьи. Прин родился в 
северной Германии, а Лют – в Прибалтике. Прин был довольно скандальной 
личностью, а Лют – отличался спокойствием. Но самым главным было различие 
характеров. Хотя Прин был умелым командиром, команда ненавидела его. Лют был 
таким же умелым командиром, но его матросы любили его.

Если Гюнтер Прин стал самым известным асом 1940 года, Отто Кречмер довольно 
быстро стал самым лучшим подводником. Командир U-99 превратился в первого среди 
равных, именно он стал эталоном, по которому мерили остальных командиров.

Кречмер провёл в море относительно немного времени – всего 18 месяцев, так как 
уже в марте 1941 года он попал в плен. Однако он успел потопить или помочь 
потопить больше судов противника, чем любой другой подводник за всю войну. На 
его счёту числятся почти 300000 тонн. В списке торговых судов союзников, 
потопленных в Северной Атлантике, фамилия Кречмера в графе «виновник гибели» 
встречается так часто, словно по ней прошлась пулемётная очередь. Красочные 
описания его атак союзных конвоев в конце 1940 года повторялись так же часто, 
как рассказы о «Бисмарке» или «Графе Шпее». Он был колоритной фигурой.

Дональд МакИнтайр, который захватил его в плен, писал: «Отто Кречмер был нашим 
самым опасным противником. Совершенно бесстрашный, несокрушимо уверенный в 
своих качествах моряка и бойца, целиком посвятивший свою жизнь службе на флоте, 
он управлял своей лодкой железной рукой. Он натренировал свой экипаж до 
высочайшей степени эффективности, и всё-таки заслужил преданность всей команды».
 Кречмер всегда держался тихо и спокойно, он ненавидел любую шумиху и потому 
полностью оправдывал прозвище «Молчаливый Отто», которым наградили его 
коллеги-офицеры. МакИнтайр, вспоминая его худое костлявое, неизменно мрачное 
лицо, замечает: «По сравнению со своими товарищами-асами, это был жутковатый 
человек».

Отто Кречмер и Вольфганг Лют не знали друг друга. Они сталкивались в Лориане, а 
в декабре 1940 года даже были формально представлены, так как ехали вместе в 
автомобиле на Рождество из Парижа в Кёльн. Однако большую часть пути они просто 
проспали. Проснувшись, Кречмер был вынужден несколько раз отклонять настойчивые 
просьбы командира возглавить учебное подразделение. К несчастью для Кречмера, 
он победил в этом споре.

Можно лишь гадать, какое впечатление произвёл Кречмер на Люта. Он был моложе 
Кречмера, и аура героя, окружавшая «Молчаливого Отто», заставляла его страдать 
от своей неполноценности. Однако Кречмер смотрел на Люта, как на равного: «Мы 
во многом были похожи. Ни один из нас не был болтливым хвастуном, мы оба имели 
крепкие нервы и не пытались уклониться от встречи с врагом… В сущности, Лют был 
таким же пруссаком, как и я».

Второй боевой поход U-138 начался 8 октября 1940 года. Он оказался не столь 
успешным, как первый. В то время, когда лодки возвращались в порт, потопив 3, 4,
 5 судов, этот поход оказался почти бесплодным. Однако он интересен по другим 
причинам. Он показал, с какой лёгкостью германские лодки находят, атакуют и 
топят суда союзников в районе Западных Подходов. Хотя Лют на сей раз немного 
оплошал, он встречал один конвой за другим, хотя не прилагал к этому ни 
малейших усилий. Также нам становится ясно, насколько мало различаются отчёты о 
подобных атаках. События этого похода можно восстановить буквально по минутам, 
используя бортовой журнал U-138, карты, фрагменты из книги Люта и отчёты 
британского Адмиралтейства.

14 октября в 8.00 у северных берегов Ирландии подводная лодка U-137, 
находившаяся в нескольких милях от U-138, заметила вспомогательный крейсер 
«Чешир» и погналась за ним. Погоня продолжалась до 17.30. Командир U-137 
Герберт Вольфарт несколько раз терял контакт с британским кораблём, 
восстанавливал его, дважды выходил в атаку и оба раза промахнулся. Гордость 
Вольфарта была задета. Он не прекратил погоню за «Чеширом», даже когда заметил 
маленький конвой, идущий на север у банки Видал. Он лишь передал по радио 
координаты конвоя в штаб подводных сил и продолжал погоню за «Чеширом». В 
результате конвой встретил Лют на U-138.

Лют перехватил радиограмму Вольфарта. Он также слышал, что командир U-93 Клаус 
Корт сообщает о втором конвое, двигающемся на юг. Он сам с 16.28 преследовал 
какой-то конвой, идущий на запад, и сейчас занимал такую позицию, что мог 
атаковать любой из трёх. Лют решил преследовать свою первую цель. Если контакт 
будет утерян, он последует за конвоем Вольфарта, идущим на север. И если не 
найдёт его, он всё ещё будет находиться недалеко от конвоя Корта. В любом 
случае, это будет «ночь длинных ножей», как написал потом Лют.

В 20.45 Лют оставил преследование «своего» конвоя и погнался за конвоем 
Вольфарта, идущим на север. Почти тут же он услышал нечто, из чего сделал вывод,
 что Вольфарт торпедировал 2 судна из состава этого конвоя. А затем он потерял 
его в тумане.

Нет никаких документальных подтверждений, что какой-либо конвой в это время 
потерял 2 судна. Вольфарт не прекратил погоню за «Чеширом» и через 12 часов 
сумел потопить его.[42 - Ложь. Вспомогательный крейсер «Чешир» (построен в 1927 
году, 10520 GRT, 15 узлов, 6 – 152-мм орудий, 2 – 76-мм зенитки) в 1943 году 
был переоборудован в войсковой транспорт и благополучно прослужил до конца 
войны. Прим. пер.] Лют где-то что-то сильно напутал. Прокладка U-138 показывает,
 что лодка совершила короткий галс по направлению к конвою Вольфарта, а потом 
повернула на 180? на север. Это заставляет предположить, что Лют терпеливо 
гнался за добычей, но передумал, получив какую-то радиограмму. В журнале 
отмечено лишь, что в 20.45 Лют повернул на конвой Корта, идущий на юг.

В 21.50 Лют перехватил ещё одну радиограмму. Конвой Корта изменил курс и теперь 
шёл прямо на запад. Вскоре он тоже ускользнул от Люта. Он с горечью писал: «Мы 
просто онемели. Мы потеряли целых три возможности. В тумане мы описали полный 
круг и теряли одну цель за другой». Разочарованный Лют приказал взять курс на 
восток к острову Барра и отправился спать. Однако в полночь его поднял Грамицки,
 который держал в руке бутылку коньяка. Наступил двадцать седьмой день рождения 
Люта.

В 2.30 его снова поднял вахтенный офицер. «С мостика поступил чудесный рапорт: 
«Мостик – капитану. Виден подарок к дню рождения!» Я вылетел наверх. 
«Деньрожденный подарочек» становился всё больше и больше, пока перед нами не 
вырос целый конвой».

Это был идущий на запад ОВ-228, уже четвёртый конвой, проходящий в течение ночи 
через район патрулирования U-138, который представлял собой квадрат со стороной 
6 миль. В своём журнале Лют пишет, что конвой состоял из 8 колонн по 3 или 4 
судна в каждой. Он решил, что конвой сопровождает лёгкий крейсер. В небе 
светила луна, но Лют не хотел ждать, пока она зайдёт. Поэтому он оставил луну 
за кормой, пересёк курс конвоя и вышел на его левый фланг. Потом Лют пошёл к 
хвосту конвоя, чтобы атаковать правую колонну.

На сей раз U-138 не погружалась. Ночная атака из надводного положения стала 
типичной для германских лодок, так как в этом случае лодку нельзя было засечь 
гидролокатором. Вдобавок, британское Адмиралтейство никак не ожидало от 
вражеских лодок подобного способа атаки. И, наконец, гораздо легче командовать 
торпедной атакой с мостика, чем, разглядывая цель в мокрые линзы перископа.

Корабли конвоя ОВ-228 не подозревали о грозящей им опасности. Вот что 
рассказывают записи Люта в бортжурнале:

«05.10. Выпустил торпеду G7а в танкер в средней колонне. Пеленг 90, скорость 8 
узлов, дистанция 3800 метров, установка торпеды на глубину 3 метра.

05.12. Промах торпедой G7а по второму танкеру в аналогичных обстоятельствах. 
Дистанция 2500 метров. После 4 минут 40 секунд первая торпеда G7а попала в 
корму танкера. Виден высокий столб пламени и облака чёрного дыма. Водоизмещение 
на глаз 10 – 12 тысяч тонн.

05.15. Выпустил торпеду G7а по танкеру, пеленг 100, скорость 7 узлов, дистанция 
2000 метров, глубина хода торпеды 3 метра. Ещё 2 танкера были расположены более 
удобно, но я выбрал более крупный. После пуска торпеды лодка повернула «право 
на борт».

05.17. Через 1 минуту 57 секунд торпеда G7а попала в корму танкера, высокий 
столб пламени… водоизмещение примерно 10 – 14 тысяч тонн. Никаких радиограмм на 
волне 600 метров».

Первым получил попадание британский пароход «Боннэр», он затонул в 5.52. Вторым 
стал танкер «Бритиш Глори», который остался на плаву и сумел вернуться в порт. 
Лют намеревался удерживать контакт с ОВ-228 как можно дольше, однако в 9.00 
появился эсминец и вынудил его погрузиться. После того как в 9.20 лодка всплыла,
 Лют мог только передать по радио последние координаты ОВ-228 и возвращаться в 
Лорина. Его второй боевой поход на U-138, который продолжался 11 дней, подошёл 
к концу.

Англичане обычно опрашивали моряков, спасшихся с потопленных судов, в надежде, 
что их наблюдения могут быть полезными. Однако разработанный вопросник 
«Особенности атак торговых судов вражескими подводными лодками» был совершенно 
устаревшим. Например, в нём стоял вопрос: «Было ли судно взято на абордаж 
противником, и при каких обстоятельствах?» Требовалось указать фамилии офицеров 
вражеской лодки и описать их внешность. Именно на такие вопросы предстояло 
отвечать шкиперу «Боннэра» Леону Отто Эверетту, когда он вернулся в Белфаст. 
Ответы были лаконичны и совершенно бесполезны. Можно отметить горькую иронию 
двух последних ответов шкипера.

«Общие замечания опрашивающего офицера.

В: Считает ли он, что шкипер выполнял инструкции Адмиралтейства и местного 
командования и сделал ли он всё возможное, что избежать захвата судна?

О: Да, однако нет свидетельств, что был выставлен кормовой наблюдатель и расчёт 
находился у орудия.

В: Объяснения шкипера по поводу оставления судна (если это было сделано) должны 
быть максимально подробными, их надлежит тщательно изучить.

О: Судно затонуло в течение 12 минут».

Выражение «ночь длинных ножей», использованное Лютом для описания событий 14 
октября 1940 года, берёт начало в 1934 году, после кровавого путча Рема.[43 - 
Ой, как интересно! Новая страница в германской истории! Я-то всегда считал, что 
это Гитлер внезапно расправился с Ремом, Карлом и другими главарями штурмовиков.
 Вот он, уровень американского образования! Прим. пер.] В военно-морской 
истории его чаще используют для описания событий 18 – 20 октября 1940 года. В 
этот период два конвоя – быстроходный НХ-79 из Галифакса и тихоходный SC-7 из 
Сиднея – были атакованы в районе Западных Подходов волчьими стаями и разнесены 
в клочья.[Конвой SC-7 из 35 судов покинул Сидней (остров Кейп Бретон, Канада) в 
начале октября. Вечером 16 октября его заметила U-48 Розинга, когда конвой 
проходил севернее Рокелла. 6 лодок получили приказ присоединиться к U-48, в том 
числе U-38 Генриха Либе, U-99 Отто Кречмера и U-100 Иоахима Шепке. Начиная с 
этого момента и до утра 19 октября SC-7 потерял половину судов. Ночью Кречмер 
провёл особенно жестокую атаку. Бортжурнал U-99 часто приводят как пример его 
неукротимого порыва и иллюстрацию смертельных испытаний, через которые пришлось 
пройти конвою этой ночью.

Конвой НХ-49 состоял из 49 судов в сопровождении 10 военных кораблей. Прин 
заметил его на следующий вечер. Тем не менее, 12 судов были потоплены в ходе 
атак, которые продолжались с 21.00 до рассвета на следующий день. В них 
участвовали 5 лодок, в том числе Прин, Шепке и Либе.

Всего за эти 48 часов из состава 2 конвоев было потоплено 31 судно и ещё 3 были 
повреждены. Не погибла ни одна подводная лодка. Тактика волчьих стай блестяще 
оправдала себя. МакИнтайр писал: «Эти два катастрофических столкновения, 
вероятно, стали самым тяжёлым ударом для англичан за всё время Битвы за 
Атлантику. (Naval War) Прим. авт.]

Идея использования «волчьих стай», или, как это называли сами немцы Rudeltaktik 
(тактика стаи), была разработана Карлом Деницем ещё до войны. В состав волчьей 
стаи обычно входило от 5 до 10 подводных лодок, которые действовали совместно. 
Первая лодка стаи, которая замечала вражеский конвой, не атаковала его. Она 
только передавала по радио его координаты и ждала, пока соберутся остальные 
лодки. Потом вся стая наносила удар, и результаты были гораздо лучше, чем при 
разрозненных, не скоординированных атаках. В первый год войны Дениц ещё не имел 
достаточно лодок, чтобы применять эту тактику. Лишь позднее они добились в 
Северной Атлантике потрясающих успехов.

Когда 19 октября U-138 вернулась в Лориан, её встретили цветами и оркестром. 
Люта ждал на пирсе командир флотилии, который сообщил, что командование 
переводит его на новую, более крупную лодку. Естественно, Лют был ошарашен. 
После нескольких месяцев тренировок и учений, упорной работы с командой и всего 
26 дней в море, он должен покинуть свою новую лодку.

На церемонии передачи командования, и без того грустной, Лют был вынужден 
сообщить своему экипажу, что 2 человека погибли на вокзале Лориана во время 
воздушного налёта. Один из них был смертельно ранен осколками бомбы и битым 
стеклом в уборной отходящего поезда. Кое-то из экипажа плакал, как пишет Лют в 
«Boot Greift Wieder An». Он сам сожалел лишь о том, что люди погибли на берегу. 
«Смерть постоянно ходит рядом с нами, лучше бы это произошло при выполнении 
воинского долга в море. Именно это отличает братство подводников: ощущение 
единства, которое рождается из осознания того, что либо мы все добьёмся успеха, 
либо все вместе погибнем».




Глава 5

Прибалт и его люди


Когда в октябре 1940 года Вольфганг Лют сдал командование U-138, на его счёту 
числились потопленные суда общим водоизмещением 55000 тонн. Однако в своих 
рапортах он указал цифру 80000 тонн, и потому 24 октября он был награждён Das 
Ritterkreuz des Eisernen Kreuzes – Рыцарским Крестом Железного Креста.[44 - 
Несколько непривычная формулировка объясняется тем, что Рыцарский Крест – не 
самостоятельная награда, а только степень Железного Креста. Поэтому краткое 
выражение «получить Рыцарский Крест» не совсем точно, оно звучит как «получить 
Первый Класс» Чего? Но всё-таки так говорят. Прим. пер.] На фотографии, 
сделанной вскоре после награждения, Лют в синем морском мундире с орденом на 
шее улыбается характерной щербатой улыбкой и выглядит более чем довольным 
жизнью.

У него было несколько поводов улыбаться. Прежде всего, сам Рыцарский Крест. Эта 
награда считалась действительно высокой даже в военную пору общей девальвации 
наград. Это была первая награда гитлеровского Рейха, сменившая старый 
императорский орден Pour le Merite. Несколько старших офицеров Вермахта, 
например, Эрвин Роммель, имели обе эти награды. Рыцарский Крест почти никогда 
не вручался рядовым и унтер-офицерам и очень редко – офицерам, не занимавшим 
должность командира корабля или какую-нибудь другую, столь же заметную.[45 - 
Например, Рыцарский Крест получил старший артиллерист линкора «Бисмарк» 
Адальберт Шнейдер за потопление линейного крейсера «Худ». За годы войны в 
подводном флоте Рыцарский Крест получили 121 командир лодки, 2 первых вахтенных 
офицера, 14 механиков и 7 унтер-офицеров. Прим. пер.] Имелись ещё более высокие 
степени Железного Креста: Дубовые Листья, Дубовые Листья с Мечами, Дубовые 
Листья с Мечами и Бриллиантами. Но даже обычный чёрный с серебром крест на 
полосатой ленте выглядел достаточно эффектно. Ты либо его имел, либо нет. 
Железный Крест первого класса даже близко не стоит рядом с Рыцарским Крестом, а 
Железный Крест второго класса вообще считался дежурной наградой и практически 
ничего не стоил.

Обычно командир подводной лодки получал Рыцарский Крест после потопления 100000 
тонн, а Дубовые Листья – после 200000 тонн. Но этот стандарт был довольно 
относительным и существовали различные исключения. Например, Гюнтер Прин 
получил Рыцарский Крест за потопление линкора «Ройял Оук». Сам Лют тоже не 
достиг требуемой отметки, однако в мае 1940 года он потопил вражескую подводную 
лодку, а кроме того, ему приписывали (хотя совершенно ошибочно) потопление 
эсминца «Гром».

Рыцарские Кресты вручались командиром флотилии или лично Деницем. В нескольких 
случаях награды вручал сам Гитлер. Если приказ о награждении приходил, когда 
офицер находился в море, экипаж изготавливал самодельный крест, чтобы командир 
мог вернуться в порт при полном параде. Петер Кремер, который получил эту 
награду в 1942 году, писал, что «командир с Рыцарским Крестом особенно ценился 
экипажами лодок. Он гарантировал определённую безопасность, так как молодой 
неопытный командир, желая во что бы то ни стало заработать орден, слишком часто 
действовал поспешно и опрометчиво, подвергая свою команду ненужному риску. По 
крайней мере, рядовые матросы смотрели на это именно так. Хотя все они были 
готовы сражаться, разумеется, любой из них хотел остаться в живых».

У Люта имелись и другие причины для веселья. Он успешно командовал двумя 
лодками и теперь получил третью, гораздо более крупную и мощную. Он уже 
заработал себе определённую репутацию и считался одним из «владык моря», 
подводным асом. Лют побывал на войне и попал на фронт до того, как завершились 
бои.

Личная жизнь Люта тоже складывалась вполне удачно. 25 сентября 1939 года во 
время отпуска он женился на Ильзе Лерх, которая жила в Засснице на острове 
Рюген. Ей исполнилось 24 года, и её отцом был Отто Лерх, капитан парома на 
линии Зассниц – Треллеборг. Вольфганг и Ильзе переехали в жилой комплекс для 
моряков в Нойштадте, где жили офицеры-подводники и их семьи. Через 11 месяцев в 
Киле 30 августа 1940 года у них родился первый ребёнок – дочь Геза.

Можно смело сказать, что женитьба и дети, которых у Люта было четверо, стали 
для него самой значительной, просто священной частью его жизни. Даже более 
значительной, чем получение офицерского звания, чем все награды и потопленные 
суда, более священной, чем должность командира и даже сама присяга. Лют с пылом 
истинного миссионера читал проповеди о ценностях семьи и брака буквально всем и 
каждому, в любое время и в любом месте, в море и на суше, в шутку и с 
убийственной серьёзностью. Брак для него был единственным нормальным состоянием 
мужчины. Теодор Петерсен рассказывал: «Иногда ночью он поднимался на мостик, 
закуривал сигару и начинал говорить о преимуществах брака». А в это время лодка 
могла, сломя голову, нестись за североатлантическим конвоем или медленно идти 
Мадагаскарским проливом в 6000 миль от родных берегов.

Его пыл не мог не наложить отпечаток на взаимоотношения с экипажем. Среди 
матросов имелись мужья и отцы, именно они и становились мишенью. Им советовали 
хранить супружескую верность, чаще писать домой, покупать подарки жёнам и 
держаться подальше от женщин во время стоянок в порту. Женатым офицерам было 
ещё хуже. Лют буквально ходил за ними по пятам во время увольнения на берег, 
чтобы удостовериться в благонравном поведении. Один из офицеров вспоминал: «Мы 
всегда ходили вместе, и в некоторых местах, которые мы посещали, можно было 
встретить хорошеньких женщин. Но Лют всегда смотрел, чтобы мы ограничивались 
выпивкой и не давали воли рукам».

Холостяков подталкивали жениться как можно быстрее, и не только потому, что 
брак являлся идеальным состоянием мужчины, но и потому, что Лют полагал, что 
женатые моряки служат лучше. Однако дружеские убеждения командира моряки 
воспринимали как давление, и вполне естественно, что некоторые начинали 
сопротивляться. Однажды в Штеттине на вечеринке, которую Лют устроил для 
экипажа своей последней лодки, он обошёл все столики, опрашивая парочки, женаты 
ли они, а если нет – то почему. Один из моряков храбро ответил: «А какая здесь 
разница? Разве что мы получим брачный договор». По словам Петерсена, это 
повергло Люта в шок.

Если брак был делом хорошим, то отцовство было ещё лучше. Те члены команды, 
которые успели стать отцами, всячески поощрялись командиром. Во время 
специальных праздников, вроде Дня Отца, их чествовали. Лют делал всё возможное, 
чтобы помочь моряку, имеющему семью, вне зависимости от того, служит он в его 
экипаже или уже переведён на другую лодку. После того как в конце 1943 года Лют 
был окончательно переведён на берег, один из его бывших матросов написал ему, 
что его жена ждёт второго ребёнка, и они не могут найти подходящее жилье. Лют 
лично проследил, чтобы жена матроса перебралась в более обширную квартиру. Муж 
даже не подозревал об этом, пока в 1948 году не был освобождён из лагеря для 
интернированных и впервые увидел своего трёхлетнего сына.

Совсем не случайным совпадением является то, что идеология национал-социализма 
делала упор на брак и детей. Один из его моряков говорил: «Лют всегда настаивал,
 чтобы мы заводили детей для того, чтобы выполнить наш долг перед Рейхом». Но 
было бы ошибкой думать, что Лют был примерным мужем и отцом только потому, что 
являлся убеждённым фашистом. Более вероятно другое объяснение. Привязанность, 
которую он выказывал, никогда не была вынужденной. Хотя Рейх говорил мужчине, 
что он должен иметь детей, никто не заставлял мужчину любить их. От офицера 
ожидали соблюдения внешних приличий, но никто не обязывал его быть 
действительно порядочным человеком. И уже совершенно точно – никто не заставлял 
офицеров громогласно заявлять о своих привязанностях, как это делал Лют.

Если ненависть к разврату заставляла Люта следить за своими моряками в порту, 
она же заводила его ещё дальше во время морских походов. Трудно объяснить это 
пуританство в его характере. Лют не являлся глубоко религиозным человеком. Он 
был окрещён в евангелистской лютеранской церкви, верил в бога, но не более того.
 Церковь Лют посещал редко. Однако его крайне заботило нравственное здоровье 
команды. Лют объявил войну порнографическим открыткам на переборках жилых 
отсеков. «Если ты голоден, не следует наклеивать изображения булок на стену», – 
говорил он. Он проверял книги, которые читали моряки, на предмет наличия в них 
грязных сцен и развратных картинок. Всё, что не соответствовало его стандартам, 
летело за борт. Перед выходом в море он на 3 дня запрещал все увольнения, чтобы 
матросы не занесли на лодку венерические болезни из борделей.

Офицерам жилось не лучше, чем матросам, а скорее, даже и хуже. «Вы не должны 
позволять им вешать портрет фюрера на левой переборке кают-компании, а на 
провой – девушку с коробки французских конфет. Это признак дурного вкуса». Он 
не позволял ругаться в кают-компании, «но не по моральным соображениям, а 
потому, что подобное трудно остановить, если оно начнётся. Люди очень быстро 
приобретают дурные привычки». Однако Лют был вынужден признать, что «офицеров 
следует почаще оставлять одних, чтобы дать им возможность поворчать на своего 
капитана».

Правильно это или нет, но подобное поведение было крайне рискованным на 
подводных лодках. Люта можно было считать неисправимо наивным человеком, либо 
наоборот – хитрейшим интриганом. Если бы он был первым, моряки быстро 
возненавидели бы его, начали пользоваться его слабостями, давали бы отпор 
попыткам вмешаться в их жизнь, игнорировали бы его внимание. Этого не 
происходило. Может быть, в некоторых отношениях Лют и оставался наивным, но в 
своих подводниках он не ошибался. Он прекрасно знал, что не офицеры научили 
матросов ругаться, что многие частенько посещают бордели. Поведение моряков 
могло его шокировать, но не удивить.

Поэтому, когда Лют пытался исправить их поведение, он делал это без злобы и 
надеялся хотя бы на уважение, если не на понимание. Он создал со своими 
моряками такие отношения, которые существуют между отцом и сыновьями. Лют 
ворчал, придирался, волновался, хвалил и наказывал. Он поощрял моряков не 
терять контакта с ним, даже если они переставали служить под его командованием. 
Если кому-то была нужна помощь, даже после того как он ушёл с его лодки, Лют 
считал себя обязанным протянуть человеку руку. Поведение Люта было подлинным 
воплощением отцовства.

Одновременно нити помощи протягивались и из дома Люта на Тойфельберг-штрассе в 
Нойштадте. Центром этой сети являлась Ильзе, которая старалась поддерживать жён 
офицеров Люта. Те, в свою очередь, старались помочь семьям каждого члена 
экипажа. «Одна большая семья», – отозвался кто-то из офицеров о Лютах. Эта 
характеристика, услышь её Лют, доставила бы ему большую радость.

21 октября 1940 года Лют сменил капитан-лейтенанта Вильгельма Амброзиуса в 
качестве командира подводной лодки U-43. Хотя Амброзиус и не был слишком 
известен, он всё-таки добился определённых успехов. В отличие от других лодок 
Люта, U-43 под руководством другого командира открыла свой боевой счёт. За 14 
месяцев под командованием Амброзиуса были потоплены 9 судов водоизмещением 
50000 тонн.

U-43 была одной из 8 океанских лодок серии IXА, введённых в строй в августе 
1939 года на верфи «АГ Везер» в Бремене. U-38, на которой Лют служил под 
командованием Генриха Либе, принадлежала к этому же типу. U-43 имела длину 77 
метров и водоизмещение 1153 тонны (в 3 раза больше, чем U-9). Её радиус 
действия составлял 8000 миль, то есть вдвое больше, чем для U-138. Лодка несла 
22 торпеды и была вооружена 3 орудиями, одно из которых имело калибр 105 мм.

Как писал новый командир в своей книге «Boot Greift Wieder An», внутри она 
напомнила ему госпиталь. Экипаж из 48 человек располагался в 4 отсеках, а не в 
одном; сам командир имел отдельную каюту. «Разумеется, не настоящая каюта, а 
просто койка в маленьком закутке, отделённом от прохода занавеской. Писать мне 
приходилось на крошечном столе, а чтобы умыться, нужно было убрать стол и 
открыть раковину умывальника». В результате U-43 значительно отличалась от U-9 
или U-138. «Ничего похожего на маленьких лодках не было. Там мы все спали в 
одном отсеке, капитан – как можно ближе к центральному посту, чтобы в случае 
необходимости оказаться там как можно быстрее. Запасные торпеды находились 
между нашими койками, и мы все были вынуждены сидеть скрестив ноги, как арабы».
[46 - Теодор Петерсен вспоминает: «Из всех лодок Люта U-43 для меня была самой 
лучшей и самой надёжной. Хотя иногда она брыкалась, как старая лошадь, мы 
всегда знали, что всё в порядке, и с нами ничего не может случиться». Прим. авт.
]

Лодка была построена всего год назад, и это уже начало сказываться. Лют вышел 
из Лориана в свой первый поход 10 ноября 1940 года, но вскоре обнаружилась течь 
в одной из топливных цистерн. За лодкой волочился длинный радужный хвост 
солярки. Лют немедленно вернулся в порт, и на ремонт потребовалась целая неделя.


17 ноября он снова вышел в море и полным ходом пошёл на запад, чтобы как можно 
быстрее удалиться от берега, так как вражеские самолёты начали атаки лодок, 
идущих в надводном положении. Это был первый поход Люта на U-43, и многие 
матросы тоже впервые попали на лодку этого типа. Поэтому Лют часто проводил 
аварийные погружения, маневрировал в подводном положении, заставлял 
перезаряжать торпедные аппараты. Времени для учений у него оказалось достаточно,
 так как почти месяц U-43 должна была вести метеорологические наблюдения. Её 
единственной обязанностью была передача рапортов о состоянии погоды в штаб 
подводных сил. Эту роль ненавидели все подводники. И ещё раз добавим, что 
подводная лодка эффективна, лишь когда используется активно, для уничтожения 
вражеских судов.[47 - Весьма своеобразный взгляд на обеспечение операций. То-то 
глупый Дениц развернул систему метеорологических станций от Гренландии до 
Бразилии, используя береговые посты, малые суда, подводные лодки. Американская 
военно-морская академия знает лучше, что и как следовало делать. Между прочим, 
когда в 1941 году линейные крейсера «Шарнхорст» и «Гнейзенау» совершили вылазку 
в Атлантику, метеоролог эскадры был награждён Железным Крестом, так как именно 
его прогноз помог адмиралу Лютьенсу выбрать время и место прорыва через линию 
британских патрулей. Впрочем, командиры лодок действительно не любили подобные 
задания. Прим. пер.]

Только через 2 недели, уже в декабре, Лют вернулся на поле боя. 1 декабря в 18.
43 он перехватил сообщение командира U-101 Эрнста Мергенсона о находящемся 
неподалёку конвое. Вероятно, это был идущий на запад ОВ-251, который до долготы 
17?5' W сопровождали старые эсминцы «Виконт» и «Вэнкуишер» и корвет «Дженшиэн», 
либо идущий на восток быстроходный конвой НХ-90, который встретили те же самые 
корабли, и который атаковал сам Мергенсон.

Лют направился в точку, указанную Мергенсоном, и всю ночь лодка шла полным 
ходом. Корабли конвоя ОВ-251 были замечены 2 декабря в 6.20. Встреча произошла 
на долготе 18?30' W, немного западнее точки поворота эскорта. Торговые суда 
больше не имели сопровождения, однако они ещё не успели рассыпаться, и с 
мостика U-43 были замечены несколько транспортов.[48 - Автор по какой-то 
неизвестной причине полагает, что в сомкнутом строю конвой шёл лишь под 
прикрытием военных кораблей. Так как в 1940 году у англичан не хватало 
эскортных кораблей, среднюю часть океана конвои пересекали без охранения, но 
конвой расформировывался лишь при подходе к пункту назначения, то есть у 
берегов Северной Америки. Безграмотность горе-историка просто ужасает. Прим. 
пер.]

Если бы Лют был осторожным, терпеливым и методичным командиром, он мог бы 
потопить несколько неохраняемых транспортов. Это было бы настоящее побоище. Но 
самоуверенность подвела Люта, U-43 потопила всего 2 транспорта и едва уцелела 
сама.

В 9.01 Лют поразил двумя торпедами теплоход «Пасифик Президент». Судно затонуло 
в течение 3 минут.

Через 40 минут он выпустил 2 торпеды в другое британское судно – танкер «Виктор 
Росс». Обе торпеды попали в цель, одна в носовую часть, другая – в кормовую. 
Танкер слегка осел, но тонуть не собирался. Более того, он продолжал двигаться, 
хотя и довольно медленно. Лют подошёл на расстояние 1500 метров, чтобы нанести 
решающий удар.

Он выпустил торпеду, но та прошла мимо. Тогда Лют подошёл к танкеру на 
расстояние всего 300 метров. Он попытался утопить его четвёртой торпедой, но 
танкер развернулся, чтобы протаранить лодку. Лют дал машинам «стоп», чтобы 
выпустить торпеду. Когда «Виктор Росс» начал разворачиваться на него, лодка 
стояла и не могла уклониться, давать задний ход было уже поздно. Противник знал 
это и шёл прямо на U-43, хотя она выпустила четвёртую торпеду. «Бессмысленная 
ситуация… глупая». Лют был вынужден срочно погружаться, прямо под форштевнем 
британского танкера.

Термин «срочное погружение» для подводников ненужная тавтология, любое 
погружение выполняется спешно. Однако стоящая на месте лодка не может 
погрузиться так же быстро, как имеющая ход, так как во втором случае ей 
помогают горизонтальные рули. Единственное, что мог сделать Лют – приказать 
заполнить балластные цистерны, чтобы лодка вертикально ушла под воду, пока 
тонущий «Виктор Росс» надвигался на неё.

Он находился близко, почти вплотную, но всё-таки промахнулся. Лют прошёл у него 
под кормой и проследил, как танкер тонет, задрав корму в воздух. Четвёртая 
торпеда попала в цель, и «Виктор Росс» затонул на глазах у немцев. Тем временем,
 остальные суда конвоя ОВ-251, которые находились на расстоянии от 3 до 5 миль, 
полным ходом удирали на запад.

Но Лют их не преследовал. В полдень U-43 имела стычку с одним из судов конвоя. 
Оно неожиданно выскочило из дождевого шквала и бросилось прямо на лодку, 
вынудив её погрузиться. Сброшенные глубинные бомбы повредили оба перископа, что 
Лют обнаружил, когда снова поднялся на поверхность.

Лют всё-таки продолжал следовать за конвоем на запад, однако на следующее утро 
он всё-таки был вынужден повернуть назад. Не потому, что не мог атаковать 
торговые суда, а потому, что в топливных цистернах открылась течь.

Корабли конвоя ОВ-251 вели себя очень агрессивно, и ни судно одно больше не 
было потоплено подводными лодками. Вскоре после этого отдел противолодочной 
войны британского Адмиралтейства детально проанализировал атаки конвоев ОВ-251 
и НХ-90 и сделал следующие заключения:

«Подводная лодка «S».

59. 1 декабря в 11.24 лодка находилась в квадрате «56 – 57? N, 16 – 18? W».

Конвой ОВ-251 прошёл через южную часть этой зоны вечером 1 декабря.

Поэтому очень велика вероятность, что именно та лодка, которая утром 2 декабря 
торпедировала «Виктор Росс» и «Пасифик Президент». Она могла позднее потопить 
«Виктория Сити».

Вскоре после этого лодка, которой, предположительно, командует ВИКТОР ШЮТЦЕ, 
вернулась в Лориан».

Подобные рапорты делались на основе опроса множества свидетелей, анализа фактов 
и разведданных, однако они не всегда были точны. В этом верным оказалось лишь 
одно предположение. U-43 действительно находилась в указанном районе 1 декабря, 
и именно Лют потопил первые 2 судна. Однако не он потопил «Виктория Сити» 
(вероятно, это судно было потоплено U-140), и звали его не Виктор Шютце.

В бортовом журнале U-43 «Пасифик Президент» указан как «судно около 9000 тонн с 
3 грузовыми люками в носовой части и 4 в кормовой, очень большое, длиной около 
150 метров». Командиры подводных лодок в Северной Атлантике не имели ни времени,
 ни желания точно опознавать потопленные суда, если только они не могли сделать 
это с помощью захваченных корабельных документов или перехваченных сигналов 
бедствия. Злосчастный «Виктор Росс» был точно опознан рулевым Люта, который в 
мирное время сам плавал на этом судне. Поэтому за секунду до взрыва он 
безошибочно узнал жертву, хотя вряд ли это доставило ему удовольствие. Лют 
писал в книге «Boot Greift Wieder An»: «Гибель этого судна была для него 
трагедией как для моряка, и мы все его прекрасно понимали… Стыдно было топить 
германское судно, однако сейчас оно шло под британским флагом. Мы все жалели 
нашего рулевого, так как рулевой зависит от своего судна, как фермер зависит от 
плуга».

На бумаге всё это звучит очень трогательно. Однако любые слова – не более чем 
просто слова. И на самом деле они ни в коей мере не отражали действительные 
чувства Люта. Петерсен объяснял: «Лют был морским офицером, а не моряком 
торгового флота. Он не имел представления о невидимых узах, которые связывают 
людей, зарабатывающих себе не хлеб морским делом. Ни малейшего представления. И 
потому он не испытывал ни раскаяния, ни сожаления, уничтожая торговое судно». 
Бывшего моряка торгового флота Петерсена это беспокоило, и всё-таки он был 
вынужден признать, что подобные чувства Люта не беспокоили, и Петерсен ни разу 
не слышал от него ни единого слова сожаления о потопленных судах. «В этом 
отношении мы были совершенно разными людьми. Когда я впервые вышел в море, мне 
было пятнадцать, и любой корабль был для меня моим собственным… Смешно, не так 
ли? Я считал эти суда (и сегодня продолжаю считать) частью моей жизни, но 
подобные ощущения были чужды Люту. У меня всегда оставалось впечатление, что 
Люта не слишком беспокоила судьба моряков с потопленных им судов».

Вероятно, издатели книги «Boot Greift Wieder An», которые больше других были 
заинтересованы в том, чтобы представить Люта «самым человечным человеком» и 
надёжным товарищем в самой скверной ситуации, вложили эти слова сожаления в 
уста своего героя. Но следует отметить, что ближе к концу войны в Люте 
проснулось что-то человеческое. Вероятно, это стало результатом общения с 
такими людьми, как Теодор Петерсен.

А ведь Лют и Петерсен после U-138 служили вместе благодаря невероятному 
стечению обстоятельств. Лют не получил разрешения забрать на новую лодку никого 
из своей старой команды, так как экипаж U-43 уже был полностью укомплектован. 
Лют расстался с Францем Грамицки, который вскоре стал командиром U-138. Герберт 
Вольфарт получил новую лодку U-556 и просил Петерсена перейти к нему. В начале 
декабря Лют привёл U-43 в Лориан и провёл Рождество в Нойштадте. В январе 
Петерсен отправился на верфь «Блом и Фосс» и неожиданно столкнулся с Лютом и 
Отто Кречмером на вокзале Гамбург-Альтона. «Почему тебя не перевели на мою 
лодку?» – спросил Лют. Он счёл ответ Петерсена неубедительным и отозвал его из 
отпуска. Хотя на U-43 имелся старший рулевой, Лют привёз Петерсена с собой в 
Киль и добился нужного назначения.

Поэтому вполне понятно, что Лют пока ещё не знал никого из офицеров U-43. За 
время первого похода он мало что узнал об их качествах. Слишком многие были 
новичками. Первый вахтенный офицер Рихард Беккер только что был переведён на 
подводные лодки из частей береговой артиллерии. Это был дурной знак. Второй 
вахтенный офицер Ханс-Иоахим Швантке – «Негритос Швантке», как называл его 
Петерсен за сходство с Кларком Гейблом – тоже был никому не известен. Как 
вскоре выяснилось, ему пока не привелось побывать ни в одном бою. Изрядная 
часть команды только что закончила школу подводного плавания.

Петерсен был единственным знакомым в этой толпе чужаков. Лют его знал, не 
сомневался в нём и мог с ним поговорить. В море в военное время это нельзя 
переоценить. Два человека направились в Лориан через Париж, проведя там 2 дня. 
Они поднялись на Эйфелеву башню, побывали у Триумфальной арки, посетили Дворец 
инвалидов, прошлись по левому берегу Сены, где уличные художники нарисовали их 
портреты. Петерсен даже сумел затащить Люта в кабаре «Лидо», посмотреть шоу. 
«Оно называлось «Спорт». Ведущий объявлял: «Теннис», и выходила обнажённая 
девушка с теннисной ракеткой. Потом он объявлял: «Бокс», и выходила девушка, 
одетая только в боксёрские перчатки…» Петерсен полагал, что они прекрасно 
провели время. Бледный от возмущения Лют был шокирован.

Благодаря «Спорту» они опоздали на последний поезд в Лориан.




Глава 6

Конец счастливых денёчков


Раннее утро 4 февраля 1941 года. Гавань Лориана ещё окутана тьмой. Подводные 
лодки чуть покачиваются на воде, их команды отдыхают на берегу. Часовые 
прохаживаются взад-вперёд, думая о чём-то своём. Еле виден старый парусник 
«Изер», привязанный к берегу толстыми цепями. На нём нет ни мачт, ни команды. 
«Изер» мёртв, но люди привели в порядок его корпус, чтобы использовать в 
качестве плавучей пристани.

Именно к этому причалу и пришвартована U-43. На борту лодки остались 6 человек. 
Вахтенный офицер сидит в унтер-офицерской кают-компании и читает. Каждый час он 
поднимается, лениво потягиваясь, и обходит все отсеки лодки. Больше ему делать 
нечего. Вся остальная вахта мирно спит на своих койках. Бодрствует лишь один 
человек, так как один вахтенный всё время должен находиться на верхней палубе. 
Это скучная обязанность. Смотреть вокруг не на что, а уйти нельзя. Вахтенный 
уныло слоняется по сходням с палубы лодки на «Изер» и обратно.

Весь остальной экипаж находится на берегу. Им вчера сообщили, что на рассвете 
U-43 выйдет в море, и они намерены с пользой провести последние часы, 
оставшиеся в их распоряжении. Кто-то напьётся, кто-то отоспится, кто-то… 
попрощается, назовём это так. Куда отправится лодка, они не знают. Лодки уходят 
в море, иногда они возвращаются, и в промежутке между этими событиями случиться 
может абсолютно все.

Часовой тоже не знает, куда пойдёт U-43. Он мёрзнет, потому что на дворе 
февраль. Он немного боится, потому что темно и он всё-таки оккупант в чужой 
стране. Никто в Лориане не относится к немцам так хорошо, как официантки. Вот и 
все его небогатые мысли.

Он слоняется в тишине, которую изредка нарушает шум автомобильного мотора и 
кваканье клаксона, обрывки пьяного гогота. Ничего больше. Затем он слышит 
совсем близко какой-то непонятный звук, буквально под боком – резкий громкий 
удар: «Трах!» Это пистолетный выстрел? Часовой замирает на месте, вскинув 
винтовку. Эхо прокатывается над водой, и снова воцаряется тишина. Он 
поворачивается и недоуменно вглядывается в темноту. Он и раньше слышал этот 
звук, только никак не может вспомнить, где и при каких обстоятельствах.

Затем шипение и неясное бульканье заставляют его посмотреть вниз. Инстинктивно 
он уже понял, что произошло – лопнул один из швартовых концов U-43. И как раз в 
этот момент или парой секунд позже часовой видит пенный водоворот в том месте, 
где находится кормовой торпедный люк. Прямо на глазах у него красно-белый флаг 
лодки уходит в воду. А вскоре вся кормовая часть U-43 исчезает в грязной воде 
гавани.

Остолбеневший от удивления часовой понимает, что лодка, которую он охраняет, 
тонет, и тонет очень быстро. С треском лопаются остальные швартовы. Часовой, 
спотыкаясь, бежит по сходне между «Изером» и U-43 и прыгает на перекосившуюся 
палубу гибнущей лодки. По трапу он карабкается на мостик и ныряет в люк. Там он 
начинает кричать, надеясь, что его не застрелят за то, что случилось.

Теодор Петерсен появился в гавани Лориана значительно позже. Вместо того чтобы 
сразу идти на свою лодку, он сначала заглянул на U-65, пришвартованную поодаль. 
U-43 должна была отправиться на юг и действовать возле Фритауна, расположенного 
на западном берегу Африки. U-65 только что вернулась из похода в этот район, и 
Петерсен надеялся одолжить у её капитана кое-какие карты.

Но экипаж U-65 все знал лучше. U-43 не отправится в Африку. Они только что 
видели, как лодка затонула. «Когда вы рассчитываете вернуться?» – серьёзно 
спросил один из офицеров. «Примерно через шесть недель», – ответил Петерсен. 
Тут они не выдержали и расхохотались, тыча пальцами на другой берег бухты. Там 
из воды жалко выглядывала самая верхушка рубки U-43. На берегу суетилась 
огромная толпа – водолазы, портовые рабочие, штабные офицеры. Какой уж здесь 
боевой поход…

Во второй половине дня с помощью кранов U-43 была поднята. Лют и Петерсен 
несколько часов слонялись вокруг неё, пока им не было разрешено спуститься вниз.
 В лужах грязной воды плавали карты, консервные банки, кофейные зёрна, одежда. 
Всё было покрыто жирными пятнами солярки. Зрелище, по словам Петерсена, было 
«неописуемым». Последствия для него и для Люта были ещё более плачевными. Если 
твоя лодка гибнет в море – это одно дело. Позволить ей затонуть в порту, под 
охраной, пришвартованной к плавучей базе, – совсем другое. Все спрашивали, как 
это могло случиться. И все желали знать, где в это время находился Лют, что он 
делал, и кто, чёрт побери, виноват?!

Потребовалось несколько дней, чтобы получить ответы на все вопросы. Проблема 
заключалась в клапанах. В лодках серии IXА их насчитывалось несколько сотен – 
клапана контроля направления и давления сжатого воздуха, вентиляционные клапана,
 выхлопные клапана дизелей, клапана перепуска забортной воды, пресной воды, 
системы охлаждения дизелей, клапана дифферентных цистерн, отливных помп, 
клапана топливопроводов, смазочного масла, клапана кислоты аккумуляторов. Целый 
лес сверкающих сталью маховиков, штоков и рычагов мог сбить с толка кого угодно,
 за исключением опытных подводников. (Даже механики иногда путались в этих 
дебрях.) 3 февраля после полудня кто-то имел глупость провернуть несколько 
маховиков таким образом, что в трюм лодки начала поступать вода. Течь была 
настолько мала, что её никто не заметил, однако U-43 приняла много воды ещё до 
того, как экипаж на ночь сошёл на берег.

В течение ночи и утра U-43 постепенно садилась. Сонная вахта этого не заметила. 
Ничего не увидел часовой на относительно прочной палубе «Изера». Вахтенный 
офицер ранее на подводных лодках не служил и прибыл на U-43 совсем недавно, 
поэтому он и не мог ничего заметить. Где-то около полуночи вода подошла к 
открытому кормовому люку погрузки торпед.

Штаб подводных сил ранее выпустил директиву, требуя в порту держать все люки 
закрытыми. Вахтенный офицер об этом не знал, и люк остался открытым на ночь. 
Когда U-43 погрузилась кормой, вода хлынула в кормовой торпедный отсек. Лодка 
начала тонуть всё быстрее и быстрее, обрывая швартовы.

Вахтенный офицер выскочил из лодки в считанные секунды, однако он не знал, что 
следует делать. Впрочем, было уже поздно делать вообще что-либо. Он отправил 
посыльного в казармы за помощью, но экипаж U-43 либо спал, либо был пьян до 
невменяемости. Поэтому посыльного высмеяли и послали подальше. Тем временем 
вода заполняла один отсек за другим. На маслянистой воде гавани закружились 
грязные пузыри и мусор, вынесенный из отсеков. Шестеро вахтенных стояли на 
пирсе и мрачно следили, как тонет их лодка.

На следующий день экипаж U-43 был построен на городской площади Лориана. 
Кое-кто раскаивался, зато остальные, особенно страдавшие от похмелья, 
втихомолку радовались. Большинство вообще не знало, что стряслось. Понурый Лют 
стоял перед строем. Его карьера могла кончиться в один момент. При этом Люту 
сильно не повезло – в этот день Дениц оказался в Лориане.

Дениц прибыл, и весь экипаж замер по стойке смирно. Однако он не обратил 
никакого внимания на моряков U-43. Вместо этого «дядя Карл» торжественно 
приветствует экипаж лодки, успешно завершившей поход, который выстроен на этой 
же площади. Лют и его матросы были вынуждены смотреть, как адмирал поздравляет 
другого капитана, часть экипажа получает награды. Петерсен сказал, что им 
вручили «много красивых медалек», но это было сказано, скорее, от огорчения. 
Экипажу U-43 пришлось пережить несколько унизительных минут. Наконец Дениц 
подошёл и к ним. «Вы, благодаря своей беспечности и небрежности, погубили 
ценную лодку. Вы потеряли моё доверие и поставили под угрозу наши планы войны 
на море». Половина экипажа осталась в Лориане, чтобы помогать чистить лодку, 
другая половина была отправлена в Германию на учёбу. «Никаких отпусков и 
увольнений», – закончил Дениц. После этого он повернулся и ушёл, оставив 
покрасневшего до корней волос Люта переживать позор.

Однако адмирал был прав. В феврале 1941 года у него осталось очень мало лодок. 
Особенно взбесило Деница то, что одна из лодок затонула прямо в порту как раз 
тогда, когда он убеждал Берлин развернуть их массовое строительство.[49 - 
Статистика показывает, что в феврале 1941 года в строю находилось самое малое 
количество германских лодок за всю войну. Прим. авт.]

Наказания не заставили себя ждать. Главными виновниками были признаны: 
вахтенный унтер-офицер, который оставил открытым торпедный люк и не принял 
спешных мер к спасению лодки; человек, которого он сменил, за то, что не 
передал приказ командования задраивать люки; Лют, как командир лодки. Сведений 
о том, каким именно наказаниям они подверглись, не сохранилось. Но, судя по 
всему, происшествие не повлияло на карьеру Люта. Наказанной оказалась та часть 
экипажа, которая осталась в Лориане отскребать лодку. Те, кто был направлен на 
обучение в Германию, «приятно провели время, катаясь на яхтах…»

U-43 после вынужденного погружения сильно изменилась. Она провела 3 месяца на 
верфи. Были сняты и заменены электромоторы вместе с большей частью 
электрических сетей. Проводку заменили от носа до кормы. Однако по каким-то 
причинам не были сменены аккумуляторные батареи. Побывав в солёной воде, они 
уже никогда более не могли держать нормальный заряд. После этой злосчастной 
ночи в Лориане у Люта в море не раз возникали проблемы с ёмкостью аккумуляторов.


Пока U-43 стояла на верфи, Битва за Атлантику продолжалась с прежней яростью. 
Лодки выходили в море, гибли транспорты, развевались вымпелы, извещая о победах.
 Кто-то погибал в море, кто-то получал медали, кто-то лечил уязвлённое 
самолюбие. И всё же война на море складывалась не в пользу Германии.

Потери начали беспокоить командование подводных сил. Пока ещё они не были 
слишком тяжёлыми, но боевой дух подводников был подорван гибелью в течение 
месяца трёх лучших асов-подводников – Гюнтера Прина на U-47, Иоахима Шепке на 
U-100 и Отто Кречмера на U-99. Впрочем, позднее выяснилось, что Кречмер попал в 
плен. Первым погиб Прин, «Бык Скапа Флоу». 7 марта 1941 года его лодка была 
потоплена глубинными бомбами эсминца «Вулверин». Прин преследовал конвой ОВ-293 
и дожидался помощи, но допустил ошибку, подойдя слишком близко. Шепке погиб 10 
дней спустя. Во время атаки конвоя НХ-112 он был раздавлен на мостике 
собственной лодки форштевнем эсминца «Вэнок». Затем настал черёд Кречмера. Он 
участвовал в атаке того же конвоя, что и Шепке, и даже потопил 4 судна. Но 
раньше чем он успел сообщить в штаб по радио о своём успехе, эсминец «Уокер» 
атаковал его лодку и вынудил подняться на поверхность. Кречмер и большая часть 
экипажа попали в плен. Провоевав 18 месяцев, он провёл 4 года в лагерях 
военнопленных в Англии и Канаде. Хотя война продолжалась ещё 6 лет, ни один из 
подводников всех воюющих стран не потопил столько судов, сколько удалось 
уничтожить Кречмеру.

Следующий серьёзный удар немцы получили, когда союзникам удалось прочитать 
германский военно-морской шифр. Большая часть радиограмм Вермахта кодировалась 
с помощью шифровальной машины «Энигма», и Кригсмарине использовали вариант 
шифра «Энигмы», который назывался «Хаймиш». Несколько кодов «Энигмы», в том 
числе и «Хаймиш», в 1941 году были расколоты, но примитивным британским 
компьютерам, которые использовались для расшифровки немецких радиограмм, часто 
требовалось несколько дней, а то и недель, чтобы прочитать сообщение.[50 - 
Система дешифровки получила кодовое название «Ультра».Прим. авт.] Поэтому очень 
часто полученная информация устаревала и теряла своё значение. Всё изменилось в 
мае 1941 года, когда 3 британских корабля сумели захватить к югу от Исландии 
подводную лодку U-110. Она была вынуждена подняться на поверхность, и 
британская абордажная партия захватила её. При этом был убит командир лодки 
капитан-лейтенант Фриц-Юлиус Лемп. Англичанам в руки попала исправная «Энигма» 
вместе с комплектом документов и ключи к шифрам на ближайшие 3 месяца.

Вполне естественно, что германский подводный флот начали преследовать неудачи. 
С этого момента Деница не оставляли сомнения в надёжности шифров «Энигмы», 
которые использовали подводные лодки. Но эксперты постарались успокоить его, и 
адмирал оставил «Энигму» на своих лодках до конца войны.

Тем временем потери союзников сократились, хотя число подводных лодок, 
находящихся в море, возросло. Было усилена система противолодочной обороны. 
Увеличилось количество эскортных кораблей союзников, было усилено воздушное 
прикрытие конвоев. Изменилась и тактика Королевского Флота. Англичане поумнели 
и разгадали многие хитрости, используемые немцами. Гибель асов Деница в марте 
1941 года подтвердила это и значительно подняла моральный дух союзников. 
Отчаяние постепенно сменялось уверенностью.

В течение всего предыдущего года Соединённые Штаты всё больше и больше 
втягивались в войну, хотя формально пока оставались нейтральными. Однако 
Америка безоговорочно встала на сторону союзников. Франклин Рузвельт никогда не 
скрывал, что считает Германию своим противником. Сначала американцы 
ограничивались поставками военной техники и кораблей. Британскому флоту были 
переданы 50 старых американских эсминцев. После принятия закона о ленд-лизе в 
марте 1941 года конгресс выделил несколько миллиардов долларов на оказание 
помощи Великобритании. Вскоре Рузвельт предложил нечто большее, чем деньги и 
оружие. В марте военные корабли Соединённых Штатов начали патрулирование в 
западной Атлантике. Официально их задачей была охрана объявленной американцами 
зоны нейтралитета. В действительности они защищали союзные конвои от атак 
немцев. Летом 1941 года морская пехота США высадилась в Исландии.

Дениц в своих мемуарах, не скрывая раздражения, пишет, что Рузвельт желал 
начала войны с Германией, а потому все попытки немцев сохранить мир были 
бесполезны.[51 - Интересно, кто и куда планировал высадку десанта? Немцы в 
Америку, или наоборот? Прим. пер.] Балансирование на краю пропасти продолжалось 
ещё 6 месяцев, но счастливые деньки для германского подводного флота 
закончились.

Война – это смерть, жестокая, безликая, неразборчивая. Иногда она может оказать 
и благотворное действие, открывая самые лучшие черты человеческого характера – 
отвагу, героизм, честь, самоотверженность. И тем не менее, война всегда есть 
смерть. Чтобы победить, ты должен убить.

Рассмотрим, что происходит после попадания торпеды в торговое судно. После 
первого шока начинается общее замешательство, потом разочарование, которое 
сменяется лихорадочной активностью. Велики ли повреждения? Можно ли спасти 
корабль? Если да, то в бой бросаются аварийная и пожарная партии. Если нет, 
команда торопливо спускает спасательные шлюпки.

Люди, находившиеся недалеко от места попадания торпеды, превращаются в пыль, 
сгорают заживо, размазываются по переборкам силой взрыва. Кто-то получает 
ранения, иногда тяжёлые. Таким требуется медицинская помощь. Если корабль 
получил смертельные повреждения, команда покидает его. И хорошо ещё, если он 
тонет медленно и на нём не возникли пожары. Тогда эвакуация проходит нормально. 
Если же попадание получил танкер или транспорт боеприпасов – тут уже действует 
закон «Спасайся, кто как может». Вид гибнущего корабля представляет тягостную 
картину, которую нелегко забыть. Монсаррат в книге «Жестокое море» пишет: 
«Судно тонуло быстро. Винты поднялись из воды, и оно на мгновение замерло перед 
долгим броском в бездну. Долетали крики ужаса, над водой плыл тошнотворный 
запах нефти. На доли секунды его силуэт обрисовался на фоне луны, и стала видна 
толпа людей на задранной в воздух корме. Они размахивали руками и кричали, 
чувствуя, как палуба под ними начинает уходить в могилу».[52 - Сцена в фильме 
«Das Boot» когда люди на мостике лодки плачут, глядя на тонущий танкер, 
является чистейшим вымыслом. Во время атаки расстояние до цели слишком велико, 
поэтому любые ощущения притупляются. Однако по прошествии некоторого времени 
может наступить шок, особенно у новичков. Прим. авт.]

Не весь экипаж оказывается в спасательных шлюпках к тому моменту, когда судно 
исчезает под водой. Многие прыгают с борта судна в покрытую слоем нефти воду, 
где гибнут от удушья или сгорают заживо. Их могут убить падающие обломки или 
утащить за собой в глубину тонущий корпус судна.

Если корабль тонет на мелком месте, то он не пропадает после того как упокоится 
на дне. Его обломки указывают на карте. На глубокой воде затонувший корабль 
превращается в искусственный риф, обросший кораллами и водорослями. Если 
корабль тонет на континентальном шельфе, ему потребуется ещё 20 или 30 минут, 
чтобы достичь дна. Люди, замурованные в его отсеках, либо захлёбываются, либо 
гибнут от удушья, и спустя некоторое время растворяются даже их кости.

Те, кто не погиб сразу и кого не спасли сразу, остаются в воде. Если им повезёт,
 то берег будет недалеко, или они окажутся на оживлённой судоходной трассе. А 
если нет – смерть будет медленной и тяжёлой. Захлебнувшиеся люди тонут, но 
потом их разложившиеся тела снова всплывают на поверхность. И таким везёт 
больше, чем тем, кто попал в спасательные шлюпки. Люди в шлюпках ждут смерти 
долгие дни и даже недели. Они умирают от ожогов, переломов и ран, от голода и, 
в первую очередь, от жажды. Их убивают полярный холод и тропическая жара. Тех, 
кто умер, выбрасывают за борт, если ещё остался кто-то достаточно сильный, 
чтобы двигаться. Часто корабли встречали спасательные шлюпки, полные мертвецов. 
Трупы сидят, лежат, и издали их можно принять за живых людей.

Некоторые сходят с ума. Они видят несуществующие корабли, самолёты, землю. Они 
бросаются вплавь навстречу этим миражам. Другие начинают пить морскую воду, 
чтобы утолить жажду. В отчаянии они смотрят в жаркое небо, пытаясь разглядеть 
хоть крошечную дождевую тучку. Они бьются в истерике, а потом тоже умирают.

Но вернёмся к Люту. Хотя война помогает раскрыть лучшие черты человека, не все 
открывшееся в нём может служить предметом гордости. Традиции предполагают, что 
гражданских лиц по возможности следует оберегать от этих ужасов. Лют далеко не 
всегда следовал этим традициям.

11 мая 1941 года U-43, сверкая свеженькой краской, покинула Лориан и взяла курс 
на запад в Атлантику. 15 мая в 2.45 Лют заметил трёхмачтовую французскую шхуну 
«Нотр Дам дю Шатле», следующую из Франции к Ньюфаундлендской банке. Он потопил 
этот корабль. Не торпедой, быстро и чисто, а артиллерией, использовав все свои 
3 орудия. Мы описали это в первой главе нашей книги. На первый взгляд, эта 
атака была самым обычным эпизодом для командира подводной лодки. Корабль был 
замечен в военной зоне, атакован и потоплен. 225 тонн на личном счету и ещё 
один вымпел на перископе – не более того. Но почему Теодор Петерсен в своих 
мемуарах сохранил образ вопящего Люта и сделал приписку, что потопление «Нотр 
Дам дю Шатле» «вообще не делает чести Люту». Довольно необычная ремарка для 
офицера-подводника.

Более близкое рассмотрение этого случая открывает нам, что с уничтожением 
французской шхуны не все так просто. Зачем вообще Лют топил «Нотр Дам дю 
Шатле»? Почему он использовал орудия, а не торпеду? Почему он потратил столько 
времени и боеприпасов, расстреливая пылающие обломки? Ответы, точнее их 
отсутствие, очень интересны.

«Нотр Дам дю Шатле» была маленьким парусным судном, не имеющим серьёзного 
значения. В книге «Boot Greift Wieder An» Лют делает предположение, что это 
было судно-ловушка, имевшее замаскированные орудия. Неосторожная подводная 
лодка, приблизившись, могла быть сама уничтожена. Петерсен позднее написал, что 
Лют принял этот корабль за разведчика, с которого ведётся наблюдение за лодками,
 приходящими во французские порты и выходящими из них.

Оба эти объяснения звучат крайне сомнительно. Во-первых, судно-ловушка должно 
показаться лодке заманчивой целью. Крошечную шхуну такой целью назвать никак 
нельзя. Во-вторых, она шла в сотнях миль от берега, очень далеко от пунктов, 
где маршруты лодок расходятся в разные стороны. Реальное объяснение выглядит 
много проще. «Нотр Дам дю Шатле» имела несчастье попасться Люту на глаза сразу 
после того, как в феврале он испытал неслыханное унижение. Люту нужно было 
потопить хоть что-нибудь.

Выбор артиллерии, а не торпед Лют объяснил в своей книге. Половина экипажа была 
зелёными новичками, зато остальные успели немного заплесневеть. Им нужна была 
тренировка, и «Нотр Дам дю Шатле» предоставила прекрасную возможность провести 
артиллерийское учение.

Лют писал: «Я вызвал Беккера и дал ему полчаса на подготовку», то есть на 
подготовку расчётов и их инструктаж. Полчаса – это неслыханно много. Этот срок 
ясно показывает, что U-43 ничто не угрожало. Лют прекрасно понимал, что «Нотр 
Дам дю Шатле» не будет отстреливаться и мог позволить себе такую роскошь.

Однако учебная стрельба, которую хотел провести Беккер, довольно быстро 
превратилась в беспорядочную пальбу. Люту это не требовалось, либо он изменил 
своё мнение, когда началась суматоха. Он не беспокоился о своих матросах. Как 
мы уже видели, один из них даже свалился за борт во время атаки, но Люта 
разозлило лишь то, что временно прекратилась стрельба.

Единственной целью Люта было потопление «Нотр Дам дю Шатле». Шхуну следовало 
уничтожить, и не важно, сколько при этом будет израсходовано боеприпасов, и 
сколько лодка проторчит на поверхности, всего в 500 метрах от цели, стреляя из 
всех орудий. Лют в это время пускал сигнальные ракеты и отплясывал на корме. 
Такое поведение заставляет заподозрить в нём пироманьяка, приходящего в экстаз 
при виде огня, и меньше всего в этот момент Лют был похож на командира военного 
корабля.

Однако это предположение не является попыткой осудить Люта. Большинство 
историков воздерживается от осуждения проявлений жестокости в бою. («Вы не 
смеете судить, так как вас там не было».) Скорее, это было любопытство. До 
этого момента Лют был профессиональным и довольно сдержанным командиром. Иногда 
он проявлял бездушие, но не более чем остальные. В первом походе он немного 
нервничал, но и это совершенно естественно. Во всех прочих случаях Лют был 
вполне ответственным командиром. Второй Лют, похожий на дикаря, появился лишь в 
этот день. И, что самое любопытное, новый Лют исчез почти сразу после 
потопления шхуны, причём исчез надолго.

В общем, всё это – любопытная загадка. Однако, к несчастью, этот поход будет 
памятен не тёмной стороной натуры Люта, не потоплением «Нотр Дам дю Шатле» и не 
гибелью её экипажа. Он будет памятен гибелью линкора «Бисмарк».

Война на море родила много увлекательных книг, описывающих как реальные события,
 так и целиком вымышленные. «Жестокое море», «Корабль Его Величества «Улисс», 
«Das Boot», битва у Ла-Платы, крейсерство «Атлантиса», безумный прорыв 
«Шарнхорста» и «Гнейзенау» через Ла-Манш, уничтожение конвоя PQ-17, потопление 
линкора «Ройял Оук»… Но существует одна совершенно потрясающая история, которая 
захватывает воображение, как никакая другая. Это рассказ о «Бисмарке».

U-43 могла войти в Историю. Какой это был бы поход… Но судьба, топливо и 
Королевский Флот распорядились иначе.

Прорыв гигантского линкора «Бисмарк» из Балтики в Атлантику планировался давно. 
Он получил название «Rhein?bung» – «Учения на Рейне». В марте и апреле 1941 
года после успешных действий германских рейдеров на британских коммуникациях 
эти планы начали воплощаться в реальность. 19 мая «Бисмарк» вместе с тяжёлым 
крейсером «Принц Ойген» покинул Готенхафен. Начались 9 дней операции «Учения на 
Рейне».

Руководил ею командующий флотом адмирал Гюнтер Лютьенс. Он согласился с Карлом 
Деницем, что подводные лодки могут оказаться полезны, даже очень полезны, если 
их использовать правильно. Во время операции Дениц не должен отзывать лодки из 
их обычных районов действий, так как главная задача лодки – топить вражеские 
суда. Однако он должен был постоянно информировать Лютьенса и его штаб о 
положении лодок. Он даже выделил одного из своих офицеров для похода на 
«Бисмарке».

Вышло так, что командующий подводными силами не мог обеспечить прямого участия 
своих лодок в операции «Учения на Рейне» до второй половины дня 24 мая. Утром 
этого дня «Бисмарк» вступил в бой с британскими кораблями в Датском проливе и 
потопил линейный крейсер «Худ». После гибели «Худа» Лютьенс взял курс на юг, а 
линкор «Принс оф Уэлс» и тяжёлые крейсера «Саффолк» и «Норфолк» начали его 
преследовать. Лютьенс попросил развернуть завесу подводных лодок прямо по курсу 
у себя. Идея была простой: «Бисмарк» благополучно пересечёт завесу, зато его 
преследователи будут атакованы и потоплены.

22 мая U-43 патрулировала в океане, как обычно. Лют только что получил 
сообщение от U-111 о конвое и взял курс на север, чтобы перехватить его. В 22.
00 он получил радиограмму из штаба подводного флота с приказом приготовиться 
занять место в завесе. Она начиналась чуть южнее мыса Фаревелл[53 - Южная 
оконечность Исландии] и тянулась на 200 миль на юго-восток. Такой же приказ 
получили U-46 (Энгельберт Эндрасс), U-66 (Рихард Цапп), U-93 (Клаус Корт), U-94 
(Герберт Куппиш) и U-557 (Оттокар Паульсен). Вместе эти лодки представляли 
грозную силу. Все их командиры вскоре станут асами. Все они, кроме Паульсена, 
получат Рыцарские Кресты. И кто-то вполне может поднять шикарный вымпел, если 
«Бисмарк» подставит своих преследователей им на прицел.

23 мая в 19.40 была перехвачена радиограмма «Бисмарка», в которой впервые 
говорилось о потоплении «Худа» и о намерении пересечь завесу подводных лодок на 
рассвете.[54 - Совершенно непонятно, о чём идёт речь. «Худ» был потоплен утром 
24 мая. Первую радиограмму Лютьенс отправил в 6.32. О намерении прервать поход 
и возвращаться в Сен-Назер он радировал в 8.01. В 19.00 адмирал уже получил 
ответ из штаба флота. Прим. пер.] Лодки выстроились в линию и ждали, ждали…

Но всё обернулось не так, как хотелось бы.

Вечером 24 мая «Принц Ойген» сумел оторваться от противника и ушёл на юг. А 
вскоре после полуночи и «Бисмарк» пропал с экранов радара «Саффолка». Лютьенс 
больше не шёл на запад к подводной завесе, он повернул на юго-восток. Так как 
на линкоре после боя с «Принс оф Уэлсом» и «Худом» начала ощущаться нехватка 
топлива, адмирал решил прорываться во Францию кратчайшим путём. Как ни странно, 
англичане на несколько часов потеряли линкор. Лютьенс сам выдал им координаты 
«Бисмарка», когда утром отправил в Берлин 2 длинные радиограммы. Через 24 часа 
уже половина британского флота гналась за германским линкором, который пытался 
достичь берегов Франции.

Это была отчаянная гонка, где призом была жизнь. И «Бисмарк» её проиграл. 
Вечером 26 мая во время атаки торпедоносцев «Суордфиш» с авианосца «Арк Ройял» 
торпеда попала в корму линкора и заклинила рули. «Бисмарк» потерял ход. Он был 
обречён.

Поворот, совершенный «Бисмарком» 25 мая, сделал бесполезной завесу подводных 
лодок. Экипаж U-43, столпившись вокруг радиоприёмника, мог только слушать 
сообщения, прилетавшие издалека. Радист Герберт Кручковски вспоминал: «Я 
находился в радиорубке и слышал его. «Бисмарк» сообщил, что получил попадание, 
которое повредило рули. Он сообщил, что больше не может управляться, и теперь 
описывает круги. Мы не могли подойти к линкору ближе, чтобы помочь ему хоть 
чем-нибудь».

Единственной лодкой, которая оказалась рядом в последние часы трагедии, была 
U-556 Герберта Вольфарта, однако на ней не осталось торпед. «Арк Ройял» и 
линейный крейсер «Ринаун» прошли прямо перед ней, спеша атаковать «Бисмарк». 
Вольфарт проклинал сам себя, но мог лишь беспомощно смотреть на вспышки залпов, 
которые разрывали «Бисмарк».

27 мая в 8.40 экипаж «Бисмарка» открыл кингстоны. Огромный линкор перевернулся 
и затонул, выдержав долгий обстрел с минимальной дистанции и попадания 2 торпед.
 Спаслись только 107 человек. Операция «Учения на Рейне» завершилась, и U-43 
отправилась на поиски более лёгкой добычи.

Лодка вернулась в Лориан 1 июля. Лют узнал, что 18 июня возле Гибралтара 
британские эсминцы атаковали и потопили U-138. Грамицки и его экипаж попали в 
плен. Он также узнал, что U-556, на которой должен был служить Петерсен, была 
потоплена 9 дней спустя. Вольфарт вместе с большей частью экипажа тоже попал в 
плен.

Тем временем произошёл ряд событий, имевших колоссальное значение. 22 июня 
германские войска вторглись в Советский Союз, началась операция «Барбаросса». К 
1 июля германские танковые дивизии уже находились на расстоянии 200 миль от 
границы. Петерсен никак не мог вспомнить реакцию Люта на это, тот все свои 
мысли предпочитал прятать поглубже. (То же самое произошло и 6 месяцев спустя, 
когда Гитлер объявил войну Соединённым Штатам.) Вероятно, он был обрадован. Лют,
 как и большинство прибалтийских немцев, презирал русских. Жизнь его семьи в 
России была тяжёлой. Русские преследовали его деда и отправили в ссылку отца. 
Даже если забыть об этом, «Дранг нах Остен» был официальной политикой Рейха, а 
Лют всегда безоговорочно поддерживал все начинания фашистов. «Любой поступок 
фашистов он считал волеизъявлением самого бога. Он избегал любой критики в их 
адрес», – писал Петерсен.

Объявление войны Советским Союзом никак не сказалось на ходе Битвы за Атлантику,
 так как Россия не имела заслуживающего упоминания торгового флота. Но через 
год ожесточённые битвы между подводными лодками и союзными конвоями начнутся на 
длинном и холодном мурманском маршруте.

Вступление в войну Советского Союза в конце концов привело к гибели первой 
лодки Люта – U-9. После ухода Люта она почти 3 года числилась в учебных 
кораблях. В 1942 году лодка была разобрана на секции и доставлена из Гамбурга в 
Дрезден на баржах, потом её по суше перевезли в Линц, а оттуда снова на баржах 
в черноморский порт Констанца. В 1943 году U-9 вошла в строй. На Чёрном море 
была сформирована 13-я подводная флотилия. Впрочем, её успехи оказались 
довольно скромными. Лодки сумели затруднить Советам перевозки морем, но 
потопили совсем немного судов. В 1944 году советская авиация потопила U-9 в 
гавани Констанцы. Это был невероятный конец исторической реликвии, впрочем, не 
более невероятный, чем бушевавшая война.




Глава 7

Проблемы руководства


«Не забывайте: обязанность командира – сохранять веру в своих людей. Он должен 
быть полон решимости продолжать доверять им, даже если они его подводят. И в 
одном мы имеем огромное преимущество над англо-американцами: наши молодые люди 
пылают желанием схватиться с врагом. И поскольку они объединены 
национал-социалистическим духом и ведомы революционным пылом, они с радостью 
снова и снова будут идти в атаку.[55 - Для американца этот словесный пассаж не 
говорит ничего, но для нас очень знакомая риторика. Сталин и Гитлер – 
близнецы-братья. Не так ли? Прим. пер.] Но мы обязаны уважать их, и мы должны 
любить их».

Такими словами Вольфганг Лют завершил свою лекцию «Проблемы руководства на 
подводной лодке», которую он прочитал в 1943 году на конференции офицеров 
Кригсмарине в Веймаре, посвящённой проблемам военного руководства. Если бы 
человек, подобный Люту, вздумал оставить наследство, такая лекция и была бы 
этим наследством. Это часть легенды о Люте, которая намного пережила его самого,
 сохранившись в записях, рапортах, воспоминаниях, документах и рассказах.

Хотя лекция «Проблемы руководства» была написана довольно несвязно и 
непоследовательно, в этой работе Лют сумел передать суть своего метода 
командования. Сделав это, он показал себя с наилучшей стороны, так как был 
командиром, который заботился о благополучии своих подчинённых. И одновременно 
Лют показал себя и с наихудшей стороны, так как оставался последовательным 
фашистом, полностью разделяющим идеи Адольфа Гитлера.

В «Проблемах руководства» Лют разъяснил и проиллюстрировал примерами свой 
уникальный стиль командования. В одном аспекте этот стиль был по-настоящему 
революционным, хотя основывался на обычном здравом смысле. Заботьтесь о своих 
подчинённых, и они будут заботиться о вас. После войны это стало всем очевидно, 
и теперь командиры просто не могут думать иначе. Но для большинства германских 
офицеров того времени, как старых, так и молодых, это было совершенно 
неожиданно. Они даже не представляли, что нужно «любить» своих матросов или 
заботиться о них. А уж представить себе их в качестве большой семьи, в которой 
капитан играет роль отца, было вообще немыслимо. Слишком часто капитаны 
добивались успеха, хотя команды не то что не любили их, а прямо-таки ненавидели.


Трудно сказать, когда стиль Люта принял законченные формы. Он всего лишь 
несколько дней командовал U-9, но собрал экипаж на мостике, чтобы показать 
потопление «Фландрии». В Лориане Лют организовал конные прогулки для экипажа. 
Он ухитрился отметить день рождения одного из матросов прямо во время битвы с 
конвоем. Со временем Лют отточил свой стиль. Он основывался на необходимости 
«держать экипаж счастливым». Эта необходимость росла пропорционально 
длительности срока пребывания лодки в море. Жизнь на борту германской подводной 
лодки была очень тяжёлой, но всё-таки короткие походы переносить было легче. 
Неделя – другая в море, один – два потопленных корабля – и впереди приятный 
отпуск во Франции. Это поддерживало моральный дух экипажа. Совсем иначе 
обстояло дело в долгих походах.

Первые походы Люта на U-9 и U-138 были короткими, они длились 1 – 2 недели. 
Лишь когда стал командиром U-43, продолжительность походов начала измеряться 
месяцами. Критический момент наступил вскоре после 2 августа 1941 года. В этот 
день U-43 отправилась в долгий поход, который оказался неудачным. Именно тогда 
Лют понял что в первую очередь нужно обращать внимание на состояние экипажа, а 
не на цифры потопленного тоннажа. Этот поход стал горьким уроком для всех. В 
течение полных 6 недель лодка бороздила воды Северной Атлантики. Свежая 
провизия подошла к концу. Двигатели начали барахлить. Аккумуляторные батареи 
тоже начали садиться. Запасы топлива заметно сократились, погода испортилась. А 
лодка не потопила ни единого судна…

Исключая единичный выход в море в мае 1940 года, который длился всего 6 дней, 
Лют ещё ни разу не возвращался из похода, не потопив ни одного судна. Обычно он 
топил несколько кораблей. А вот теперь он ничего не сумел сделать. Причин тому 
было несколько. Самой главной была «Ультра». То, что англичанам удалось 
расшифровать германские военно-морские коды, оказало огромное влияние на весь 
ход войны на море. Например, расколотый шифр «Хаймиш» использовался для 
передачи информации из штаба подводных сил во Франции лодкам в море. С помощью 
машины «Энигма» и кодов, полученных в мае на U-110, англичане читали эти 
радиограммы почти так же быстро, как и законные адресаты. Каждый раз, когда 
штаб подводных сил нацеливал U-43 на конвой, тот немедленно изменял курс. 
Поэтому нет ничего удивительного в том, что количество судов, потопленных 
германскими лодками летом 1941 года, оказалось очень небольшим. Страницы 
бортового журнала U-43 остались такими же пустыми, как и море вокруг лодки.

Другой причиной неудачи Люта стало увеличение числа американских кораблей на 
маршрутах следования североатлантических конвоев. К концу лета 1941 года 
американский флот сопровождал корабли под любым флагом в западной части 
Северной Атлантики. По приказу Адольфа Гитлера подводные лодки должны были 
избегать столкновений с ними. Деницу это не нравилось, однако он был бессилен 
что-либо изменить, тем более что американские корабли не получили аналогичного 
запрета на действия против германских лодок.

14 августа в 450 милях южнее Гренландии был замечен конвой, Лют определил, что 
его сопровождают тяжёлый крейсер типа «Сан-Франциско» и линкор типа «Миссисипи».
 В течение часа он следовал параллельным курсом, «любуясь линкором и большими 
пароходами», а потом отвернул прочь. Ничего больше он сделать не мог – 
Соединённые Штаты пока ещё оставались нейтральной страной. 11 сентября 
случилось то же самое. U-43 заметила 3 эсминца и крейсер, следующие на юг. Она 
приготовилась выпустить торпеды, но в последний момент крейсер был опознан как 
американский типа «Пенсакола».

Президент Рузвельт правильно предположил, что присутствие этих кораблей в 
составе конвоев не заставит Гитлера пойти на объявление войны. Но это была игра 
с огнём, рано или поздно германская лодка могла атаковать американский корабль.

Рано утром 4 сентября американский эсминец «Грир», получив сообщение от 
британского самолёта, начал выслеживать U-652. «Грир» не атаковал лодку, но 
самолёт сбросил несколько глубинных бомб на неё. Командир U-652 Георг-Вернер 
Фраатц предположил, что это сделал «Грир», и выпустил в него 2 торпеды. В ответ 
«Грир» действительно атаковал U-652 глубинными бомбами. И атака, и контратака 
цели не достигли. Рузвельт назвал действия U-652 актом пиратства и заявил, что 
любой германский корабль, вошедший в американскую оборонительную зону, будет 
атакован.

15 октября произошёл более серьёзный инцидент. U-568 атаковала и повредила 
американский эсминец «Кирни», который сопровождал британский конвой. 
Соединённые Штаты выразили своё возмущение. Уже после этого 31 октября командир 
U-552 Эрих Топп атаковал и потопил американский эсминец «Рубен Джеймс», на 
котором погибли 115 человек. Соединённые Штаты все ещё сохраняли нейтралитет, 
однако со дня гибели «Рубена Джеймса» они фактически находились в состоянии 
войны с Германией.

Третья причина плохого результата крылась в неудачном стечении обстоятельств. 
Через день после того как Лют отказался от преследования крейсера типа 
«Пенсакола», который сопровождал идущий на восток конвой SC-42, он выпустил 6 
торпед по 3 судам этого конвоя, но по разным причинам все они прошли мимо.[56 - 
SC-42 потерял 13 судов во время ожесточённой битвы, разыгравшейся к западу от 
Исландии. Это был один из редких случаев, когда «Ультра» не сумела предупредить 
Адмиралтейство. Прим. авт.]

«Проблемы руководства» в основном описывали стиль командования Люта, который 
проявился после того, как он стал командиром U-181. Четырёх– и шестимесячные 
плавания дали ему достаточно времени обдумать всё это. Однако в своей книге 
«Boot Greift Wieder An» он посвятил целую главу «светлой стороне» жизни на 
борту U-43. Лют описал те способы, с помощью которых он пытался облегчить жизнь 
экипажа во время долгого похода. Он начинает с игры в словарь: две команды 
пытаются запутать друг друга в определении значения редких и непонятных слов. 
Он беседует с матросами, зачитывает им новости, обсуждает их,[57 - 
Ограниченность места на подводных лодках не позволяла ввести в штат 
«национал-социалистического офицера-руководителя», или, по-русски, замполита. 
Но таковые имелись на всех кораблях Кригсмарине крупнее торпедного катера. Прим.
 пер.] рассказывает о различных сторонах жизни моря – о рыбах и птицах, о 
фосфоресценции воды, о полярных сияниях. Лют поощрял индивидуальное чтение, 
групповые дискуссии, всякого рода хобби. Один из членов экипажа отлично делал 
модели подводных лодок из дерева, и Лют держал такую модель у себя дома.

Много внимания Лют уделял музыке. Подводники очень любили во время похода 
слушать музыку. Она успокаивала издёрганные нервы. Хотя для нас прослушивание 
грампластинок после того как взорвалось и сгорело торпедированное судно может 
показаться шокирующим. Николас Монсаррат в предисловии к книге Гейнца Шеффера 
«U-Boot 977»[58 - Переведена и издана в России. Прим. пер.] пишет: «Оно было 
потоплено в Северной Атлантике, разломившись пополам во время шторма. 
Разумеется, экипаж не получил предупреждения. Имело место обнаружение, 
преследование, палец на кнопке пуска и сладкий момент гибели». И только. Когда 
всё закончилось, автор рассказывает нам, что спасшие моряки были оставлены на 
верную смерть, а пожары торпедированного судна погасило само море. «А мы 
поставили пластинку на граммофон и слушали старые песни, навевавшие мысли о 
доме».

Музыка стала составной частью жизни на борту U-43, причём не только как 
средство развлечения, но и как инструмент командования. Каждый раз, когда лодка 
выходила в море, играли песню «Englandlied» («Мы плывём сражаться с 
англичанами»), за которой следовала «Heute Stehen Wir ins Blaue Meer» («Сегодня 
мы вышли в открытое море»). Лодка возвращалась в порт под звуки «Blaues Boot, 
Bring Mich Wieder in die Heimat» («Голубая лодка, унеси меня обратно домой»). 
Огромной популярностью в годы войны на германском радио пользовались концерты 
по заявкам. Многие лодки, в том числе и U-43, переняли эту форму, используя 
свои коллекции пластинок. Герберт Кручковски собирал заявки членов экипажа и 
запускал записи через громкоговорители. Песни чередовались маршами и отрывками 
из классики. Лют особенно любил её. Каждую мелодию предваряли несколько слов о 
композиторе. «И тогда матросы слушали отрывок с большим вниманием». Завершала 
концерт, разумеется, «Лили Марлен» – самая любимая песня в годы войны по обе 
стороны фронта.

С помощью всех этих мер – концертов, игр, дискуссий – Лют старался поднять дух 
экипажа и победить усталость. «Однако настоящее счастье приходит после того, 
как выпущена последняя торпеда и лодка берёт курс домой. Тогда экипаж 
собирается в центральном посту или в носовом отсеке и поёт. Siegeswimpel[59 - 
Вымпелы, обозначающие потопленные суда] вырезаны, подшиты и раскрашены, экипаж 
начинает обсуждать планы на предстоящий отпуск».

Но после долгого и утомительного похода в конце лета 1941 года поднимать 
вымпелы не пришлось. U-43 вернулась в Лориан 23 сентября и сразу отправилась на 
верфь для ремонта. Через неделю родился второй ребёнок Вольфганга и Илзе Лют – 
дочка, которую назвали Ильзке.

К 1 сентября 1941 года Германия воевала уже 2 года. За последние 6 лет в состав 
флота вошли примерно 260 подводных лодок, из которых 48 уже были потоплены. 
Уровень потерь пока оставался низким, и теперь Германия имела в 3 раза больше 
лодок, чем к началу войны в 1939 году. Пока ещё имелось достаточно хороших 
офицеров, чтобы командовать лодками. Хотя выбыли Кречмер, Прин, Шепке и 
Вольфарт, им на смену уже шли новые командиры.

Начал приобретать известность командир U-552 Эрих Топп. На рубке его лодки были 
нарисованы два танцующих красных чёртика. Иохен Мор сменил Вильгельма Шульца на 
мостике U-124, символом которой был эдельвейс. Под командой Мора лодка 
приобрела ещё более громкую славу, больше, чем у многих асов первого поколения. 
В 1941 году совершили первые походы Рейнхард Сурен и Карл-Фридрих Мертен. Оба 
позднее добьются не меньших успехов, чем Прин или Шепке. Начали свою военную 
карьеру Бауэр, Кремер и Хардеген. Все они были неплохими командирами и жаждали 
славы.

Однако потери будут неизбежны, если число лодок растёт быстрее, чем число 
подготовленных командиров. Время строительства лодки можно сократить, время 
подготовки хорошего капитана сократить нельзя. Последствия появления недоучек 
на мостике скоро начали сказываться. Например, командир U-570, захваченной 
англичанами в конце августа 1941 года, Ганс Рамлов был неплохим, многообещающим 
офицером. Однако он стал командиром слишком рано. В результате он не сумел 
справиться с собственным экипажем, не нашёл контакта с офицерами, что 
закончилось чем-то вроде мятежа. 27 августа 1941 года у берегов Исландии он 
сдал свою совершенно исправную лодку самолёту 269-й эскадрильи Королевских ВВС.
[60 - Как это можно сделать – не представляю, но такой факт действительно имел 
место. Лодка выбросила белый флаг после атаки самолёта и покорно ожидала 
прибытия британских кораблей. Бомбардировщик «Хадсон» сбросил 4 глубинные бомбы 
в 8.30, но лишь вечером прибыл траулер «Ноферн Чиф». Я уж не говорю о том, что 
«семёрка» со своим 88-мм орудием вполне могла этот траулер потопить. Под 
названием «Граф» эта лодка даже успела повоевать в составе Королевского Флота. 
Прим. пер.] Истинные причины этой капитуляции на самом деле гораздо сложнее, но 
Ганс Рамлов покрыл себя несмываемым позором.[61 - Петерсен стоял рядом с Лютом, 
когда тот услышал эту новость. Лют сказал, подняв бровь: «А что ты ждал от 
члена католического набора?» Он рассказал, что в 1927 году католическая партия 
центра в обмен на поддержку в рейхстаге при обсуждении вопроса о выделении 
средств на строительство «Крейсера А», получила обещание, что в морском училище 
будет класс, полностью укомплектованный католиками. Это неверно. Скорее всего, 
Лют просто слишком не любил католиков и охотно повторил услышанную сплетню. 
Прим. авт.]

Теодор Петерсен выиграл от нехватки офицеров в германском подводном флоте. В 
конце 1941 года Рихард Беккер покинул U-43, в результате Швантке и Петерсен 
сделали шаг вверх по служебной лестнице. Петерсен стал третьим вахтенным 
офицером.[62 - Новым вторым вахтенным офицером был назначен Гельмут Мюнстер. 
Хотя Мюнстер не имеет прямого отношения к этой истории, Петерсен решил, что он 
заслуживает упоминания хотя бы за свою упрямую поддержку космогонической теории,
 согласно которой мы живём на внутренней поверхности пустотелой сферы. Прим. 
авт.] Хотя это было не совсем заслуженно, такое передвижение говорило кое-что о 
Петерсене и его способностях, так как Лют не дал бы рекомендаций, не имея на то 
оснований. Однако повышение в должности не означало повышения в звании. 
Петерсен так и остался унтер-офицером, поскольку в Третьем Рейхе царила жёсткая 
классовая система. Имело значение звание, а не ответственность, так как погоны 
видно, а ответственность – нет. Петерсену это стало окончательно ясно, когда 
карьера Люта пошла в гору, и на борт лодки зачастили визитёры, причём не 
какая-нибудь мелочь, а важные шишки. В конце одного похода командир флотилии 
привёл с собой важного функционера НСДАП Адольфа Гюнлейна, чтобы встретиться с 
Лютом и осмотреть лодку. Гюнлейн был представлен офицерам. К несчастью для 
Петерсена, Гюнлейн увидел его погоны и отказался пожимать руку вахтенному 
офицеру. «Я никогда этого не забуду», – писал Петерсен.

Тринадцатый боевой поход Люта начался на высокой ноте, которая, однако, 
довольно быстро стихла. U-43 покинула Лориан 10 ноября. 21 ноября Лют и 
командир U-105 Георг Шеве получили приказ следовать в район к западу от 
Ньюфаундленда, а потом повернуть на юг, чтобы проникнуть на рейд Галифакса, где 
формировались конвои, следующие на восток. Замысел был честолюбивым. Однако Лют 
в операции участия не принял. Через 5 часов после выхода в море Петерсен 
сообщил ему, что пропали навигационные карты этого района. Из радиограммы Шеве 
стало известно, что на U-105 этих карт тоже нет, то есть промах допустил штаб 
подводного флота, а не Лют. «Командующий шкуру спустит с оперативного отдела»,
 – раздражённо сказал Лют Петерсену.

21 ноября Гитлер приказал командующему подводным флотом направить все имеющиеся 
лодки к Гибралтарскому проливу и в Средиземное море. Дениц резко протестовал, 
так как решающая битва разыгрывалась в Северной Атлантике, однако был вынужден 
подчиниться. Британское Адмиралтейство встретило это известие с радостью и 
облегчением. Потери, которые понёс в сентябре конвой SC-42, показывали, что 
прикрытие конвоев пока ещё остаётся слабым, и усилить его в ближайшее время не 
представлялось возможным. Поэтому, отказавшись от похода к Галифаксу, Лют 
повернул на юго-восток к Азорским островам. Так как U-43 находилась гораздо 
южнее, чем обычно (во время этого похода она ни разу не поднималась севернее 
40? N), Лют встретил первые британские суда лишь рано утром 29 ноября.

Он обнаружил конвой OS-12, следующий из Англии к мысу Доброй Надежды. Точнее 
говоря, был замечен один из эсминцев сопровождения конвоя. Он выскочил из 
тумана на расстоянии всего 600 метров от лодки. Лодка спешно погрузилась, и 
хотя англичане могли заметить её, атака глубинными бомбами не последовала. 
Когда в 2.15 Лют снова поднялся на поверхность, он заметил уже сам конвой. В 4.
10 он выпустил 2 торпеды из кормовых аппаратов в ничего не подозревающий 
британский транспорт «Торнлибэнк» и добился попадания в его левый борт. 
Результат был потрясающим и совершенно неожиданным.

Дело в том, что «Торнлибэнк» являлся транспортом боеприпасов. Последовал 
страшный взрыв. В небо на высоту нескольких сотен метров взметнулся столб 
жёлто-оранжевого пламени. Раскалённые обломки взмыли вверх и посыпались в воду, 
словно жидкая лава, выброшенная из жерла вулкана. Ударная волна основательно 
встрянула U-43. Стрелка барометра в центральном посту заметалась по шкале, как 
бешеная. Петерсен, стоявший на мостике, внезапно вскрикнул, ощутив резкий удар 
по руке. Он подумал, что в него попал осколок, но через несколько дней на 
мостике была найдена не сработавшая осветительная ракета. Все корабли конвоя 
начали запускать ракеты, которые взлетали подобно фейерверку.

U-43 полным ходом бросилась наутёк, повернув на север, освещённая, словно 
круизное судно в новогоднюю ночь. Один из кораблей эскорта повернул вслед за 
ней и тоже дал полный ход. Однако Лют не хотел погружаться, не удостоверившись, 
что лодка не получила серьёзных повреждений. Петерсен продолжал: «Я поразился 
его хладнокровию и удивляюсь ему до сих пор. Осветительные ракеты превратили 
ночь в день, и за нами гнался эсминец, однако он ждал, пока старший механик 
Кашнер не доложил: «Готовы к погружению». Лишь тогда он отдал приказ, и мы 
быстро погрузились, хотя после этого нам пришлось выдержать довольно тяжёлую 
атаку глубинными бомбами».

Когда через несколько дней была найдена ракета, застрявшая в выхлопной трубе 
дизеля, Лют покрыл её лаком и установил на полированной подставке в качестве 
украшения на своём письменном столе.

Во время этого похода Лют потопил ещё 2 судна, однако больше такой спектакль не 
повторялся. Первым стал британский пароход «Эшби» из состава конвоя WS-12. 
Вторым был американский танкер «Астрал», принадлежавший фирме «Сокони Мобил». 
Лют потопил его по ошибке 2 декабря, то есть за 5 дней до нападения японцев на 
Пирл-Харбор и за 9 дней до объявления Германией войны Соединённым Штатам. Если 
бы это вскрылось, то произошёл бы серьёзный скандал. Но по какой-то прихоти 
судьбы этот факт остался незамеченным, и почти 20 лет никто не знал истинной 
причины гибели судна. Первые предположения относительно судьбы «Астрала» были 
высказаны лишь в начале 60-х годов, когда это уже никого не волновало.

В статье «Не вернулись – вероятно, погибли», опубликованной в журнале USNIP в 
1961 году, Эдвард Оливер рассматривает случаи исчезновения без вести судов в 
годы Второй Мировой войны. Несколько, в том числе «Астрал», перечислены по 
именам, приведены даже их фотографии. После этого один из читателей прислал в 
редакцию журнала письмо, в котором спокойно, «словно исправляя случайную 
опечатку», сообщил, что «Астрал» в феврале 1941 года был потоплен подводной 
лодкой. Дата была совершенно нереальной, однако письмо подтолкнуло Артура 
Гордона провести расследование и написать вторую статью – «День, когда пропал 
«Астрал». Это была попытка найти хоть какие-то следы «Астрала».

Гордон привёл следующие аргументы. 1 декабря в 17.01 командир U-575 Гюнтер 
Хейдеманн опознал американское торговое судно, идущее на восток в точке 35? 25’ 
N, 26? 30’ W, примерно в 60 милях южнее Азорских островов. Так как он имел 
приказ не трогать американские суда, Хейдеманн, «скрепя сердце, позволил ему 
уйти». Информация о курсе, порте назначения и дате выхода «Астрала» позволяет 
предположить, что это был именно он. В тот же самый день U-43 в 21.59 выпустила 
торпеду в неопознанное торговое судно в этом же районе и в течение ночи 
преследовала его. 2 декабря в 9.24 лодка потопила судно. Лют описал свою жертву,
 как британский танкер типа «Сан Мелито» водоизмещением 12300 тонн, но сличение 
двух бортовых журналов и координат указывает, что Хейдеманн и Лют обнаружили 
одно и то же судно.

В своей статье Гордон рассуждает о возможном сокрытии фактов. Знал ли Лют, что 
незаконно потопил американское судно? А если знал, кто скрыл этот факт – он или 
командующий подводным флотом? Автор полагает, что после того как судно было 
потоплено, Лют узнал, что его жертвой стал американец. Гордон опирается на два 
факта. Первый: Хейдеманн знал, что это американское судно. Второй: Хейдеманн и 
Лют встречались и беседовали после потопления «Астрала». «Знал ли он правду, 
когда встречался с Хейдеманном и когда они сравнили записи в бортжурналах во 
время встречи? Обсуждали они возможные последствия или нет? Это не известно. 
Если была допущена ошибка, и американское судно было потоплено потому, что его 
приняли за вражеское, было уже поздно что-либо менять. С этого момента 
политические соображения и ложно истолкованный служебный долг могли заставить 
их хранить постыдную тайну».

Но здесь теорию Гордона опровергают два других факта. Первый: Лют никогда не 
пытался убрать «постыдную тайну» из бортового журнала U-43 (вообще известен 
лишь один случай подделки бортжурнала подводной лодки после потопления судна – 
речь идёт об инциденте с лайнером «Атения», потопленным U-30 в день объявления 
войны). Потопив судно, Лют детально зафиксировал происшедшее в бортовом журнале.
 Он также описал этот инцидент в книге «Boot Greift Wieder An»: «Горящий танкер 
представлял величественное зрелище… В течение нескольких часов густые облака 
дыма поднимались так высоко в небо, что мы видели пару перистых облачков ниже 
клубов дыма. Более половины небосвода затянуло чёрной пеленой». Нет никакого 
сомнения, что штаб подводного флота стёр бы эти записи, если бы заподозрил, что 
речь идёт об американском судне.

8 декабря Соединённые Штаты объявили войну Японии, через 3 дня Германия 
объявила войну Соединённым Штатам, и о судьбе «Астрала» просто забыли. U-43 
болталась у мыса Сент-Винцент недалеко от берегов Португалии, когда перехватила 
радиопередачу с этими известиями. Экипаж был поражён. И снова Лют не сказал 
почти ни слова. Скорее всего, он испытал облегчение потому, что можно больше не 
церемониться с американскими кораблями.

Он вернулся в Лориан 16 декабря. 10 месяцев и 3 долгих похода отделяли U-43 от 
того дня, когда она легла на дно гавани Лориана. Лодка была изношена, 
аккумуляторные батареи практически сдохли. Поэтому она покинула Лориан для 
капитального ремонта в сухом доке в Киле. Однако она не пошла прямо в Киль. 
Задачей подводной лодки является уничтожение вражеских кораблей, и пока U-43 
находилась в море, она считалась в боевом походе.

Когда лодка в конце декабря покидала Лориан, шёл сильнейший ливень. Лют в своей 
книге пишет, что «вскоре мы промокли до костей. На выходе из гавани нам 
пришлось давать гудки туманной сиреной, потому что дождь был настолько силён, 
что нельзя было видеть и на сотню метров. Потом нас встретил резкий ветер, 
словно для того, чтобы показать, что дальше будет хуже. Вахта напялила 
дождевики, а когда мы вышли в море, людям пришлось привязываться к поручням 
мостика, чтобы их не смыло».

Солнца не было видно до 1 января. Когда оно выглянуло, Петерсен сообщил Люту, 
что они сбились с курса. Взятые координаты показали, что U-43 подошла слишком 
близко к южным берегам Ирландии. Кашнер бросил взгляд на компас и твёрдо заявил,
 что солнце оказалось не там, где положено. Лют заставил его запустить 
резервный компас, и оказалось, что U-43 отклонилась от курса на 60 градусов.

Пока лодка шла на север, погода продолжала ухудшаться. 8 января дождь перешёл в 
ливень с градом. К 12 января лодка уже еле двигалась против штормового ветра 
скоростью более 40 узлов и сильной волны. Во второй половине дня 11 января в 
500 милях южнее Исландии Лют всплыл посреди конвоя, однако погода была такой, 
что об атаке нельзя было и помышлять.

«Я увидел, что Штралендорф показывает на что-то, вытянув руку, но не мог 
различить, на что именно. Когда лодка взлетела на гребень волны, я увидел судно 
бортом к нам. В то же время Клингер позади нас увидел эсминец. Оба корабля 
отчаянно боролись за жизнь, и мы ничего не могли сделать. Лодка просто не могла 
идти против волны. Когда через несколько минут эсминец нас заметил, он 
попытался повернуть, но стал лагом к волне и его едва не опрокинуло килем вверх.
 Тогда он плюнул на нас и снова повернул вразрез волне. Мы погрузились, решив 
не упускать нашу добычу. Через несколько часов мы всплыли и увидели ещё одно 
судно. И снова силы природы обратились против нас, заставив сохранить временное 
перемирие».

В 6.50 Лют начал преследовать шведское судно «Юнгарен», которое показывалось 
лишь временами, когда и оно, и лодка находились на гребнях волн. Люту 
приходилось постоянно протирать линзы бинокля, чтобы вообще что-то видеть в 
ходе атаки. Не ожидая ничего хорошего, в 8.02 он выпустил 2 торпеды. Однако обе 
попали в цель.[63 - И опять нейтральное судно! Да сколько можно?! Или Лют питал 
какую-то необъяснимую ненависть к шведам? Вообще-то начинаешь даже подозревать 
автора в неточном прочтении немецких источников. Ведь полуграмотные российские 
переводчики примерно таким же образом очень часть превращают голландцев – Dutch 
– в датчан. Прим. пер.]

Шведское судно разломилось надвое. Первой затонула носовая часть, за ней 
последовала корма. Она сначала перевернулась, а потом встала вертикально, перед 
тем как уйти под воду. Пока это происходило, Лют, стоя на мостике, сообщал в 
люк: «Нос затонул… теперь корма… Всё кончено».

Это был настоящий шторм, один из самых жестоких в том году. Позднее в своей 
книге Лют вспоминал призывы на помощь, которые ловил его радист. «Одно судно, 
которое уже едва держалось на воде, передало: «Наши шлюпки смыло – грузовые 
трюмы полны воды – начинаю терять надежду снова увидеть землю…» Это такая же 
пустая трепотня, которую издатели Люта вставили, чтобы описать его ощущения при 
потоплении «Виктора Росса». В действительности Люта никогда не волновали 
подобные обстоятельства.




Глава 8

«Удачи и доброй охоты»


Лодка была огромной. Когда 12 сентября 1942 года она покидала Киль, её 
массивный серый корпус и просторная палуба заставили Люта думать о своих 
четырёх старых лодках, как о карликах. Люди, собравшиеся на мостике, казались 
мелкими жучками. Несмотря на размеры лодки, её манёвры не были лишены изящества.
 Эскортные корабли суетились вокруг неё, словно рыбы-лоцманы вокруг исполинской 
акулы.[64 - Довольно смелое сравнение. Как читатель сам увидит из справочных 
приложений, не настолько лодки серии IXD2 были крупнее лодок серии IXА. Прим. 
пер.]

Было раннее утро. Редкие облака не закрывали небо, и видимость была прекрасной. 
Люди на мостике и на верхней палубе, чисто выбритые, в новой отглаженной форме, 
выстроились ровными шеренгами. Внутри лодки слышны бодрые звуки песни «Сегодня 
мы вышли в открытое море», но порядка здесь меньше. Люди спотыкаются о мешки с 
картофелем и луком, груды колбас. Матросам внизу не до торжественного 
построения, у них полно работы. А потому они могут говорить, спорить и ругаться 
– кто как пожелает.

U-181 была совершенно новой лодкой, ещё не прошедшей испытания. Она вышла из 
Киля в свой первый боевой поход. На мостике стоял капитан-лейтенант Вольфганг 
Лют, 28 лет от роду, кавалер Рыцарского Креста, бывший командир U-43, U-138, 
U-9. Это был его пятнадцатый поход.

Лют оставил U-43 в январе. Через 3 месяца он получил приказ прибыть на верфь 
фирмы «Дешимаг» в Бремен, а вскоре после этого принял новую лодку U-181. В 
течение следующих 14 месяцев капитан и его лодка сумели прославиться. Это стало 
результатом духовного слияния между человеком и машиной – явление редкое, но 
всё-таки не уникальное в военной истории.

Без U-181 Лют, вероятно, закончил бы свою карьеру на дне Северной Атлантики, а 
его имя так и осталось бы горсткой бронзовых букв на стене мемориала 
подводникам в Мельтенорте. Он вполне мог застрять за столом зелёного сукна 
где-нибудь в Германии и Франции, а все его подвиги ограничились бы регистрацией 
входящих и исходящих бумаг. Без Люта U-181 вполне могла остаться безымянной 
грудой металла, как сотни других лодок. Её мог потопить противник или затопить 
своя же команда. И тогда на дне Бискайского залива добавилась бы ещё одна груда 
металлолома, заставляющая дёргаться стрелку компаса.

В декабре 1941 года Германия и Соединённые Штаты оказались в состоянии войны. 
Дениц сразу послал несколько лодок к восточным берегам Америки, и достигнутые 
ими успехи превзошли самые смелые ожидания. Казалось, снова вернулись 
«счастливые денёчки» – за 5 месяцев немцы потопили почти 500 судов, не встретив 
практически никакого сопротивления. Лют, который в это время принимал новую 
лодку, пропустил сбор урожая у берегов Соединённых Штатов, о чём впоследствии 
горько жалел.

Однако все однажды кончается, кончилась и лёгкая жизнь германских подводников. 
Американцы за полгода поумнели и резко усилили свою ПЛО. Потери подводных лодок 
начали расти, и у Деница не осталось иного выбора, как отвести свои лодки в 
среднюю часть Атлантики. Он пытался найти новые районы, где лодки смогут 
добиться ощутимых результатов. Для Деница океан был гигантской шахматной доской,
 на которой он и противник непрерывно передвигали свои фигуры. Оборона 
союзников могла ослабнуть в Карибском море, в Средиземном море или в районе 
Западных Подходов. Пытаясь найти новые варианты, Дениц всерьёз занялся 
рассмотрением перспектив действий на юге – в Южной Атлантике, у мыса Доброй 
Надежды[65 - Автор в очередной раз демонстрирует свою безграмотность. Пытаясь 
подражать просвещённым мореплавателям, он называет этот мыс «cape». Англичане 
действительно несколько ключевых мест на карте называют просто: Канал, Скала, 
Мыс. Но я подчёркиваю: Ла-Манш – это Channel, а не channel. Гибралтар – это 
Rock, а не rock. И мыс Доброй Надежды точно так же Cape, а не cape. Прим. пер.] 
и даже в Индийском океане. Маршрут, идущий вокруг Африки, являлся одной из 
важнейших коммуникаций союзников, особенно в 1942 году, после того как в войну 
вступила Япония, а Великобритания начала наступление в Северной Африке. В 
августе Дениц приказал 4 большим лодкам серии IX направиться к мысу Доброй 
Надежды. Они получили название Gruppe Eisb?r.[66 - Группа «Полярный медведь»] В 
сентябре было решено отправить вслед им ещё 4 лодки.

Поэтому в сентябре 1942 года U-181 отправилась на юг. Её маршрут проходил через 
Западные Подходы, мимо Ирландии и Франции, мимо Гибралтара и Северной Африки. 
Лодке предстояло в течение 7 недель пройти 8000 миль до мыса Доброй Надежды, 
где германские подводные лодки ещё не показывались ни разу.

Лето было долгим. На церемонии подъёма флага на лодке побывали решительно все – 
рабочие верфи, приёмная комиссия, жены и дети членов экипажа. Играл оркестр, 
была принесена масса цветов. Сама церемония не затянулась, так как Лют не был 
оратором. Он сказал: «Я не знаю вас, а вы не знаете меня. Мы встретимся на 
фронте». Те же самые слова он произносил, принимая U-9, U-138, U-43. Нарушая 
морские традиции, Лют провёл жён моряков по лодке, показывая боевые посты их 
мужей и оборудование, за которое они отвечают. (Все посетительницы были 
шокированы крохотными размерами камбуза.) С помощью Ильзе он собрал женщин на 
чашку чая. Там Лют даже прочитал небольшую лекцию об обязанностях жены моряка: 
любовь, понимание, поддержка, дети.

Кто-то пригласил группу пожилых людей, которые оказались ветеранами 
императорского подводного флота. Они охотно рассказывали всем, кто соглашался 
их слушать, как это было в старые времена на «настоящих» подводных лодках, где 
стояли керосиновые двигатели и не было туалетов. Один из моряков U-181 Вальтер 
Шмидт не без ехидства прокомментировал много лет спустя: «Не удивительно, что 
они проиграли проклятую войну. Мы посмеивались над этими людьми с коронами на 
кокардах. Но точно так же моряки Бундесмарине сегодня смеются над нами со своих 
новых быстроходных лодок».

После официальной приёмки лодки последовал утомительный период учёбы и 
тренировок. Однако Лют к 1942 году уже стал опытным командиром и знал, как 
заполнить время. Моряки сыграли футбольный матч против солдат гарнизона 
Борнхольма, загорали на пляжах Хелы, играли в карты в Цоппоте, ездили в 
увольнение в Штеттин. Своё второе лето на Балтике Лют провёл гораздо лучше. Он 
получил свой кусок славы, свои медали, и теперь даже дураки не боялись, что 
война кончится к Рождеству.

Если говорить о технических деталях, то U-181 была океанской подводной лодкой 
серии IXD2. Неофициально она называлась подводным крейсером, или лодкой типа 
«Муссон».[67 - Ещё один мелкий ляп. Не существовало специального типа «Муссон». 
Так назывались лодки, базировавшиеся по соглашению с японцами в Пенанге. Они 
действовали в Индийском океане. U-181 к таким не относилась. Под командованием 
Люта она вообще близко не подходила к Пенангу. Прим. пер.] Первый термин 
отражал её размеры, которые потрясали. Второй – её тактическое назначение, 
которое до сих пор не имело аналогов и определилось лишь в последние дни. Она 
несла 26 торпед, 3 палубных орудия, экипаж из 50 человек. Лодка могла без 
дозаправки обойти вокруг земного шара. U-181 имела водоизмещение 1800 тонн, 
внутри корпуса были установлены 2 гигантских дизеля, которые позволяли ей в 
надводном положении развить скорость 19 узлов. При такой скорости на форштевне 
кипел эффектный бурун. В её артиллерийских погребах лежали сотни фугасных и 
зажигательных снарядов. На вершине рубки, почти в 40 футах над килем, торчали 
решётки электронных устройств, в том числе новое устройство Метокс.

Метокс, примитивный приёмник излучения радаров в теории был способен обнаружить 
работающий радар корабля или самолёта. Это была антенна в виде большого 
деревянного креста с проволокой, натянутой между перекладинами, напоминающая 
каркас воздушного змея. Отсюда и прозвище Метокса – «Бискайский Крест». Кабель 
связывал установленный на мостике крест с простейшим приёмником в центральном 
посту. При погружении антенну приходилось убирать вниз, и слишком часто она 
ломалась, когда её поспешно проталкивали через узкий люк.

Присматривать за Метоксом должен был корабельный врач Лотар Энгель. Он должен 
содержать прибор в исправном состоянии, быстро и правильно устанавливать 
антенну на мостике после всплытия. Энгель получил Метокс в заведование почти 
случайно и в аварийном порядке, так как прибыл на борт лодки одним из последних.
 Так как у врача до выхода в море не было прямых обязанностей, Лют отправил 
Энгеля в школу операторов Метокса.[68 - Остальными офицерами U-181 были: первый 
вахтенный офицер Теодор Петерсен, который наконец-то получил офицерские погоны; 
второй вахтенный офицер Готтфрид Кениг, тоже только что ставший лейтенантом – 
ранее он плавал мичманом[Всё-таки наверное фенрихом, ну не было и нет в 
германском флоте мичманов. Прим. пер.] на U-43; а также опытный, но строгий 
инженер-механик Карл-Август Ландферманн. Весь экипаж лодки звал его просто LI – 
сокращение от Leitende Ingenieur – старший механик. Прим. авт.]

Энгель был пруссаком. Он родился в Бромберге (ныне польский город Быдгощь) и 
вырос в Эмдене, германском порте на Северном море. Он гордо заявлял, что море у 
него в крови. Энгель получил диплом медика в 1939 году, а в 1940 году закончил 
Sanitatsoffizier, или курсы офицеров медицинской службы. Он был направлен в 
Голландию в качестве помощника военного врача, лечившего сбитых германских 
лётчиков. Оттуда его перевели в Брест в качестве медика в 1-ю подводную 
флотилию.[69 - Достаточно невнятный рассказ. Всё-таки можно заподозрить, что 
Энгель был не более чем фельдшером в офицерских погонах. Если бы он был 
дипломированным врачом, был бы использован термин Arzt. Прим. пер.]

При переходе через Северную Атлантику Энгель, как впрочем и остальные офицеры, 
не мог припомнить проблем с вражескими самолётами (вероятно, потому, что 
позднее стало гораздо хуже). Метокс начинал жужжать и свистеть ежедневно, как 
правило – по утрам, ожидая приближения бомбардировщиков Берегового Командования 
Королевских ВВС, Это сильно действовало на нервы, так как после предупреждения 
Метокса лодка спешно погружалась, чтобы самолёт не успел её засечь.

Но не всегда можно было положиться на Метокс. Во второй половине дня 18 
сентября, когда U-181 шла на юг мимо Шетландских островов, вперёдсмотрящий 
заметил самолёт, вывалившийся из низких туч. Он поднял тревогу. Вахта спешно 
прыгнула в люк, и Лют погрузился на глубину 135 метров. Однако манёвр запоздал, 
так как лодка получила попадание бомбы в кормовую часть левого борта, которое 
«причинило небольшие повреждения». Что ещё хуже – самолёт вызвал корабли, 
которые 10 часов гонялись за лодкой, сбросив более 30 глубинных бомб.

После этого случая Метокс вышел из доверия. В течение 2 недель, пока лодка 
обходила Британские острова и Иберийский полуостров, экипаж жил, словно на 
иголках. Вахта только и занималась прыжками вниз. Что случилось однажды, вполне 
может повториться. Лишь когда лодка миновала траверз Гибралтара, напряжение 
ослабло. Если до того бортовой журнал пестрел записями вроде «Замечен самолёт, 
срочное погружение» или «Замечен эсминец», теперь они уступили место более 
идиллическим – «Море светится». Наконец появились и сухие отметки о пройденном 
за сутки расстоянии. Оно вычислялось в полдень и заносилось в журнал вместе со 
стрелкой, указывающей, в надводном или подводном положении были пройдены эти 
мили. Всё это время лодка шла далеко от земли. Лишь 2 октября журнал сообщает 
«Восточнее Азорских островов» и 5 октября – «Западнее Канарских островов». 
Немного позднее стенгазета лодки отмечает: «Мы находимся недалеко от острова Св.
 Елены, где в ссылке скончался Наполеон».

Погода становилась все теплее. Матросы гуляли по верхней палубе в одних шортах 
и ботинках. Они загорели до черноты, а их носы облупились. В машинных 
отделениях было жарко, как в печи, температура доходила до 120? Фаренгейта. 
Механики по очереди бегали на мостик выкурить сигарету и полюбоваться на океан. 
Африка находилась где-то в 300 милях за горизонтом.

Однако не только жара выгоняла людей на мостик. U-181 была гораздо 
комфортабельней и удобней маленьких «каноэ», вроде U-9, но даже этот комфорт 
был весьма относительным. Даже в 7 больших отсеках и 2 жилых кубриках места не 
хватало. В начале похода лодка была буквально завалена провизией. Пространство 
под столами было чем-то забито, «поэтому за обедом мы просто не знали, куда 
деть ноги». Людям приходилось протискиваться через единственный проход, а 
запасные торпеды хранились где только можно, например, в стальных цилиндрах на 
верхней палубе.[70 - Это что за такие особые подводные лодки плавают в 
аудиториях Аннаполиса? Автор, видимо, путает U-181 с итальянскими лодками Х 
флотилии МАС, на палубе которых действительно стояли цилиндры для 
человекоуправляемых торпед «Майяле». На лодках серии IX пять запасных торпед 
хранились в специальных контейнерах под верхней палубой. Прим. пер.]

Лодка была буквально пропитана специфическим запахом – противная смесь выхлопа 
дизелей, кислоты аккумуляторов, продуктов, не стиранной одежды и пота. Писатели 
любят поболтать о неизменной зелёной плесени, которая на лодках росла на хлебе 
и ботинках. Однако, если лодка проводит на поверхности достаточно времени, как 
это делала U-181, количество плесени становится минимальным. Чистоте 
придавалось особое значение, практически весь экипаж привлекался к уборкам.

Экипаж U-181 страдал от жары, и особенно плохо приходилось механикам. На коже 
появлялась сыпь и выскакивали пузыри, заводились вши. От жары продукты 
портились гораздо быстрее. Самые отчаянные усилия кока U-181 не могли спасти 
положение. Обед неизменно попахивал соляркой и был приправлен разными 
насекомыми. В рисе копошились маленькие чёрные жучки, а тараканы шныряли по 
всем отсекам. Они не обращали внимания ни на что. Солярка, кислота, морская 
вода, повышенное давление, вакуум, дуст, которым их посыпали взбешённые матросы,
 никак не отражались на их самочувствии.

Но самой главной проблемой были всё-таки не жара и не сырость. Подводники всех 
флотов сталкивались с ними уже сорок лет и как-то притерпелись. Настоящей 
опасностью стала скука. Она порождала недовольство и споры, люди теряли 
собранность, и не сразу исполняли приказы. Всё это могло привести к роковым 
последствиям, задачей командира было это предотвратить. Как всегда, Лют не 
жалел сил, чтобы побороть это зло.

Не щадя себя, он не давал покоя и другим. Лют то появлялся на мостике, где 
устраивал опрос вахте по действиям в чрезвычайной ситуации, то шёл в носовой 
отсек, где собирал мичманов[71 - Фенрихов! Himmelsreich und Donnerwetter!!! 
Автор почему-то любит вставлять немецкие словечки в английский текст там, где 
это совершенно не обязательно, но даже не пытается сохранить специфические 
термины и звания германского флота, не имеющие никаких аналогов во флоте 
американском. Прим пер.] и устраивал им лекцию. Он пытался заставить их понять, 
что быть мичманом – «это совсем не то, что показывают в кино». На носу лодки он 
укрепил доску с предложением каждому посетителю поставить автограф и написать 
что-нибудь смешное.

Лют организовал певческие состязания по заявкам, устроил Олимпийские игры с 
радиорепортажами и вручением медалей. Лют провёл конкурс лжецов, где каждый 
должен был рассказать невероятную историю. «Некоторые из них были вполне 
достойны печати», – заметил он позднее. Был устроен шахматный турнир, и 
результаты каждого тура объявлялись по трансляции. Лют устроил поэтический 
конкурс, использовав в качестве тем лекции по гигиене Лотара Энгеля, сам принял 
в нём участие. Часть сочинений оказались совершенно непристойными, но от этого 
ещё более забавными.

Но юмор его стихов не мог скрыть серьёзнейшее внимание, которое он уделял 
здоровью и гигиене экипажа. Он особенно опасался желудочно-кишечных инфекций, 
от которых, по его мнению, проистекали и все остальные болезни. Он настаивал, 
чтобы моряки обращались к врачу при малейшем недомогании. По его требованию, 
каждый член экипажа на ночь должен был обматывать живот шерстяным шарфом. Лют 
запретил класть лёд в напитки и разбавлял кофе водой. Молодым членам экипажа 
запрещалось курить на пустой желудок, и никто не осмеливался вернуться на лодку 
с сифилисом. Он напоминал отца, присматривающего за детьми, старика, который 
хочет убедиться, что они чистят зубы на ночь и не купаются после обеда.

Подготовка к церемонии перехода экватора заняла целую неделю. Была написана 
масса писем Нептуну и от него, разработан детальный план праздничного дня. 
Команда готовила специальные церемонии и костюмы для них. Был составлен список 
людей, которые впервые пересекали экватор. Один бойкий художник нарисовал не 
меньше сорока грамот о пересечении экватора. Но подготовка к празднику едва не 
сорвалась, когда утром 14 октября не выдержала переборка между левой 
дифферентной и балластной цистернами. Через сломанный клапан вода хлынула в обе 
цистерны. Водолазам пришлось его задраивать.

U-181 пересекла экватор 18 октября на долготе 20?5' W. Новички сумели пройти 
через церемонию «крещения» без членовредительства. «Их мазали машинным маслом, 
били ремнями для правки бритв и деревянными палками, заставляли пить 
подозрительные жидкости». «Хотя церемония и была грубовата, её образовательную 
ценность нельзя переоценить. Я полагаю, что молодые люди хоть раз в жизни 
должны испытать, как много может выдержать здоровое тело», – писал Лют.

Лют вслух читал матросам военные сводки и публиковал их в газете лодки. Он 
заставлял их вести наблюдение за морем, небом, погодой. На U-181, как и на U-43,
 имелся патефон, и командир добавил к опробованному репертуару ещё одну 
пластинку – «Вечерю» в исполнении хора Регенсбурского кафедрального собора. Он 
запускал её каждый вечер. Лют поощрял чтение, но ограничивал его 6 журналами в 
неделю. После того как достаточное число людей прочитывало книгу или 
прослушивало симфонию, Лют организовывал дискуссионный клуб.

Дискуссионные группы стали частью организованного Лютом учебного цикла. 
Учителя-добровольцы рассказывали матросам о самых различных предметах. Были 
организованы классы по метеорологии, инженерии, математике, медицине и 
философии. Споры велись о ходе военных действий, погоде и о совершенно 
неожиданных вещах. Действительно ли лошадиное мясо имеет специфический вкус 
потому, что лошадь потеет боками? Как швейцарцы делают дырки в своём сыре? 
Действительно ли коровы лучше доятся, если рядом играет музыка?

В докладе «Проблемы руководства» Лют заявил, что регулярно читал матросам 
лекции по истории и политике. «Человек должен знать, за что он сражается. Он 
должен охотно рисковать жизнью за это», – говорил Лют. Но под политикой он 
подразумевал политику фашизма, которую он полностью принимал и разделял.

Изучая биографии германских офицеров периода Второй Мировой войны, невозможно 
уклониться от упоминаний национал-социализма, или нацизма.[72 - Мы будем 
использовать привычный нам термин «фашизм», не отделяя строго итальянских 
фашистов от германских нацистов. Прим. пер.] Игнорировать этот аспект 
бесполезно. Если попробовать рассмотреть данный вопрос отвлечённо, то может 
возникнуть ядовитое подозрение, что конкретный офицер был нацистом. И это будет 
искажать воспоминания о человеке. Если речь идёт о Люте, лучше договориться с 
самого начала излагать только правду и попытаться объяснить её. Не стоит 
пытаться промолчать, надеясь на отсутствие интереса читателя.

Морские историки, особенно немецкие, любят подчёркивать, что офицеры 
Кригсмарине были аполитичны, а большинство из них презирало партийных 
функционеров. Несколько членов экипажа Люта сказали это же и о нём самом. Когда 
одного из моряков спросили о пресловутых лекциях, он заявил: «Мы что-то 
обсуждали, например, услышанное по радио, но нам никогда не читали лекций о 
национал-социализме. В этом отношении Лют не был фашистом, однако он во всех 
отношениях был хорошим солдатом. Большинство немцев, особенно моряки военного 
флота, не имели ничего общего с фашизмом». К сожалению, он ошибается.

Лют усердно пытался стать хорошим фашистом. Он не собирался извиняться за это 
(косвенным подтверждением служит отвратительная сцена после потопления 
«Сигурдса Фалбаумса» в 1940 году). Он громко заявлял о приверженности идеям 
фашизма, партии и Рейху. Громче всего это прозвучало со страниц «Проблем 
руководства». Поэтому доклад примечателен не только глубокими и образными 
комментариями по вопросам руководства и значению личности командира, но и 
неожиданно высоким содержанием фашистского яда.

«Политические лекции необходимы, чтобы выжечь из некоторых людей пассивную 
философию. По воскресеньям я иногда погружаюсь и под водой устраиваю сбор, 
чтобы рассказать им о Рейхе и многовековой борьбе за него, о величайших людях в 
нашей истории. В день рождения фюрера я рассказываю о его жизни и своём визите 
в его ставку. В остальных случаях я рассказываю о расовых проблемах и вопросах 
народонаселения, все это с точки зрения борьбы за реализацию идеи Рейха. Мы 
говорим о Германии, о фюрере, о национал-социалистическом движении».

«Проблемы руководства» адресовались аудитории, которая состояла из высших 
офицеров Вермахта и членов фашистской элиты. Сам Лют получил высшую военную 
награду Рейха. Поэтому можно было ожидать набор стандартных идеологических 
клише национал-социалистов с добавлением пары слов о евреях. Со стороны 
докладчика было бы неосторожно не затрагивать подобных тем, всё-таки 
существовали неписаные правила. Однако язык Люта был резким и простым, как 
лозунги пропагандистских плакатов на Веймарском вокзале. «У нас на борту был 
комплект иллюстрированного журнала «Die Wochenschau» за 1933 год. В первых 
номерах за январь этого года на хорошей бумаге было напечатано множество 
фотографий евреев. Команда ничего подобного ранее не видела. Затем настал день 
прихода к власти, пожар рейхстага, день Потсдама, автобаны,[73 - Автор, к месту 
и не к месту вставляет немецкие термины в английский текст. Но здесь он 
почему-то ставит чисто американский термин «хайвэй». Я позволил себе заменить 
его немецким, так как полагаю, что «автобан» более соответствует теме. Прим. 
пер.] Рабочий союз Рейха и так далее. Люди с изумлением рассматривали некоторые 
фотографии. Они просто не могли представить, что в Германии были времена, когда 
за многие вещи, ставшие для них привычными, приходилось драться». Эти слова 
далеко выходят за рамки стандарта и сильно отклоняются от темы лекции. Именно 
эти слова приводят в смущение историков. Они вдребезги разносят представление о 
Кригсмарине как о чисто военной системе, стоящей вдалеке от политики. Например, 
писатель Гаральд Буш в своей книге «Подводные лодки в войне» приводит большую 
часть доклада «Проблемы руководства», но выкидывает из него все упоминания об 
Адольфе Гитлере, НСДАП и национал-социализме.

Да, Вольфганг Лют был фашистом. Однако следует отметить, что он исповедовал 
немного устаревший вариант фашизма. Когда Лют заводил речь о «борьбе», он 
вспоминал свою юность в Риге, хотя на дворе был 1933 год. Он верил сказочкам, 
которые некогда рассказывали пропагандисты. Лют защищал идеологию, которая не 
была идеологией Освенцима и Дахау, он отстаивал идеологию автобанов.[74 - 
Иезуитский пассаж. Да, фашизм предусматривал и автобаны, и заботу о рабочем 
классе. Но! Существуют идеологии людоедские по определению – национал-социализм 
и коммунизм относятся к их числу. Расовый (классовый) вопрос является их 
основополагающим столпом. Если его убрать – рухнет и сама идеология. Фашист 
(коммунист) изначально сориентирован на решение расового (классового) вопроса, 
и чем он занимается в свободное от его решения время – строительством дорог или 
подъёмом целины – уже не суть важно. И строительство, и подъем – только 
инструмент для решения основной задачи – истребления расово (классово) чуждых 
элементов. В риторике вполне современных фашистов (коммунистов) нет-нет, да и 
проскакивают обещания после захвата власти развесить на фонарных столбах «всех, 
кто не с нами». Прим. пер.] Когда в 1943 году начались убийства миллионов 
евреев, сама идея еврейства была для Люта чистейшей абстракцией. Через 4 года 
после начала войны и через 2 месяца после заявления Гиммлера об окончательном 
решении еврейского вопроса представления Люта об идеях фашизма имели очень мало 
общего с действительностью. Энгель говорил: «Лют был идейным фашистом, но видел 
в нём лишь хорошую сторону». Петерсен заявил, что Лют «был фашистом по крайней 
мере на одну треть». Он просто хотел объяснить, что Лют не был окончательно 
испорченным человеком, так как не видел мрачных сторон фашизма.

Можно лишь удивляться, почему Лют не применял свои высокие нравственные 
стандарты к политическим убеждениям. Одной из причин была успешная работа 
пропагандистской машины. Она прославляла упорный труд, заботу о здоровье, семью,
 отвагу и патриотизм. Но всё это было поставлено на службу национал-социализму. 
Красочные пассажи маскировали сущность фашизма и находили отклик у Вольфганга 
Люта. Всё, что делалось в Германии до войны – строительство автобанов и, что 
более важно, стремление к объединению Великой Германии, казалось ему благом. 
Наконец Лют, как и многие в Германии в то время, вероятно думал, что моральную 
ответственность за происходящее во многом можно возложить на высшее руководство 
страны. Ты просто перепоручаешь ему необходимость принимать решения, а заодно – 
и ответственность за них. «Он считал, что все действия фашистов являются 
исполнением божьей воли». Божья воля была окончательной индульгенцией, 
разрешением делать все. Человек всегда мог с чистой совестью следовать ей, 
пусть она и будет непостижимой.

Но два факта всё-таки говорят в его пользу. К этому времени Лют имел уже 
практически все – высокое звание, множество наград и хорошие связи, и мог 
официально вступить в партию. Он этого так и не сделал.[75 - Автор в очередной 
раз демонстрирует младенческую наивность относительно нравов и образа жизни 
тоталитарных государств. Зачем вступать в КПСС или НСДАП после того как ты уже 
получил чины и ордена? Вступают-то именно для того, чтобы все это получить. Лют 
явно не собирался в командующие флотом, поэтому партийность не являлась для 
него предметом первой необходимости. Да и вообще в фашистской Германии при 
желании можно было отыскать беспартийного фельдмаршала. В СССР такое было 
невозможно по определению. Партийность и военная карьера у коммунистов всегда 
были связаны неразрывными узами. Прим. пер.] И второе. Каковы бы ни были его 
личные взгляды, он никогда не пытался насаждать их на своих лодках. Может быть, 
именно потому его экипажи не разделяли его убеждений. В «Проблемах руководства» 
он утверждал, что лекции рассказывают о «Рейхе и многовековой борьбе за него», 
о «Германии, фюрере и национал-социалистическом движении». Но на самом деле это 
было не так. Энгель утверждал: «Мы никогда не говорили о политике, и на борту 
лодки не было книг об этом». Лют был хорошим капитаном, а хороший капитан 
избегает лекций перед своим экипажем о достоинствах национал-социализма.

1 ноября незадолго до полуночи U-181 пересекла воображаемую линию 34? S. Она 
находилась прямо к востоку от Кейптауна, мыс Доброй Надежды был всего в 
нескольких милях от лодки, что называется рукой подать. Переход занял 7 недель 
и 1 день, лодка прошла более 7500 миль. Большая часть военных походов 
завершилась бы задолго до этого срока, а U-181 лишь начинала боевые действия.

Лют повернул на восток, к порту и на рассвете увидел американский рудовоз «Ист 
Индиэн». Тот направлялся в Нью-Йорк через Тринидад с грузом марганцевой руды. 
Лют на рассвете погрузился и погнался за судном.

«Ист Индиэн» шёл зигзагом, что создавало трудности для атакующей лодки. Угол 
упреждения можно было вычислить, только если курс корабля был хорошо известен. 
Поэтому было исключительно важно определить направление и длину каждого отрезка 
ломаной линии курса. Терпеливое наблюдение может помочь определить генеральный 
курс и параметры зигзага, но если цель выйдет за рамки этих параметров, все 
расчёты не будут стоить бумаги, на которой они сделаны.

После 90 минут терпеливого маневрирования U-181 заняла выгодную позицию для 
торпедной атаки. Лодка не поднялась на поверхность. В 5.48 Лют выпустил 2 
торпеды с дистанции 2500 метров. «Перед самым залпом корабль сделал зигзаг, да 
и вообще это было не слишком умно – стрелять с такой дистанции», – написал 
потом Лют. Обе торпеды прошли мимо, и Люту пришлось начинать всё сначала.

«Ист Индиэн» не подозревал, что находился на волосок от гибели. В 6.44 лодка 
поднялась на поверхность и погналась за рудовозом. Лишь через 9 часов U-181 
снова догнала свою добычу. На сей раз готовить атаку было много проще. «Ист 
Индиэн» не повернул с генерального курса юго-запад и выполнял зигзаг по 
прежнему образцу. Лют приказал подать ленч.

В 15.25 лодка выполнила вторую атаку. В 16.20 Лют выпустил ещё 2 торпеды. На 
лодке возникла недолгая паника, так как «Ист Индиэн» в последний момент опять 
повернул, но через 2 минуты обе торпеды попали в цель. Взлетели высокие столбы 
воды, отмечая попадания в среднюю часть корпуса.

Судно затонуло кормой вперёд через 4 минуты. Когда U-181 поднялась на 
поверхность, остатки экипажа плавали на 3 спасательных плотиках и 1 шлюпке. 
Шкипер утонул, а его старший помощник пропал без вести. Старшим остался второй 
помощник, который сообщил Лотару Энгелю всё необходимое – название судна, 
тоннаж, груз, пункт назначения. Энгель спросил, нужно ли американцам что-нибудь 
– продовольствие, вода, медикаменты. Те ответили, что ни в чём не нуждаются. 
После этого лодка указала им направление на ближайший берег. Лют в бортжурнале 
записал: «Американец вёл себя крайне самоуверенно. Когда мы отходили, он 
дружески бросил нам: «Удачи».

Что и говорить, диалог получился любопытный. Второй помощник «Ист Индиэна» вряд 
ли имел основания быть дружелюбным. Его корабль был потоплен, сам он оказался в 
спасательной шлюпке довольно далеко от берега… Однако Кручковски подтверждает, 
что всё происходило именно так: «В шлюпке находились 6 или 8 моряков. Офицер 
сидел на корме, зажав румпель между ног. Я вспоминаю, что он поднял руку в 
фашистском салюте и пожелал нам удачи. На нём был синий китель и брюки цвета 
хаки с оторванной штаниной. Он сказал: «Удачи и доброй охоты». Возможно, 
американец попытался съязвить.

Потопление «Ист Индиэна» стало успешным завершением первого месяца новой 
кампании. U-181 стала всего лишь пятой лодкой в истории, действовавшей в районе 
мыса Доброй Надежды. Первые 4 лодки группы «Полярный медведь», которые 
находились в этом районе с начала октября, все вместе потопили 23 судна. Многие 
из них пошли на дно в пределах видимости берега. Одной из жертв стал лайнер 
«Оркадес» водоизмещением 23000 тонн. «Ист Индиэн» добавил ещё 8000 тонн к 
общему счету. Лодки группы «Полярный медведь» первыми столкнулись с 
противолодочной обороной союзников. Когда прибыла U-181 и лодки второй волны, 
корабли союзников были приведены в полную готовность и пылали желанием дать 
отпор.[76 - Например, 8 октября британский эсминец «Эктив» у юго-западного 
побережья Африки потопил лодку U-179 со всем экипажем. Лодкой командовал Эрнст 
Собе, который прослужил в Кригсмарине уже 20 лет. Хотя перед войной он 
командовал 7-й подводной флотилией, U-179 была его первой лодкой. 25 сентября 
Собе торпедировал и потопил своё первое судно – британский сухогруз «Сити оф 
Атенс». Прим. авт.] Лют испытал это на себе, но ещё до того он успел потопить 3 
судна.

Когда U-181 обогнула мыс Доброй Надежды, погода начала ухудшаться. Бортовой 
журнал сообщает, что утром 8 ноября в 180 милях на юго-запад от Порт-Элизабет 
волнение достигло 7 баллов. В этот день был замечен панамский пароход «Плодит», 
который шёл из Калькутты в Нью-Йорк. Лют начал погоню, но сильный дождь и 
высокая волна сорвали первую торпедную атаку в 8.15. Лодка нырнула носом, и 
торпеды прошли мимо. В течение 10 часов U-181 преследовала «Плодит», 
перезаряжая торпедные аппараты. Но к полудню погода ещё больше ухудшилась, 
волнение усилилось уже до 8 баллов.

В 20.55 Лют улучил момент, когда лодка находилась на ровном киле, и дал 
торпедный залп. Торпеда попала в цель, однако «Плодит» не затонул. Корабль 
загорелся и начал дрейфовать. Через час Лют потерял терпение и решил добить его 
артиллерией. Расчёт 105-мм орудия занял свои места, и лодка начала приближаться 
к горящему судну. Шторм усилился до 10 баллов.

Обстрел шёл медленно. Патроны приходилось передавать вручную через открытый люк 
рубки. Каждый раз, когда лодка меняла курс или скорость, артиллеристов отзывали 
на мостик, чтобы их не смыло волной. Наконец «Плодит» получил 8 попаданий и 
затонул. Лют подошёл к месту гибели судна, чтобы подобрать спасшихся моряков, 
но не нашёл никого.

С норвежским судном «Мельдаль» хлопот было гораздо меньше. Он был торпедирован 
утром 10 ноября и затонул через 9 минут, оставив после себя на воде множество 
запасных частей к самолётам.

12 ноября Лют в течение 8 часов преследовал «огромный пароход» неизвестной 
принадлежности. В 20.00 он поднялся на поверхность на расстоянии 600 метров от 
потенциальной жертвы. Прицелиться с такой дистанции было легче лёгкого, но 
прежде чем он открыл рот, чтобы скомандовать «Пли!», пароход включил огни. 
Бортжурнал сообщает: «Корабль был опознан как португальский «Мужиньо», 8374 GRT,
 несёт маркировку нейтральной державы. Лодка потратила 3 кубометра топлива во 
время этой идиотской погони». Но уже на следующее утро настроение исправилось, 
так как был замечен американский пароход «Экселло», следующий из Суэца в 
Кейптаун. Он был потоплен в 35 милях от берегов Южной Африки.

Потопление каждого судна завершалось праздником на борту лодки. Молодые матросы 
и те, для кого этот поход был первым, радовались больше остальных. Ветераны 
пили свою порцию коньяка, не выказывая особых эмоций. Ведь надо было пройти 
чертовски длинный путь, чтобы потопить один пароход. В 1940 году для этого не 
требовалось прилагать никаких усилий, они просто напрашивались быть 
потопленными, и прямо у вас на пороге…

Лют в «Проблемах руководства» отмечает: «К успеху нужно относиться спокойнее. 
Он поднимает дух команды. Но мои усилия были направлены на то, чтобы люди не 
унывали, когда дела шли не очень хорошо. Хороший солдат показывает подлинную 
крепость характера именно тогда, когда обстоятельства оборачиваются против 
него…»




Глава 9

Второй Лют


«ТРЕВОГА!»

Сигнальщик громко кричит, указывая рукой в сторону противника, а потом прыгает 
в люк, расположенный в центре мостика. Никто больше не видит того, что видит он,
 но его крик приводит в движение всю вахту. Остальные наблюдатели и вахтенный 
офицер, ни секунды не размышляя, прыгают в люк следом за ним, словно крысы, 
ныряющие в нору. Они с грохотом падают в центральный пост, перепуганная толпа в 
мокрых резиновых плащах. Вахтенный офицер захлопывает люк изнутри и торопливо 
крутит маховик, задраивая люк. Один из наблюдателей берётся за рукояти 
горизонтальных рулей, другой становится к штурвалу. Ещё до того, как они успели 
сесть, лодка уже ныряет носом вперёд. И буквально через 10 секунд её корма 
исчезает в пенном водовороте.

Над мысом Доброй Надежды встаёт солнце. U-181 находится в 75 милях южнее 
Дурбана. Погода скверная, идёт высокая волна. «Хороший солдат показывает 
подлинную крепость характера именно тогда, когда обстоятельства оборачиваются 
против него». Люту представилась возможность на себе испытать справедливость 
собственной теории. В этом ему помогли корабли Королевского Флота.

Лодка стремительно падает на глубину А + 40,[77 - Так называемая «глубина А» 
равнялась 80 метрам. Это была стандартная глубина аварийного погружения, 
используемая для отсчёта глубин в бортовом журнале. Однако для U-181 
максимальная глубина погружения равнялась 200 метрам. Прим. авт.] покачиваясь с 
борта на борт, пока последние пузыри воздуха выходят из цистерн. Она еле 
движется вперёд и постепенно выравнивается. Почти немедленное погружение 
является результатом постоянных упорных тренировок. Вся команда действует без 
малейшей задержки, как сложный, хорошо отлаженный механизм.

В центральном посту появляется Лют. Вахтенный офицер объясняет ему, что замечен 
идущий навстречу вражеский корабль. Лют желает знать, где был наблюдатель, 
отвечающий за этот сектор горизонта. Вахтенный офицер отвечает, что тот не 
заметил корабль. Несчастный парень получает выразительный взгляд командира, на 
большее сейчас просто нет времени. Прошло 20 секунд.

Этим кораблём был британский эсминец «Инконстант», занимавшийся рутинным 
патрулированием. Он заметил U-181 и сразу дал 28 узлов, помчавшись к облаку 
белой пены, бурлившему прямо над погрузившейся лодкой. На корме «Инконстанта» в 
готовности стоят 40 глубинных бомб. Расчёты стоят при орудиях, на случай если 
U-181 решит подняться на поверхность. Весь экипаж надел спасательные жилеты и 
каски, так как предстоит бой. Эсминец отправляет радиограмму в Дурбан: 
«Замечена подводная лодка, требуется помощь».

«Инконстант» включил асдик. Весь экипаж U-181 может слышать леденящие щелчки, 
словно дождь бьёт по консервной банке, словно скелет медленно бредёт по палубе 
лодки. Подводники также могут слышать медленное, глухое жужжание винтов 
«Инконстанта» прямо над головой. Все механизмы выключены, разговоры ведутся 
только шёпотом, все замерли. Наступает странная тишина, все напряжённо 
вслушиваются в неё.

30 секунд. 1 минута. 5 минут. 10 минут. Они все ещё ждут.

И лишь когда прошёл целый час, грохочет первый взрыв. Страшный скрежещущий удар,
 будто кто-то обрушил на лодку исполинский молот. А затем без передышки ещё 
четыре, один за другим. Лодка дёргается и раскачивается. Все смотрят на Люта. 
Но его неподвижное лицо, освещённое мигающими лампами, остаётся бесстрастным.

«Инконстант» и U-181 встретились утром 15 ноября. Схватка продолжалась целых 16 
часов и завершилась около полуночи, причём корабли так и не видели друг друга.

Операторы асдика на «Инконстанте» засекли U-181 в 8.32. Эсминец сбросил 
глубинные бомбы и потерял контакт. На U-181 насчитали 5 взрывов, «очень близко»,
 как говорит бортжурнал. Лют погрузился на 460 футов[78 - Я подозреваю, что это 
просто 140 метров. Немцы пользовались метрической системой. Прим. пер.] и 
направился на юг. Были выключены все вспомогательные механизмы, и вода начала 
просачиваться из-под паел. Газ из батарей медленно пополз по отсекам.

В 9.06 «Инконстант» сбросил ещё 5 глубинных бомб, но журнал U-181 говорит, что 
их было 10 и все «очень близко». Лодка провалилась на глубину 525 футов.[79 - 
160 метров] Третья серия из 4 бомб была сброшена в 9.30. Бортжурнал: «Восемь, 
близко». Левый вал начало бить. Потом эсминец в 10.30 сбросил ещё 5 бомб. Снова 
«восемь, близко».

«Инконстант» гонялся за лодкой и сбрасывал бомбы все утро. К полудню появилась 
серьёзная течь через выходной люк, кормовой распредщит оказался в опасности. В 
дифферентных цистернах не осталось воды, и выравнивание приходилось выполнять 
вручную.[80 - Единственную расшифровку этой смутной фразы дал бывший подводник. 
Вероятно, пресловутая вода из-под паел как раз и вытекла из дифферентных 
цистерн. Но в таких случаях дифферентовку осуществляют, гоняя матросов из 
носового отсека в кормовой и обратно. Предположить, что моряки на руках 
передавали какие-то грузы… Очень и очень маловероятно, да и просто трудно 
осуществимо. Прим. пер.] Журнал отмечает тревогу, вызванную неисправностью 
клапанов вентиляции, через которые вода поступала в трюм. Все лишние члены 
экипажа лежали на койках, дыша через регенерационные патроны.

Теперь U-181 находилась на глубине А + 80, и до максимальной глубины погружения 
оставалось 40 метров. Лодка пыталась тихонько уползти прочь, но асдик 
«Инконстанта» вцепился в неё намертво. Лют оставался в центральном посту, 
руководя ремонтными работами. Он никак не показывал своих чувств, хотя 
прекрасно знал, что U-181 ещё предстоят долгие и опасные испытания. В 11.30 он 
записал в бортжурнале: «Над нами 2 эсминца. Похоже, что они намерены взять нас 
измором».

Взрывы глубинных бомб легко могут перепутать все в голове. Лют насчитал 2 
корабля. Кручковски позднее сказал, что, по его мнению, за лодкой поочерёдно 
охотились 3 корабля. «Один заправлялся в гавани Дурбана, второй шёл к месту боя,
 третий всё время висел прямо над нами».

Однако в первые 8 часов охоты в ней принимали участие только один корабль – 
эсминец «Инконстант», и один самолёт – Локхид «Вентура». Лишь после полудня 
англичане получили подкрепление – из Дурбана пришли корветы «Жасмин» и 
«Ниджелла». Три корабля гонялись за U-181, время от времени сбрасывая глубинные 
бомбы и постоянно «обстреливая» лодку импульсами асдика. Некоторое облегчение 
наступило в 17.00, когда ушёл «Инконстант».

К этому времени корпус U-181 стонал и скрипел, в трюме плескалась вода, швы 
слезились, свет погас. Корветы «Жасмин» и «Ниджелла» преследовали лодку ещё 3 
часа. Они прекратили охоту лишь в полночь. После того как английские корабли 
ушли, Лют предпочёл выждать ещё некоторое время. Лишь когда наступили новые 
сутки, U-181 всплыла на поверхность, и в люк хлынул поток свежего холодного 
воздуха.

Лют остался почти равнодушен к происшедшему. Он сухо констатировал: «Лодка и 
экипаж показали себя хорошо». Многочасовая атака почти не произвела на него 
впечатления. Несмотря на довольно серьёзные повреждения, «экипаж смог 
заниматься обычными ремонтными работами, не опасаясь нехватки кислорода». Лодка 
пробыла под водой вдвое больше, чем позволяли расчётные запасы воздуха и 
ёмкость батарей. Эту атаку англичан нельзя было сравнивать с приключениями U-9 
в мае 1940 года, когда были повреждены буквально все механизмы лодки, и сама 
она осталась лежать на дне Ла-Манша, обречённая на гибель, как думал противник.

Люта могло заинтересовать то, что «Инконстант» после всего этого сообщил в 
Дурбан лишь о «сомнительном контакте». Авторы книги «Война в Южных морях» 
утверждают, что «атаки «Инконстанта» были совершенно замечательны по 
настойчивости и точности, если учитывать, что за лодкой охотился один корабль… 
Если бы ему удалось продержать U-181 под водой до наступления утра, «тактика 
истощения» могла принести плоды. Однако с точки зрения чистой науки 
хладнокровный и опытный Лют вполне заслужил своё спасение».

Через 40 лет Кручковски отчасти объяснил невозмутимость своего командира: 
«Когда ты молод, о таких вещах не думаешь». Другой член экипажа, Иозеф 
Гробельны, полагает, что это было самое тяжелое испытание, которое ему пришлось 
перенести за время службы на подводных лодках. Энгель смотрел на вещи более 
философски: «Мы все были солдатами и понимали, что можем погибнуть. Если нам 
везло, и на следующий день мы видели восход солнца, то знали, что нам позволено 
прожить ещё один день».

Нерасторопный наблюдатель всё время атаки ужасно страдал от сознания 
собственной вины. Лют не стал его наказывать. «Взгляды товарищей по кораблю в 
то время, когда кругом рвались глубинные бомбы, были уже достаточным 
наказанием… Совершенно ясно, что многие наказания, предусмотренные 
дисциплинарным уставом, в военное время на подводной лодке применять нельзя… 
Предположим, я дал бы ему две недели гауптвахты. До конца похода об отсидке 
просто не могло быть и речи. Поэтому до возвращения он делил бы с нами и успехи,
 и неудачи. И вернулся бы он в таком же радостном настроении, с чувством 
удовлетворения. И как тогда я мог бы отправить его на гауптвахту? Я был бы 
круглым идиотом, если бы поступил так».

Разумеется, Люту приходилось накладывать взыскания за мелкие проступки – 
неподчинение старшему, воровство, драки. Но эти наказания были простыми, 
доходчивыми и эффективными, хотя редко вписывались в рамки устава. Лют как-то 
заметил, что устав писан не для подводных лодок.

«Как-то у меня на борту появился хронический ворчун, который вдобавок не желал 
подчиняться старшим… Его раздражало буквально все на свете, как некоторых типов 
на гражданке. Однажды, когда мы несколько недель не имели никаких успехов, его 
ворчание начало сказываться на моральном духе экипажа. Тогда я устроил сбор. Мы 
погрузились на 40 метров, я убедился, что всё идёт нормально, и собрал весь 
экипаж, оставив лишь трёх человек в центральном посту и машинном отделении. 
После этого я громко заявил этому матросу: «Либо ты возвращаешься со мной как 
мой друг, либо я после возвращения отправлю тебя в штрафной батальон на 
Восточный фронт. Начиная с этого дня, ты в течение двух недель будешь нести 
наряды вне очереди согласно графику». Я вручил ему этот приказ и заставил 
расписаться. Потом приказ был помещён в корабельной стенгазете и вывешен на 
досках объявлений в радиорубке и в кормовом отсеке, где с приказом можно было 
ознакомиться со всеми удобствами».

Неповиновение считалось очень серьёзным проступком в Кригсмарине, почти таким 
же серьёзным, как прямой мятеж, и наказание за неповиновение всегда было 
тяжёлым. Но Лют обошёлся с закоренелым ворчуном так, словно тот был плохо 
воспитанным подростком. Публичная головомойка перед всем экипажем подействовала,
 и Лют больше не имел проблем с этим матросом. «Он «фамилия матроса нигде не 
была названа» стал отличным парнем, и я рекомендовал его своему преемнику как 
опытного рулевого», – пишет Лют в «Проблемах руководства». Характеристика Люта 
действительно могла служить прекрасной рекомендацией.

Однако стиль руководства Люта просто не мог работать на других лодках. Его 
успех был обусловлен стечением слишком многих обстоятельств. Это и личность 
самого командира, и продолжительность похода U-181, и характер германского 
моряка. Представьте себе Люта, который пытается растолковать свои «Проблемы 
руководства» группе командиров американских лодок военного времени. Они 
разразились бы диким хохотом при одной лишь мысли устроить лекцию по 
метеорологии. А сдирать с переборок голых баб, устраивать поэтические конкурсы, 
следить за нравственностью… Для американца это было просто немыслимо.

То же самое можно сказать относительно подхода Люта к проблемам дисциплины – 
его эффективность зависела от обстоятельств. В книге Лотара-Гюнтера Бухгейма 
«Das Boot» выведен елейный первый вахтенный офицер, ярый фашист, которого 
ненавидит весь экипаж. Он всегда что-то зачитывает из своей записной книжки. 
Немногие читатели сумели заметить, что это почти точное цитирование «Проблем 
руководства». Бухгейм не верит Люту. Он делает всё, чтобы показать, как нелепо 
звучат сентенции Люта, в особенности относительно наказаний. За неповиновение 
Лют наказывал тремя днями сна на верхней палубе, за разбитую тарелку – тремя 
днями пользования жестяной миской.[81 - Лично я все два года службы в армии 
пользовался только жестяными мисками – и ничего. А для немца, во время войны 
(!), это наказание. М-да. Прим. пер.] Для экипажа подводной лодки Бухгейма во 
время короткого похода в Северную Атлантику разбитая тарелка занимала самое 
последнее место среди возможных проблем. Как думать о битом фарфоре, когда 
кругом грохочут глубинки, и каждое мгновение может стать последним в вашей 
жизни? Бухгейм цитирует один параграф за другим, и они звучат нелепо, потому 
что применялись совсем в других обстоятельствах. Он пытается обмануть читателя, 
но совершенно напрасно, так как Лют был гораздо ближе к идеальному командиру 
Бухгейма, чем многие его сослуживцы.

Погибнуть под бомбами «Инконстанта» было бы само по себе достаточно скверно. Но 
для Люта это было бы ещё тяжелее, так как всего несколько часов назад он узнал, 
что его наградили Eisenlaub – Дубовыми Листьями к Рыцарскому Кресту.[82 - Хотя 
приказ о награждении был подписан 13 ноября, радиограмма вполне могла быть 
получена на лодке через 2 дня. Относительно служебной карьеры Люта – смотрите 
приложения. Прим. пер.] Он стал 142-м солдатом германских вооружённых сил, 
получившим эту награду, и лишь 16-м подводником. Дубовые Листья получить было 
гораздо сложнее, чем сам крест. Для этого командир должен был потопить 200000 
тонн вражеских судов, однако очень часто этот критерий смягчался. Точнее 
сказать, практически всегда, поскольку лишь один Кречмер превысил эту цифру. 
Сам Лют к этому моменту сообщил о потоплении 201000 тонн, хотя на самом деле 
только подошёл к цифре 170000 тонн, и приказ был подписан немного раньше.

Внешне различие между двумя наградами было совсем небольшим. К орденской ленте 
прикреплялась пряжка в виде маленького серебряного дубового листка, и орден 
подвешивался к ней, а не к самой ленте. Реальная разница заключалась в самой 
награде, которую часто вручал лично Адольф Гитлер. А после войны счастливый 
обладатель Дубовых Листьев должен был получить поместье на завоёванных 
территориях.

Ещё раньше командующий подводным флотом предоставил U-181 и другим лодкам, 
действующим в этом районе, право заходить восточнее Кейптауна. 16 ноября U-178 
уже находилась восточнее и сообщила о потоплении 2 судов возле Лоренцо-Маркиша. 
На основании этой радиограммы, а также потому, что британская ПЛО в районе мыса 
Доброй Надежды резко усилилась, Лют решил тоже направиться к Лоренцо-Маркишу. 
U-181 двинулась дальше, как только перехватила радиограмму, и прибыла на место 
19 ноября.

Лоренцо-Маркиш был столицей Португальской Восточной Африки[83 - Ныне Мозамбик] 
и крупным нейтральным портом. Город, который сегодня называется Мапуту, 
расположен в устье реки Эспириту-Санто, которая впадает в бухту Делагоа на 
самом юге страны, менее чем в 50 милях от границы с Южно-Африканским Союзом. 
Порт Лоренцо-Маркиш примечателен по двум обстоятельствам. Первое – он 
расположен совсем рядом с Рандом, промышленным и горнодобывающим центром Южной 
Африки. Второе – это один из крупнейших в мире глубоководных портов. До войны 
Лоренцо-Маркиш был очень известным портом, хотя Люту не привелось побывать в 
нём. Карл Дениц, когда он командовал крейсером «Эмден», в 1935 году во время 
захода в Лоренцо-Маркиш подцепил там малярию.

К 1942 году Лоренцо-Маркиш превратился в один из важных пунктов снабжения 
союзных транспортов. Его нейтралитет строго охранялся португальскими кораблями 
и самолётами, атаковать которые категорически запретил Эрих Редер. До ноября 
1942 года корабли, заходящие в Лоренцо-Маркиш, могли чувствовать себя в 
относительной безопасности от атак подводных лодок. Всё рухнуло в одночасье.

Сразу после прибытия U-181 потопила норвежский трэмп «Гунда». Пока португальцы 
подбирали его экипаж, лодка заметила ещё одно судно на траверзе маяка Пойнт 
Инака и потопила его одной торпедой. С тонущего судна были спущены 2 
спасательные шлюпки, полные людей, но ни одна не подпустила Люта на дистанцию 
оклика. Ему пришлось вытащить одного моряка прямо из воды, и тогда он узнал, 
что его жертвой стал греческий пароход «Коронтиакос». (Лют оказался достаточно 
благороден и отпустил грека, сумев убедить одну из шлюпок забрать его.)

В полночь 22 ноября U-181 потопила американский сухогруз «Алкоа Патфайндер». 
«Спасшиеся описали офицера, допрашивавшего их (вероятно, самого Люта), который 
говорил с ними на «оксфордском английском» с немецким привкусом», – заявляет 
один из авторов «Войны в Южных морях». Однако это никак не мог быть Лют. Он 
просто не мог говорить на «оксфордском», а его офицеры сомневаются, мог ли он 
вообще говорить по-английски. Однако все сходятся в одном – Лют никогда не 
допрашивал спасшихся. Он стоял на мостике, осматривая горизонт, и в то же время 
не спускал глаз с врагов, которые в любой момент могли вытащить пистолет или 
пулемёт и продырявить его лодку.[84 - Продырявить прочный корпус из пистолета… 
Может быть, в Аннаполисе строили картонные лодки, и автор знаком лишь с ними? 
Прим. пер.] Обычно с вражескими моряками разговаривал Энгель.

Несмотря на явную удачу, Лют остался недоволен. Торговое судоходство в районе 
Лоренцо-Маркиша оказалось гораздо менее интенсивным, чем он ожидал. Несколько 
раз самолёты загоняли лодку под воду, а сильные течения делали атаки из 
подводного положения почти невозможными. К вечеру 22 ноября Лют решил повернуть 
обратно на юг и пройтись вдоль африканского побережья в поисках добычи. Это 
решение оказалось правильным, и вскоре он заметил греческий пароход «Маунт 
Хелмос», следующий из Суэца в Кейптаун.

Это стало началом необычной недели для Люта. В течение следующих 8 дней он 
обнаружил и потопил 4 вражеских торговых судна у восточного побережья Африки. 
Само по себе не столь необычно. Нестандартным был способ их потопления. 
Приходится вспомнить инцидент с «Нотр Дам де Шатле» в мае 1940 года, когда 
артиллеристы действовали из рук вон плохо. Новый Лют поднялся на поверхность, в 
течение недели красовался на мостике U-181, а потом исчез без следа. Он 
действовал бессердечно и даже жестоко. На самое интересное то, что он 
действовал непрофессионально, даже, пожалуй, безграмотно. Обычно Лют мог 
служить образцом осторожного и ответственного командира, внезапная перемена 
была просто необъяснима.

Первой жертвой стал «Маунт Хелмос». U-181 гналась за ним 4 часа и атаковала на 
рассвете 23 ноября. Хотя в момент выстрела судно круто повернуло, одиночная 
электрическая торпеда G7е через 37 секунд после пуска ударила его в район 
мидель-шпангоута. Экипаж сразу покинул «Маунт Хелмос», но старый пароход 
остался на плаву, несмотря на огромную пробоину. Обозлённый Лют вызвал наверх 
артиллеристов и подошёл к цели вплотную, как он это сделал с «Нотр Дам дю 
Шатле». U-181 открыла огонь из всех трёх орудий. Однако ствол 37-мм автомата 
почти сразу разорвало, зато остальные 2 орудия – 105-мм и 20-мм – вели огонь 
почти 40 минут. Получив 45 попаданий, «Маунт Хелмос» наконец затонул.

Может быть, немного чрезмерно, но особо критиковать Люта не за что. Большая 
часть командиров подводных лодок, да и сам Лют, предпочли бы уничтожить судно 
второй торпедой.[85 - Это хорошо во время короткого похода в Северную Атлантику.
 У берегов Мозамбика торпеды должны цениться несколько выше. Тем более, что во 
время артиллерийских упражнений лодке там никто не угрожает. Ссылки на 
португальские «корабли и самолёты» – не более чем риторическое упражнение. Прим.
 пер.]

Позднее в этот же день U-181 выпустила торпеду в британский пароход «Дорингтон 
Курт», который следовал из Австралии в Лоренцо Маркиш. Он получил попадание, но 
тоже остался на плаву. Лют выпустил 90 снарядов калибра 105 мм с дистанции 800 
метров, и «Дорингтон Курт» затонул, получив 60 попаданий в кормовую часть. 
Расход 90 снарядов заметно опустошил артиллерийский погреб лодки. Лют делает 
интересную запись в бортовом журнале: «Несмотря на попадание большого числа 
фугасных снарядов, корабль так и не загорелся по-настоящему. Это осложнило наш 
отход». Тогда неизбежно возникает вопрос: а чего, собственно, хотел Лют? 
Потопить «Дорингтон Курт» или поджечь его?

28 ноября в 20.30 U-181 заметила старый греческий пароход «Эвантия». Снова 
выпущенная торпеда попала в цель, но судно не затонуло. Люту пришлось топить 
его артиллерией. С дистанции 600 метров было выпущено огромное количество 
снарядов – 107 штук. И снова Лют был разочарован: «К несчастью, корабль так и 
не загорелся, и отход был трудным». Здесь кроется ответ на вопрос о «Дорингтон 
Курте». Оба этих судна Лют пытался поджечь, чтобы осветить триумфальный уход 
U-181.[86 - Прекрасный образец американской литературы. Если вчитаться 
повнимательней в любой роман американского автора, то бросится в глаза 
интересная особенность. Пытаясь раскрыть психологию героя, американские 
писатели изображают каких-то психопатов. А вся духовная жизнь рядового 
американца сводится к бурчанию в животе после тухлых сосисок. Добро бы они 
ограничились своим огородом, так ведь нет, и весь остальной мир американцы 
пытаются мерить этой же самой убогой линейкой. Отсюда и повторяющиеся попытки 
изобразить Люта пироманьяком. Уж не знаю, кем был на самом деле кавалер 
Бриллиантов, только наверняка не шизофреником. Прим. пер.]

Уничтожить торговое судно артиллерией вполне допустимо. Но трата 80 – 90 – 100 
снарядов на потопление «купца», это уже вещь странная. «Плодит», который имел 
примерно такой же тоннаж, был потоплен в открытом море всего 8 попаданиями. 
Когда необходимо использовать артиллерию, лодка должна стрелять как можно 
быстрее и как можно точнее. Командир не должен попусту тратить время и 
боеприпасы, чтобы устроить фейерверк.

Четвёртым судном был древний греческий (так и хочется сказать 
«древнегреческий») пароход «Клеантис», замеченный 30 ноября в 1.15 у мыса 
Корриентес. Он шёл зигзагом на юг к Лоренцо-Маркишу. Лют преследовал его 4 часа.
 В 5.11 он выпустил 2 электрические торпеды, первую с дистанции 500 метров, 
вторую – с дистанции 600 метров. Он находился достаточно близко к пароходу, 
чтобы прочитать название на корме, однако обе торпеды прошли мимо.[87 - Что-то 
у меня вызывает сомнение чтение названия на корме с расстояния полкилометра. 
Прим. пер.] И тут на палубе парохода были замечены орудия. Лют отметил в 
журнале: «Потом на мостике были замечены 2 пулемётные платформы, и 2 банкета 
для 40-мм орудий на корме». U-181 отходила на расстояние, пока Лют решал, что 
делать дальше.

«Клеантис» был заманчивой целью. Имелись два способа потопить его. Более 
разумным казалось выпустить третью торпеду. Но 3 торпеды на одно судно – 
слишком большая роскошь, хотя Лют уже израсходовал 4 торпеды, чтобы потопить 
«Мельдаль». Во время второго похода на U-181 он несколько раз будет тратить 
столько же торпед на одно судно. Менее привлекательной альтернативой было 
использование орудия.

Менее привлекательной потому, что «Клеантис» был вооружён. Любой обстрел такого 
судна превращался в артиллерийскую дуэль между лодкой и кораблём, что 
противоречило доктрине командования подводных сил и здравому смыслу. Подводная 
лодка, согласно «Наставлению командиру подводной лодки», «не предназначена для 
артиллерийского боя из-за её плохой остойчивости, низкого расположения орудия и 
наблюдательной платформы, которые легко заливаются волной. Строго говоря, 
подводная лодка уступает любому надводному кораблю в артиллерийском бою… 
Подводная лодка в бою с надводным кораблём становится слишком уязвима в 
артиллерийской дуэли, так как одна пробоина в прочном корпусе может помешать 
лодке погрузиться, и тким образом легко может привести к гибели лодки».

Один удачный выстрел «Клеантиса» – и с U-181 будет покончено.

Не обращая внимания на инструкции командования, Лют выбирает менее 
благоприятный вариант, готовясь к атаке так, словно вся команда направляется в 
город размяться. Он раздал матросам имеющиеся на лодке пулемёты и расставил их 
на палубе. Пулемёты были бесполезны на дистанции 3000 метров и представляли 
опасность только для самой команды. Однако их использование объясняется 
специфической философией Люта, который хотел дать команде возможность 
«попробовать себя в бою». Лют, разместив на палубе матросов с пулемётами, дал 
им ощущение боя с оружием в руках, которое моряки испытывают очень редко. 
Матросы могли ощутить себя настоящими солдатами в настоящем бою, а не 
механиками, обслуживающими машины, которые видят гибель противника с очень 
большого расстояния.

В 5.31 с дистанции 3000 метров U-181 открыла огонь по «Клеантису» 
зажигательными и фугасными снарядами. Обстрел продолжался без перерывов 30 
минут. Целью таких действий, по словам Петерсена, было обеспечение безопасности 
U-181. «Мне думается, что Лют сказал: «Сначала мостик и радиорубку». Поэтому мы 
туда и целились. Экипаж покинул судно с быстротой молнии и направился к берегу. 
Я вроде бы вспоминаю, что судно имело на корме орудие, один снаряд которого мог 
стать роковым для подводной лодки. Но Лют потом сказал, что экипажу, видимо, 
было запрещено даже подходить к орудию». Артиллеристы Люта уничтожили 
радиорубку, но не успели помешать «Клеантису» отправить сигнал бедствия. Потом 
были снесены мачты, судно потеряло управление и загорелось.

«06.00. Выпущено 80 снарядов калибра 105 мм с дистанции 2000—3000 метров. 
Примерно 70 попаданий в корму и правый борт. Внутри корабля начался пожар. На 
лодке остался лишь один 105-мм снаряд. Она подошла на расстояние 400 метров и, 
тщательно прицелившись, выпустила его в корму ниже ватерлинии. Одновременно 
20-мм автомат обстреливает разрывными снарядами корму и левый борт. Наконец 
корабль начинает тонуть.

06.55. Корабль погружается кормой. Несколько трупов плавают вокруг его 
кормового орудия».

Эти моряки остались бы живы, если бы Лют прекратил обстрел. U-181 в ходе боя 
использовала весь оставшийся боезапас. Бортжурнал указывает, что именно 
последний 105-мм снаряд, который выпустил Франц Хавран, командир 105-мм орудия, 
решил судьбу «Клеантиса». Судно подбросило волной, обнажив подводную часть 
корпуса, куда и попал снаряд.

Опустошив погреба, Лют сделал орудия бесполезными до конца похода. Как и в 
случае с «Нотр Дам дю Шатле», он оправдывал своё расточительство необходимостью 
потренировать команду. Но экипажу U-181 не требовалась подобная тренировка. 
Точно так же Лют не мог заявить, что ему угрожали орудия «Клеантиса». Его 
первый выстрел остался без ответа, а где-то посреди обстрела (или расстрела, 
если угодно) экипаж покинул судно.

К моменту, когда был сделан последний выстрел, U-181 находилась на поверхности 
уже полчаса. В бортжурнале нет никаких отметок о погружении в течение 
последующего часа, пока «Клеантис» не затонул окончательно. Командир лодки, 
который провёл столько времени на поверхности во время боя и после него, 
особенно после того, как противник послал сигнал бедствия, подвергал ненужной 
опасности и свою лодку, и её экипаж.

Вероятно, именно поэтому Лют не остался, чтобы допросить спасшихся, как он 
обычно делал ранее. (Когда на этой же неделе была пущена ко дну «Гунда», Лют 
почти час крутился на месте, разыскивая хоть одного уцелевшего, чтобы допросить 
его.) Вероятно, он не хотел смотреть им в глаза после того, что совершил. Со 
своей стороны, спасшиеся моряки решили, что U-181 на самом деле является 
японской лодкой, и что Лют пытался перебить их всех. Они даже не могли себе 
представить, что командир германской лодки может поступить подобным образом с 
моряками вроде него самого. Но Лют думал иначе. В ходе боя 13 человек были 
убиты, 12 ранены. Он оставил их в воде на верную гибель, не моргнув глазом.[Это 
прекрасный пример боевого эпизода, который вызывает гораздо больше вопросов, 
чем даёт ответов. Почему погони длились так долго? Лодка, имеющая скорость 
около 19 узлов, в течение нескольких часов догоняет старые пароходы… Или она 
следует под водой? Но тогда лодка просто никого не догонит – не хватит ни 
скорости, ни дальности плавания.

Сцены с расстрелом пароходов тоже выглядят довольно странно. Начнём с того, что 
путём простого сложения нетрудно сосчитать, что U-181 израсходовала более 300 
снарядов калибра 105 мм. Но на лодках серии IXD2 максимальный боезапас не 
превышал 250 снарядов при нормальном количестве всего лишь 150 снарядов. Не 
доверять фундаментальному справочнику Эриха Гренера по кораблям германского 
флота нет оснований. Подозрения вызывает и количество попаданий. Ещё из опыта 
Первой Мировой войны известно, что двух десятков попаданий 105-мм снарядов 
достаточно, чтобы вывести из строя лёгкий крейсер водоизмещением около 5000 
тонн, то есть военный корабль с неплохим бронированием, развитыми системами 
обеспечения живучести и многочисленной обученной командой. А здесь «купец» 
выдерживает пятьдесят попаданий… «Меня терзают смутные сомнения».

Что же касается поведения Люта, то ведь сам автор неоднократно подчёркивает, 
что тот был фанатичным фашистом. К сожалению, Хатынь и Лидице находятся не в 
штате Аризона, иначе у автора не возникало бы оснований гадать, почему Лют 
поступал именно так. Прим. пер.]

Случай с «Клеантисом» и 3 транспортами, потопленными ранее, показывают Люта 
далеко не в лучшем свете. И словно по контрасту с этим именно в ноябре 1942 
года его карьера достигает зенита.

В ноябре 1942 года началось то, что историк Джон М. Уотерс назвал «кровавой 
зимой». Битва за Атлантику достигла наибольшего ожесточения именно в 
последующие 4 или 5 месяцев. Это был период, когда оба противника понимали, что 
исход битвы колеблется на весах, и равновесие может быть нарушено как в одну, 
так и в другую сторону.

В ноябре в море вышли 180 лодок, то есть в 3 раза больше, чем Дениц имел в 1939 
году. Все вместе они потопили 120 вражеских судов водоизмещением около 750000 
тонн. Вольфганг Лют один потопил 10 из этих 120 жертв. В ноябре 1942 года он 
был самым удачливым в мире командиром подводной лодки.

Потопив «Клеантис», Лют пошёл на юг, а потом на запад вдоль побережья Южной 
Африки к мысу Доброй Надежды. Сначала он держался подальше от берега, чтобы 
перехватить суда, которые были замечены U-177 и U-178. Миновав Ист Лондон, он 
наоборот повернул к берегу, чтобы выйти на маршрут, ведущий в Австралию.

Вечером 2 декабря U-181 заметила и потопила панамский пароход «Амариллис», 
оставив позади себя 6 моряков на плоту и целое стадо тонущего скота. Подводники 
сумели втащить на борт мокрую овцу и зарезали её на мясо. Во время долгого 
похода это была просто неслыханная роскошь. Люта начала беспокоить нехватка 
топлива, поэтому он решил повернуть домой, так и не израсходовав 2 торпеды.

Во время перехода вокруг мыса Доброй Надежды U-181 не заметила ни одной цели, 
кроме ярко освещённого госпитального судна «Дорсетшир» с нарисованными на 
бортах Красными Крестами. Оно следовало в Дурбан, и лодка пропустила его, не 
обнаружив себя. 19 декабря в бортжурнале появляется запись о любопытной встрече.
 U-181 заметила пустую спасательную шлюпку с лайнера «Оркадес». Он был потоплен 
подводной лодкой U-172 ещё 10 октября, при этом погибли 40 человек. Это 
произошло на 1000 миль юго-восточнее точки встречи со шлюпкой.

Экипаж U-181 отпраздновал Рождество где-то между островами Св. Елены и 
Вознесения. Из проволоки и туалетной бумаги, окрашенной в зелёный цвет, была 
изготовлена праздничная ёлка. «Счастливого Рождества всем дома желают из Южной 
Атлантики. К этому дню потоплены 58000 GRT. Мы празднуем в тропическую жару на 
глубине 30 метров с аккордеоном и ёлкой», – радировал Лют в штаб подводного 
флота. В «Проблемах руководства» он пишет:

«Накануне Рождества человек, изображавший Санта Клауса, который был одет в одну 
простыню, учитывая тропическую жару, стоял в празднично украшенном носовом 
отсеке и вручал всем морякам подарки. Это была горстка конфет и книга с 
посвящением. Мы спели рождественский гимн, и капитан произнёс праздничную речь. 
После этих торжеств мы сели ужинать за украшенные столы. Офицерская 
кают-компания самораспустилась, и офицеры сидели вперемешку с матросами».

Лодке понадобилось 49 дней, чтобы добраться от Киля до мыса Доброй Надежды. 
Обратный путь от берегов Южной Африки до Бордо, где теперь базировалась 12-я 
подводная флотилия, занял у лодки 35 дней.

На подходах к мысу Пойнт Хенд, первому из ориентиров в устье Жиронды, Лют 
погрузился в последний раз. Он собрал экипаж и поблагодарил моряков за их 
действия в течение последних 4 месяцев. Кроме того, он предупредил их о 
необходимости хранить военную тайну и вывесил на доске объявлений образец 
письма домой. «Дорогая Эрика! Я благополучно вернулся. Поход был успешным, и мы 
потопили несколько пароходов». Матросам была прочитана короткая лекция о 
венерических болезнях, и было рекомендовано купить подарки своим близким. Кроме 
того, они получили указание оставаться в Бордо и тех городах, которые штаб 
подводного флота разрешил для отпусков. И наконец Лют приказал всему экипажу в 
первую ночь в порту оставаться в казарме, чтобы моряки смогли 
«акклиматизироваться».

18 января 1943 года в 17.00 U-181 вошла в один из огромных бетонных бункеров в 
гавани Бордо. Последняя запись в бортовом журнале была простой: «Лодка 
находилась в море 129 дней и прошла 21369 миль. В районе Кейптаун – 
Лоренцо-Маркиш потоплены 12 судов общей вместимостью 57500 GRT». В 
действительности потопленный тоннаж оказался немного больше, Лют недооценил 
собственный успех.




Глава 10

Смерть и летучие рыбы


Сущность стиля руководства Люта лучше всего проявляется в его взаимоотношениях 
с командой. Поэтому, чтобы лучше познакомиться с Лютом, следует узнать его 
людей.

«Мои люди были призваны со всей Германии», – сказал Лют в предисловии к 
«Проблемам руководства». Так оно и было, матросы призывались буквально из всех 
уголков Третьего Рейха и принадлежали ко всем слоям общества. Но под 
командованием Вольфганга Люта простая сумма их личных способностей переросла в 
новое качество.

Не было ничего необычного в том, что парень из Кенигсберга (ныне Калининград в 
Советском Союзе) работал в торпедном отсеке бок о бок с уроженцем Мюльгаузена 
(ныне Мюлуз во Франции). Капитан, родившийся в Латвии, командовал моряками, 
призванными в Баварии, Тироле и Фрисландии. Уходя в отпуск, подводники 
разлетались в разные стороны, как листья на ветру – в Берлин, Франкфурт, 
Гамбург, Дрезден, Дюссельдорф и Любек.

Перечислим кое-кого из подчинённых Люта на U-181: старший радист Герберт 
Кручковски, электромеханик маат Йозеф Гробельны, механик маат Вальтер Пфайфер, 
торпедист маат Вальтер Шмидт, боцманмат Франц Хавран, матросы Гейнц Шульц, Карл 
Кайзер, Зигфрид Нагорны, Иоханнес Фрелих, Вильгельм Виллингер. В судовой роли 
U-181 числились более 50 человек,[88 - Нормальная численность экипажа лодки 
серии IXD2 – 57 человек. Прим. пер.] а всего на лодке побывали более 100 
человек. Мнение матросов о своём командире не столь полезно для нас, как точка 
зрения офицеров. Как это ни странно, матросы отзывались о Люте одинаково хорошо,
 никто из них не сказал ни одного плохого слова о своём командире. Они его 
любили. Вальтер Шмидт в конце долгой беседы, в ходе которой он рассказал много 
интересного об U-181, просто заплакал. Не скрывая горечи, он заявил: «Сейчас 
таких людей больше нет». Впрочем, таких людей не было и тогда. Офицеры это 
знали лучше. Хотя их мнение в целом тоже было благоприятным, но всё-таки оно 
было более взвешенным и объективным. Например, офицеры знали, что Лют был 
фанатичным фашистом. Зато матросы, все как один, клялись, что ничего подобного 
не было. Офицеры знали его как педантичного, въедливого, временами жестокого 
командира. Матросы видели только его отвагу, умение и доброту.

Существовали объективные причины для столь разных мнений. Экипаж находился 
дальше от Люта, чем его офицеры. Матросы гораздо реже общались с ним, и чаще 
всего общались группами. Очень редко матросы привлекались к принятию решений. 
Они делали свою работу, Лют заботился о них, а они разделяли его успех. Он 
«уважал и любил их», и матросы это знали.

Примерно такие же люди стояли на верхней палубе U-181, когда 23 марта она 
покидала Бордо, направляясь в свой второй боевой поход. Никто из них не 
подозревал, что следующие 7 месяцев лодка проведёт в открытом море. Они 
вернутся в Бордо лишь через 203 дня, и за это время ни разу якорь лодки не 
коснётся дна, и никто из моряков ни разу не ступит на сушу. Никто ещё не 
подозревал, что после возвращения все они станут героями Рейха, а Лют получит 
самую высокую награду. И никто не мог подумать, что это будет последний боевой 
поход Вольфганга Люта.

Моряки на палубе стояли по стойке «смирно», гордо подняв голову. Их глаза были 
устремлены на город, навевавший приятные воспоминания. А внутри отсеков кипела 
работа, моряки говорили и смеялись, ловко скользя в настоящих джунглях рукоятей,
 трубопроводов, колбас и картофеля. Многие вспоминали Бордо и сладкие денёчки, 
проведённые там, симпатичных девушек, бордели и кабаки, и самые разнообразные 
приключения. Они рассказывали о поездках домой, своих родителях и семьях, своих 
возлюбленных и старых друзьях. Или они говорили о путешествии в Позен.[89 - 
Ныне Познань, Польша.]

В феврале Лют взял нескольких моряков с собой в Позен. Этот город был столицей 
новой провинции Вартеланд, созданной после захвата Польши в 1939 году. Зачем 
подводникам было ехать за тысячи километров, чтобы посетить дождливую столицу 
захваченной польской провинции, когда вместо этого можно было посетить Париж? 
Потому что они были лично приглашены гауляйтером, губернатором этой провинции.

Покровителем и крёстным отцом U-181 был Артур Грейзер, одна из наиболее 
отталкивающих фигур среди высших иерархов Третьего Рейха и нацистской партии. 
Ранее он был председателем правительства в Данциге.[90 - Напомню, что перед 
войной этот город официально назывался «вольный город Данциг», но фактически 
являлся германским анклавом на территории Польши. Прим. пер.] Позднее его 
кандидатуру даже рассматривали в качестве возможной альтернативы Гансу Франку 
на посту губернатора Польши. Грейзер встретился с Лютом летом 1942 года, 
посетив U-181 в Штеттине. Он входил в состав свиты Вильгельма Фрика, министра 
внутренних дел Рейха. После отъезда Фрика Грейзер задержался в Штеттине и 
подружился с Лютом. Это могло произойти потому, что он знал родителей Люта, 
живших в Позене (они переехали туда в начале войны), или потому, что он 
неподдельно полюбил Люта. Но как бы то ни было, он «усыновил» U-181, постоянно 
следил за ней, посылал подарки экипажу (книги и пластинки) и даже пригласил 
посетить Позен. Грейзер как бы стал заочным членом команды лодки.

Дружба Грейзера в одном аспекте была полезна для Люта. Этот человек был важной 
фигурой и имел большой вес. Во всех остальных отношениях это было трагедией, 
так как в Грейзере было заключено столько зла, сколько мог вдохнуть в него 
фашизм. Он публично заявлял: «Следует исключить всякую мягкость в отношении 
поляков. Мы должны посеять отвращение к полякам в каждом германском сердце. Бог 
помог нам покорить польскую нацию, которая теперь должна быть истреблена. Через 
десять лет польские земли превратятся в тучные нивы пшеницы и ржи, но сеять и 
жать их будут немцы. Ни одного поляка там не останется».[91 - Точнее – 
генерал-губернаторства, как её называли в Рейхе. Когда читаешь об осквернении 
памятников советским воинам, так и хочется сказать: «Да на черта было 
освобождать поляков?!» Оставить бы их попечению губернатора Франка и 
группенфюрера Бах-Зелевского! Или того же Грейзера, наконец… Тогда эти 
новоявленные шляхтичи (если бы им удалось выжить, разумеется) поняли бы, какой 
подарок им поднесли наши солдаты. Прим. пер.] Его слова были подлинными «зубами 
дракона», они дали дьявольские всходы безумных убийств. Лотар Энгель заметил: 
«Внешне он был приятным человеком, но поляки ненавидели его». Страстно 
ненавидели, и после войны повесили.

Лют оказался в довольно неловком положении. Такому человеку, как Грейзер, 
нельзя просто так сказать «нет». Если он навязывает вам свою дружбу, с этим 
приходится считаться. С другой стороны, ответить «да» значило быть привязанным 
к нему. А Лют прекрасно знал, что за человек Грейзер. Перед любым германским 
офицером возникала проблема: как удержаться достаточно близко к зверю и при 
этом не попасться ему в зубы. Некоторым удавалось держаться в стороне от 
нацистской партии и при этом избежать обвинений в нелояльности. Некоторым не 
удалось, именно к ним относился и Лют.[92 - А почему вообще ярый фашист Лют 
должен был сторониться ярого фашиста Грейзера? Прим. пер.] Приняв подарки 
Грейзера и его приглашение, он оказался слишком близко к чудовищу.

Когда экипаж U-181 прибыл в Позен, подводников встретил весь местный нацистский 
аппарат во главе с гауляйтером. Помпезная церемония встречи была организована в 
лучших традициях тоталитарных режимов – с цветами, песнями и плясками. Моряки 
остановились в отеле «Отстланд», который, по словам Петерсена, был одним из 
трёх лучших отелей Рейха. Возле каждой кровати стояла полная бутылка шнапса. 
Видные жители Позена зазывали группы моряков к себе в гости, для них 
устраивались вечеринки. Морякам была организована поездка по городу, и все они 
расписались в книге почётных посетителей городской ратуши. На одном из снимков 
можно видеть мэра Позена, приветствующего моряков, выстроенных в зале ратуши.

«В течение нескольких недель наша газета не выходила, так как издатели 
находились в отпуске. Часть экипажа уехала довольно далеко, чтобы посетить 
Позен. Они могут рассказать вам, как всё это происходило. Но вы сами прекрасно 
знаете, кто вы такие! Мы в прекрасном настроении начали на вокзале, там же его 
и закончили в таком же прекрасном настроении», – сообщает стенгазета U-181.

Выход из Жиронды и переход через Бискайский залив стали для Люта сплошной 
нервотрёпкой. Только 24 марта британские самолёты 3 раза загоняли U-181 под 
воду. И каждый раз метокс подозрительно помалкивал. В отдалении грохотали 
взрывы глубинных бомб, заставляя моряков строить грустные предположения 
относительно судьбы других лодок. Теодор Петерсен писал, что от такого типа 
переживаний «глаза молодых моряков становились круглыми, как блюдца, но у 
бывалых моряков они вызывали усмешку».

Тем временем Петерсен, прослужив 3 года под командованием Люта, был отправлен 
на учёбу, чтобы сделать из него командира подводной лодки. Новым первым 
вахтенным офицером U-181 стал Готтфрид Кениг, который всего 2 года назад был 
мичманом[93 - Фенрихом! Прим. пер.] на U-43. Теперь в подводном флоте можно 
было сделать стремительную карьеру, или так же стремительно погибнуть.

Лодка неуклонно шла на юг. Неизвестный редактор стенгазеты написал: «Сегодня мы 
пересекли тропик Рака».

«Некоторые из наших товарищей уже начали снимать всю одежду и ходят полуголыми. 
Но ведь тепло по-настоящему ещё не стало. Наш капитан, например, всё ещё ходит 
в кальсонах! После тяжёлой работы удалось отчистить всю грязь в кубриках, 
которую нам оставила верфь, и понемногу они принимают уютный вид. Настилаются 
покрытия в офицерском и унтер-офицерском отсеках. Все личные вещи засунуты за 
трубопроводы, кожаные куртки – под матрасы, книги – под подушки, и лодка 
приятно пахнет дешёвым бриолином и прочей французской парфюмерией. Старший 
рулевой снова вытащил свой карточный стол».

Угрожала скука, и Лют приступил к поискам лекарства от этой болезни. 
Возобновились шахматные и карточные турниры. Стенгазета сообщала: «Сегодня в 16.
30 начнётся блицтурнир во всех отсеках. Заявки принимаются боцманом Хавраном до 
16.00. Каждый найдёт себе партнёра. Десять секунд на ход! Возле каждой доски 
будет сидеть судья с секундомером. Тронуто – схожено! Ходы назад не берутся. 
Если кто-то трижды просрочит время, он считается проигравшим. Это прекрасный 
шанс для слабых игроков, которые очень любят шахматы!»

Люди строили планы праздника во время пересечения экватора и придумывали 
разнообразные способы убивать время. В кормовом отсеке образовался тайный клуб, 
но Лют быстро разогнал его, сравнив не то с Ку-клукс-кланом, не то с масонами. 
В носовом торпедном отсеке начались тайные джазовые концерты. Лотар Энгель 
утверждал, что это дело рук Кручковски. Как только Лют выходил за пределы зоны 
слышимости, например, поднимался на мостик, радист доставал свои любимые 
пластинки: «Тайгер Рэг», «Оркестр рэгтайма», «Мы развесим выстиранное бельё на 
линии Зигфрида». Все они были куплены во Франции и Бельгии. Матросы полагали, 
что, поступая так, они ведут себя очень умно.

Но Лют не был глупцом. Он прекрасно знал об этих пластинках, но делал вид, что 
ничего не замечает. Его вкус не опускался до «низкого» джаза. Лют предпочитал 
классическую музыку, популярные народные мелодии, марши – словом, «приемлемую» 
музыку. Он дошёл до того, что в «Проблемах руководства» даже ляпнул: «Немец не 
должен любить джаз. И не имеет значения, нравится ему джаз или нет. Он просто 
не должен любить его, как не должен любить и евреев». Хорошие немцы не любили 
джаз, и все тут. Партия так постановила.

К счастью для Люта, он далеко не всегда слепо следовал линии партии. Если 
слушание джаза улучшало настроение команды, он предпочитал его не замечать. 
Кроме того, у него имелась и собственная слабость: курение. Матросы любили 
американский джаз, Лют любил английские сигары. У него лежали несколько коробок 
«Уппмана». Огромные запасы этих сигар бросила британская армия, поспешно удирая 
из Франции. Он выкуривал по одной каждую ночь, стоя на мостике, а в воскресенье 
утром даже угощал ими офицеров.

Это было то ещё зрелище! Германский офицер на мостике подводной лодки, 
покуривая британскую сигару где-то недалеко от Мадагаскара, проповедует 
вахтенному офицеру о прелестях супружеской жизни под доносящие снизу 
приглушённые ритмы «Тайгер Рэг»…

А потом появились летучие рыбы. Как рассказывал механик маат Франц Перш, «рыбы 
выскакивали из воды и пролетали на высоте полуметра до 200 метров. Когда мы 
всплывали в утреннем тумане, они врезались в рубку и падали на палубу. Вахта 
тут же подбирала их и бросала вниз в рубочный люк. Кто-то однажды промахнулся и 
швырнул рыбу в переговорную трубу, где она и застряла. Когда от жары рыба 
протухла, к трубе нельзя было подойти…»

Перш был, как говорят, «не такой, как все». В 15 лет он сбежал из дома, чтобы 
побывать на Парижской всемирной выставке 1937 года. Когда ему исполнилось 17, 
он путешествовал по Европе и Северной Африке с маленькими карточками, на 
которых было написано: «Молодой немец, увлекаюсь учёбой и отдыхом, странствую 
по свету, чтобы повидать другие страны и повстречать новых людей. Помогите мне 
с дорожными расходами, купив эту карточку».[94 - Немного экстравагантное, но 
никого не удивляющее сегодня путешествие автостопом. Хотя для 1937 года это 
действительно было в диковинку.] На U-181, пока другие читали книги или спорили 
о чём-то в дискуссионных группах, Перш забивался в угол, чтобы заняться 
странным неаппетитным делом. За своё хобби он получил прозвище «Отравленный 
карлик». Перш сам объяснил, что он проделывал с рыбой: «Внутренности удалялись… 
У нас на борту лодки было много табака и сигарет, однако от сырости они быстро 
портились. Я обрабатывал рыбью кожу табачной настойкой и набивал табаком. Потом 
плавники распяливались и закреплялись на куске дерева с помощью гвоздей (размах 
плавников летучей рыбы колеблется от 40 до 60 сантиметров). К концу похода все 
члены экипажа имели чучело летучей рыбы, которое можно было во время отпуска 
увезти домой».

Ночью 10 апреля, находясь в 400 милях юго-западнее Фритауна и довольно близко к 
экватору, U-181 в лунном свете заметила судно. Это был британский рефрижератор 
«Эмпайр Уимбрел». Лют решил, что он станет первой добычей в этом походе. Если 
бы он знал, что его ожидает, то оставил бы англичанина в покое.

Лют пишет: «Мы находились перед ним, и он шёл курсом 225?. Когда он повернул на 
курс 0? мы атаковали. Однако он не повернул обратно через 12 минут, как делал 
раньше, а повернул на курс 90? уже через 3 минуты», В ходе первой атаки Лют в 3.
30 выпустил 2 торпеды. Обе прошли мимо, так как «Эмпайр Умбрел» внезапно 
повернул на курс 160?. Ещё 3 атаки оказались такими же бесплодными. Судя по 
всему, англичане так и не заметили торпед, и «Эмпайр Умбрел» безмятежно шёл 
дальше, оставляя за собой фосфоресцирующий след.

Выполняя хаотический зигзаг, «Эмпайр Умбрел» продлил себе жизнь на несколько 
часов. Сокращение дистанции не помогло бы Люту, так как судно шло без огней. 
Поэтому он дождался рассвета и подошёл на расстояние 450 метров.

В 5.50 он выпустил ещё 2 торпеды. Обе попали в «Эмпайр Умбрел» – первая в корму,
 вторая в носовую часть. Экипаж сразу бросился к шлюпкам, а радист отправил 
сигнал бедствия. К утру «Эмпайр Умбрел» все ещё не затонул, хотя команда 
покинула его.

Орудия U-181 молчали с момента потопления «Клеантиса», то есть почти 6 месяцев. 
Они были грязны, а стволы забиты смазкой. Последние артиллерийские учения 
проводились очень давно, и можно было смело сказать, что кое-кто на борту лодки 
вообще ни разу не стрелял из орудий. И всё-таки Лют – молодой командир 
зенитного дивизиона на «Кенигсберге»; человек, который в щепки разнёс «Нотр Дам 
дю Шатле»; капитан, который опустошил артпогреба, чтобы поджечь древний 
«Клеантис», – снова вызывал наверх артиллеристов.

Первый снаряд, который попытались выпустить из 37-мм орудия, заклинило в стволе,
 и он взорвался с ужасным треском. Стальные осколки полетели во все стороны. 
Всё кончилось в доли секунды. Ствол орудия буквально вывернуло наизнанку, как 
зонтик, с которого содрали материю. Оглушённые люди стояли, пошатываясь. 
Проклятья, крики, плач… И кровь.

Когда дым рассеялся, и подводники немного пришли в себя, стали видны 
последствия злосчастного выстрела. Корабельный кок Вильгельм Виллингер корчился 
от боли, его колено было размозжено осколком. У боцманмата Кюне оказался сломан 
локоть. Матросу Эриху Виллу осколок величиной с кулак попал в спину, хотя он 
стоял в нескольких метрах на «Wintergarten» – кормовой части огромной рубки 
U-181.[95 - Зимний сад – пер. с нем. Ещё одно свидетельство невнимательности 
автора. «Зимним садом» немцы называли площадку для зенитных автоматов в 
кормовой части рубки. В 1943 году действительно «Зимний сад» начал расширяться, 
так как на лодках появились сначала спаренные, а потом и счетверённые 
«Эрликоны». Но на приводимых в книге фотографиях U-181, вернувшейся в Бордо, 
ясно видно, что её мостик вообще не перестроен! То есть усиление зенитного 
вооружения произошло после рекордного похода, и о какой «огромной рубке» 
говорит автор, совершенно непонятно. В тот период U-181 имела первоначальную 
достаточно компактную рубку. Прим. пер.] Многие получили порезы и ушибы.

Кюне, а следом за ним Виллингера спустили в центральный пост. Несмотря на 
собственную рану, Вилл помогал несчастному коку. Стол в кают-компании был 
спешно очищен, и Виллингера положили на него. После беглого осмотра Лотар 
Энгель ампутировал Виллингеру левую ногу до колена. Шмидт работал 
анестезиологом, давая хлороформ, а Кручковски – операционной сестрой, подавая 
Энгелю инструменты и промокая кровь.

Ампутация была выполнена в почти средневековых условиях. Жара в лодке достигала 
50? по Цельсию, освещение было отвратительным, о гигиене не следовало говорить 
вообще. А наверху продолжался расстрел «Эмпайр Уимбрела». Операция Энгеля 
прошла неудачно, и в 11.30 кок умер от потери крови. Двум остальным повезло 
больше. Из локтя Кюне был извлечён кусок стали размерами 10 на 4 сантиметра. 
Как определил Энгель, у Вилла, вероятно, было задето лёгкое.

Виллингер был похоронен в море на экваторе. Приказ, отданный в понедельник 12 
апреля, детально расписывал порядок похорон.

«9.00. Форма экипажа – короткие коричневые брюки, тропические рубашки.

10.00. Погружение для панихиды по Виллингеру. Два человека стоят в почётном 
карауле у тела Виллингера. После погружения караул увеличивается до четырёх 
человек. Старший механик собирает экипаж. При входе капитана команда «Смирно!» 
не подаётся, матросы встают или остаются сидеть молча.

Речь капитана.

Все поют песню «Ich hatt’ einen Kameraden».[96 - «У меня был товарищ» – пер. с 
нем.]

Лодка готовится к всплытию. Экипаж медленно расходится по боевым постам.

Капитан командует. Виллингера поднимают на мостик. Сопровождение – десять 
человек (кроме вахты). Боцман высвистывает «Отбой».

Лют отправил радиограмму в штаб подводного флота с просьбой, чтобы лодка, 
возвращающаяся во Францию, забрала Вилла. Вскоре после окончания траурной 
церемонии на горизонте показалась U-516. Кюне остался на U-181. Весь этот 
эпизод очень плохо повлиял на экипаж лодки. Лют до сих пор не потерял в море ни 
одного человека. Многие из его моряков вообще не сталкивались со смертью 
вплотную (результаты торпедной атаки не считаются, их просто не видно). Патефон 
надолго умолк. Празднование по случая перехода экватора было отменено. После 20 
выстрелов из 105-мм орудия «Эмпайр Уимбрел» затонул, но этого никто не заметил. 
К коньяку никто не притронулся.

Церемония похорон в море, разработанная Лютом, может много рассказать о самом 
капитане. Например, выплывает его любовь к ритуалам, если не сказать – показухе.
 «Время от времени необходимо проводить церемониальные мероприятия для поднятия 
духа матросов», – отмечает он в «Проблемах руководства». Парадное построение 
экипажа для похорон товарища было наглядным выражением уважения и скорби. Оно 
также напомнило подводникам, что все они – солдаты, а не просто толпа.

С практической точки зрения периодические церемонии заставляют людей следить за 
собой и соблюдать минимальную опрятность.[97 - Эх, если бы на лодке в дальнем 
походе можно было устраивать строевые смотры! Прим. пер.] Если кто-то имел 
чистую рубашку, он был обязан надеть её в воскресенье. Этот день Лют сделал 
подобием маленького праздника – поздний подъем, улучшенная еда, праздничный 
распорядок и так далее. Воскресенье было превращено в маленькую церемонию. 
Более того, приятные церемонии, вроде шахматного турнира или состязания певцов, 
помогают бороться со скукой.

16 апреля стенгазета лодки сообщила: «Сегодня утром мы получили радиограмму из 
ставки фюрера. В ней говорится: «Капитан-лейтенанту Люту. За проявленный 
героизм я награждаю вас, 29-го солдата германских вооружённых сил, Eichenlaub 
mit Schwertern zum Ritterkreuz».[98 - Рыцарским Крестом с Дубовыми Листьями и 
Мечами] Вольфганг Лют стал четвёртым подводником, получившим вторую по 
значимости награду Рейха.[99 - Тремя остальными были: Отто Кречмер (получивший 
свои Мечи и Дубовые Листья в лагере для военнопленных в Канаде), Эрих Топп и 
Рейнхард Зурен. Прим. авт.]

Почти сразу после этого посыпались радиограммы с поздравлениями. Первая пришла 
от Деница, вторая – из штаба 12-й подводной флотилии, потом от командующего 
группой лодок «Запад»,[100 - Флотилии подводных лодок, базирующиеся во Франции. 
Прим. авт.] затем короткая радиограмма от Редера, который уже почти ушёл в 
отставку. Итальянцы прислали наилучшие пожелания, то же самое сделали город 
Позен и его мэр. Артур Грейзер был более эмоционален: «Мы в имперской земле 
Вартеланд с гордостью следим за вами, когда вы ведёте наши лодки к новой славе, 
проявляя упорство и отвагу. Я желаю вам и вашему экипажу всего наилучшего по 
случаю получения награды фюрера. С товарищеским приветом, ваш Грейзер. В 
следующий раз в Позене мы устроим праздник в вашу честь».

Радиограмма из ставки фюрера также извещала, что Люту присвоено очередное 
звание корветтен-капитана. Стенгазета сообщала, что всякий, кто обратится к 
нему по старому званию, будет подвергнут штрафу в одну марку.

U-181 во время второго похода не стала задерживаться у мыса Доброй Надежды. ПЛО 
англичан значительно усилилась с ноября прошлого года, и Лют направился на 
восток, огибая мыс. 10 мая в 8.00 был замечен маяк Иньяка Пойнт. Второй раз за 
шесть месяцев U-181 оказалась на подходах к Лоренцо-Маркишу.

Следующие несколько дней не принесли ничего, кроме разочарований. Лют потратил 
много драгоценного топлива на преследование торговых судов, которые оказывались 
португальскими. Тут же постоянно крутились португальские самолёты и канонерка 
«Бартоломеу Диаш» – маленький, но опасный корабль, построенный в 1934 году для 
службы в колониях. Получилось так, что Лют во второй раз столкнулся с 
португальским судном «Мужиньо» и потратил время на погоню за ним. 19 мая пришла 
радиограмма из штаба подводного флота, которая немного скрасила безрадостную 
картину. У Люта родился третий ребёнок, на сей раз сын, которого назвали 
Вольф-Дитер. Экипаж поздравил командира стихотворением:

		«Издалека примчалась весть –
		Теперь и сын у Люта есть.
		Недаром люди говорят:
		Упорный достоин наград».

Во второй половине дня 26 мая было замечено нейтральное судно, выходящее из 
Лоренцо-Маркиша. Он несло все положенные опознавательные знаки и вскоре было 
опознано как шведский теплоход «Сицилия», приписанный к порту Гётеборг. Лют был 
уже раздражён до крайности, так как ему пришлось пропустить множество 
португальских судов, и на сей раз решил проявить повышенную бдительность. «Я 
намеревался остановить «Сицилию» предупредительным выстрелом, забрать 
корабельные документы, снять команду и потопить судно. Мы находились слишком 
близко к берегу на мелководье, поэтому долгий артиллерийский обстрел был 
неприемлем. Следовало нанести последний удар торпедой».

U-181 тащилась за «Сицилией» всю ночь. Несмотря на чёткий план, Лют никак не 
мог принять окончательное решение. По свидетельству Шмидта он несколько часов 
вышагивал взад-вперёд по центральному посту, вслух рассуждая о том, что ему 
делать.

Потопить явно нейтральное судно, не имея на то веских оснований, было поступком 
рискованным. Особенно рискованным, если учесть полученные ранее предупреждения, 
которые сам Лют занёс в бортовой журнал, что подобные действия «могут привести 
к тяжёлым политическим последствиям». Попытка остановить судно для досмотра 
согласно законам призового права была ещё более рискованной, так как торговые 
суда не всегда соблюдали положения того же закона, и часто несли вооружение. С 
другой стороны, «Сицилия» заслуживала детального осмотра.[101 - Довольно смелое 
предположение. Нейтральное судно, вышедшее из нейтрального порта… На каких, 
собственно, основаниях? Прим. пер.] Остановить её предупредительным выстрелом 
было вполне по-рыцарски. И по крайней мере, это могло развлечь команду.

На рассвете Лют подвёл U-181 на расстояние 6000 метров к «Сицилии» и сделал 
предупредительный выстрел из 105-мм орудия. Никакой реакции. Ему пришлось 
сделать ещё 9 выстрелов, с каждым разом все ближе к мостику «Сицилии», пока 
судно, наконец, не застопорило машины. Экипаж занял места в шлюпках. Шкипер и 
его старпом доставили на U-181 корабельные документы. Они были неполными, а 
грузовая декларация выглядела подозрительно. Бортовой журнал был «забыт в 
панике», как сказал шкипер. Во время допроса он вёл себя подозрительно, и Лют 
был уверен, что швед лжёт. Его фамилия была Янсен. Он хотел дать понять, что 
однажды уже играл подобную роль и провёл 4 месяца на аргентинском госпитальном 
судне, после того как его собственный корабль был потоплен. Стенгазета U-181 
отмечала: «Всё оказалось предельно просто. Он дал понять, что плавает ради 
денег, а не ради политики».

Лют и Янсен посовещались, и старпом был отправлен обратно на судно за 
бортжурналом. После его изучения и повторного допроса Янсена Лют наконец решил 
потопить «Сицилию».[102 - Очень интересно получается – топить судно артиллерией 
у него времени нет, а вот на подобные китайские церемонии вдруг нашлось. Прим. 
пер.] На всякий случай он вписал в свой бортовой журнал целых 7 пунктов 
объяснений. Судно не было зарегистрировано. Его бумаги оказались неполными. 
Ранее оно выполняло рейсы в такие союзные порты, как Рио-де-Жанейро, Нью-Йорк и 
Филадельфия. Его капитан ранее командовал потопленным судном. Груз был куплен 
английским агентом в Лоренцо-Маркише. Шведский консул в Лоренцо-Маркише был 
англичанином. Наконец, приказ Деница требовал топить в подобных обстоятельствах 
любые суда.[103 - В огороде бузина, а в Киеве дядька. При чём здесь шведский 
консул в Лоренцо-Маркише? Словом, если нельзя, но очень хочется… Мы уже 
отмечали, что Лют слишком часто предпочитал топить нейтральные суда. Прим. пер.
]

Экипажу было дано 30 минут на сбор вещей. В 10.00 Лют подошёл на расстояние 400 
метров, направил нос U-181 точно на мидель-шпангоут «Сицилии» и выпустил одну 
торпеду, которая попала точно в цель. Один из моряков U-181 сфотографировал 
«Сицилию», когда та разломилась пополам и затонула. Янсен оставался спокойным и 
даже весёлым, пока шлюпка не отвалила от борта. Как только шлюпка отошла 
подальше, он принялся громко проклинать «людоедов».

День матери и День отца имели для Люта особое значение. Они обязательно 
отмечались на его лодках каждый год. Он отпраздновал День матери, приказав 
достать лучшее из сохранившихся продуктов и отпечатать специальное меню. День 
отца в офицерской кают-компании праздновался более бурно. Все моряки, которые 
имели детей, получали стакан малаги за то, что выполнили свой долг перед Рейхом.
 Лют писал: «Мы подсчитали, что 8 отцов имели 12 детей. 9 из них были девочками,
 а это верный признак того, что в браке главенствует мужчина». Тем, кто не 
успел стать отцом, выдавали всего лишь пиво.

4 июня 1943 года U-181 потопила британский пароход «Харриер». «Попадание в 
корму через 20 секунд. Огромный столб огня. Сильный запах бензина, и от судна 
не осталось абсолютно ничего, кроме обломков не более человеческой руки. На 
поверхности лишь большое нефтяное пятно и какие-то мелкие деревяшки, которых не 
хватит даже на растопку камина. Экипаж, вероятно, так и не узнал, что их судно 
торпедировано», – записал Лют.

Англичане действительно ничего не узнали. «Харриер» был крошечным судном 
водоизмещением всего 200 тонн и перевозил боеприпасы. Он буквально испарился. 
Ну и что? До сего дня U-181 потопила 4 парохода общей вместимостью 13852 GRT, 
то есть в среднем 3463 GRT на судно. Лют в этом походе надеялся добиться 
средней цифры 5000 GRT. Последние 2 судна обошлись ему всего в 2 торпеды, 
поэтому у него осталось достаточно боезапаса для потопления ещё 5 судов.

В июне стенгазета сообщила: «Впервые вышла в море подводная лодка с новым 
зенитным вооружением. Вчера она была атакована 8 авианосными самолётами. 1 был 
сбит, 4 повреждены, остальные 3 удрали, нанеся лодке лишь небольшие 
повреждения». Это была бы потрясающая новость и вдобавок правдивая.[104 - Более 
правильно сказать: «Если бы была правдивой». В мае 1943 года действительно 
вошли в строй 6 так называемых «зенитных ловушек», вооружённых 1 – 37-мм 
орудием и 2 счетверёнными 20-мм автоматами. Но когда U-441 попыталась принять 
бой с английскими самолётами в Бискайском заливе, она потеряла половину команды,
 в том числе всех офицеров. Тяжело повреждённую лодку в базу привёл корабельный 
врач. Прим. пер.] Действительно, вошли в строй новые лодки с усиленным зенитным 
вооружением. Но это была лишь половина правды. Ситуация складывалась настолько 
плохая, что Дениц был просто вынужден вооружать свои лодки, чтобы они могли 
сражаться с самолётами, оставаясь на поверхности. Это шло вразрез с его 
собственными принципами подводной войны. Действуя в качестве надводного корабля,
 лодка была практически обречена. Дополнительные орудия и увеличенные рубки 
начали появляться на лодках, действующих в Атлантике, после 1943 года. И это 
было явным свидетельством того, что Германия проигрывала подводную войну.

В начале 1943 года германские войска потерпели поражение в песках Северной 
Африки и под бескрайним русским небом. Однако в марте этого года подводные 
лодки сражались и одерживали победы. Они потопили так много судов, в обмен на 
столь малое количество потопленных подводных лодок, что союзники оказались на 
грани проигрыша войны. «Морской Генеральный Штаб позднее отметил, что «немцы 
никогда не были так близки к полному разрыву коммуникаций между Старым и Новым 
светом, как в первые 20 дней марта 1943 года». «Было похоже, что мы больше не 
могли полагаться на систему конвоев как на эффективное средство защиты». Такие 
заявления были равносильны тому, что допускалась возможность поражения 
союзников».

Об этом думал экипаж U-181, когда в конце марта их лодка покидала Бордо. Об 
этом они думали в марте, когда получили сообщение о появлении новых, более 
крупных лодок. Но к маю положение изменилось.

В апреле ход войны на море окончательно изменился не в пользу Германии. 
Противник имел слишком большое превосходство в силах, и в апреле это сказалось 
решительным образом. Теперь союзники имели ещё больше военных кораблей и ещё 
больше торговых. Они буквально штамповали их с огромной скоростью, спуская на 
воду ежедневно. Союзники читали немецкие радиограммы, на экранах радаров 
германские лодки выглядели как стальные горы. Гидролокатор обнаруживал лодки с 
такой лёгкостью, словно вода была прозрачной, как стекло.

В мае наступил решающий перелом, было потоплено более 40 подводных лодок. 
Долгая и ожесточённая Битва за Атлантику завершилась – хотя бои ещё 
продолжались, – но в этом месяце Дениц отозвал свои лодки из Северной Атлантики.
 На этом «битва за Атлантику завершилась полной и решительной победой» 
союзников. Дениц мог позволить себе лишь небольшую передышку для 
перегруппировки сил. «В будущем главной зоной действий подводных лодок, как и в 
прошлом, останется Северная Атлантика. Битва возобновится со всей решимостью и 
упорством, как только лодки получат необходимое оружие».

Чудо-оружие, так его называли. Дениц обещал, что новые лодки будут быстроходнее,
 они смогут дольше оставаться под водой, целыми неделями. Они будут вооружены 
«умными» торпедами, которые будут наводиться на цель акустическими приборами. 
Лодки получат бесшумные моторы и покрытие корпуса, незаметное для гидролокатора.
 Всё это должно было вскоре появиться, Дениц знал это. Но пока он ждал, лодки 
продолжали гибнуть.

В июле погибла U-43. Она должна была поставить мины в бухте Лажиш[105 - Очень 
часто неопытные переводчики говорят «Лагос», не задумываясь, какое отношение 
столица Нигерии имеет к Битве за Атлантику. Прим. пер.] на Азорских островах. 
Лют, как и другие подводники, не любил подобные операции – слишком рискованные 
и с сомнительным результатом. 2 самолёта обнаружили лодку, когда она на 
поверхности принимала топливо с подводного танкера U-403. Самолёты взлетели с 
палубы американского эскортного авианосца «Сэнти». Они на бреющем полёте 
обстреляли лодки из пулемётов. Потом один из них сбросил торпеду, целясь в U-43.
 U-403 сумела удрать, волоча за собой хвост солярки, вытекающий из пробитых 
цистерн. Однако новая самонаводящаяся торпеда «Фидо»[106 - Речь идёт о 
самонаводящейся электрической торпеде Mark 24, которая поступила на вооружение 
союзных самолётов летом 1943 года. Прим. пер.] последовала за U-43 и поразила 
её. «На поверхность поднялась солярка, расщеплённое дерево, бумаги, куски 
пробочной обшивки. А под водой U?43 просто исчезла, уничтоженная взрывом 
собственных мин».[107 - 30 июля 1943 года вообще стало чёрной датой германского 
подводного флота. В этот день союзники потопили в море 6 германских лодок – 
U-43, U-375, U-461, U-462, U-504, U-591. Лишь в самом конце войны при 
массированных налётах стратегической авиации на германские порты два или три 
раза ежедневные потери превысили эту цифру, но в море столько лодок больше не 
гибло ни разу. Прим. пер.]

«Черномазый» Швантке и весь его экипаж погибли.




Глава 11

Долгий поход


Йозеф Дик родился в Кёльне. Он успел послужить и в танковых войсках, и на 
тральщиках, и мотористом на подводных лодках. Он говорил на характерном 
кёльнском диалекте Кельше, который не понимали даже остальные немцы. Именно 
поэтому на борту U-181 к нему прилипла кличка M?mmes – «маленький кролик». Хотя 
его боевой пост находился в корме в главном машинном отделении, сейчас Дик 
висел за бортом лодки, облачённый в брезентовый водолазный костюм с тяжёлыми 
свинцовыми башмаками. 9 мая 1943 года. Лодка стоит неподвижно, потому что 
рыбацкая сеть намоталась на один из винтов. Дик был опытным водолазом, именно 
ему поручили очистить винт.

Лодка медленно дрейфовала в Мадагаскарском проливе как раз на полпути между 
Мадагаскаром и Африканским материком. До берега в любую сторону было много миль,
 и всё-таки сохранялась постоянная опасность воздушной атаки. На мостике 
находилась удвоенная вахта, артиллеристы стояли у орудий. Остальной экипаж 
толпился на корме, следя за действиями Дика.[108 - Всё обстоит с точностью до 
наоборот. Где это видано, чтобы при угрозе воздушной атаки экипаж лодки выходил 
на палубу, поглазеть по сторонам? Да и самый беглый взгляд на карту убеждает в 
обратном. С каких аэродромов, и какие самолёты могли атаковать U-181? Прим. пер.
]

Дик разрезал сеть сварочным аппаратом, электроды которого приходилось 
периодически менять. Через каждые несколько минут Франц Перш наклонялся за борт 
к самой воде и принимал у Дика аппарат. Потом он менял электрод и снова подавал 
аппарат Дику. Под водой вспыхивает яркая электрическая дуга, и на поверхность 
вылетает струя бурлящих пузырей и яркая голубая вспышка. Это беспокоит Дика, но 
Перш, который работал электриком до войны, успокаивает его: «Я пробовал 
электрические розетки пальцами».

Экипаж, включая Люта, внимательно следит за интересным спектаклем. Погода 
тёплая и приятная, и до тех пор, пока не срезана сеть, заниматься решительно 
нечем. Битва с конвоями союзников бушует где-то севернее. Внезапно кто-то 
вскрикивает: «Акула!»

Эффект получается мгновенный. Дик слышит непонятный крик, но всё ещё держит 
сварочный аппарат, а сам он залез между двумя винтами так далеко, как только 
сумел. 20-мм автомат начинает палить вслепую, щедро поливая воду снарядами. Все 
вытягивают шеи, вглядываясь в воду. Рядом с лодкой появляется большая рыба. Она 
медленно, почти величественно, описывает круг. И выглядит она совсем не 
угрожающе.

Лют сказал ему: «Не беспокойся об акуле, Дик. Мы будем настороже». Кто-то 
бросился бежать за удочками и наживкой. Но Дик не так легковерен. Акулы едят 
кроликов. И он торопливо рубит сеть, чтобы выбраться наружу.

К тросу привязывают огромный крюк, на который насажены останки курицы, 
уцелевшие после завтрака, и забрасывают в воду. Толпа на корме видит, как 
огромная рыба бросается на приманку. Минутная борьба, на воде облако кровавой 
пены, ещё одна очередь из зенитного автомата. И вскоре акула висит на 
ограждении рубки. Оказалось, что её длина превышает 2 метра. Лют считает её 
даром богов, как овцу во время первого похода. Он говорит, что акулье мясо – 
изысканный деликатес, его подадут на обед. Но, к его неудовольствию и тихой 
радости остальных, кок не имеет понятия, как готовить акулу. Он её варит, тушит,
 обжаривает в масле. В результате получается какая-то маслянистая резина, на 
которую страшно даже смотреть. Через несколько часов останки акулы летят за 
борт.

Лют оставил себе на память челюсти. Но к концу похода в них не осталось ни 
одного зуба.

Встреча Дика с акулой стала божьим посланием для Люта, хотя и Дик, и акула 
могли думать несколько иначе. Она отвлекла экипаж от мыслей о войне и дала 
морякам тему для писем домой. Когда в мае 1943 года Дик спустился за борт со 
сварочным аппаратом, Люту это отчаянно требовалось.

Предполагалось, что второй поход U-181 продлится 18 недель. Лодка должна была 
принимать топливо и провизию в море. Коды для «Энигмы» были взять лишь на 5 
месяцев. Экипаж уже предвкушал отпуск в Бордо не позднее 1 августа.

Но 17 мая, за 2 дня до появления акулы и через 9 недель после начала похода, 
Лют получил радиограмму из штаба подводного флота с приказом лодкам серии IXD2, 
находящимся у берегов Южной Африки, в июне провести ещё одну дозаправку в море. 
Каждая лодка должна была принять по 200 куб. м топлива, что увеличивало 
продолжительность похода до 26 недель. U-181 должна была оставаться в море до 
конца сентября, то есть продолжительность похода увеличивалась до 6 месяцев.

Сегодня 6-месячный поход подводной лодки – дело привычное, и такое повторяется 
довольно часто. Но в 1943 году ещё ни одна лодка в мире не совершала столь 
долгого похода. Боевой поход продолжительностью 2 месяца уже считался очень 
долгим. Обычно походы кончались ещё раньше, так как запасы топлива, 
продовольствия, торпед и запасных частей были ограниченными.[109 - Помните, мы 
уже говорили, что основная лодка гитлеровского флота – серия VII – была 
переделкой прибрежной лодки эпохи Первой Мировой? Прим. пер.] Какое воздействие 
окажет продолжительный поход на экипаж, никто просто не представлял. Большие 
надводные корабли могли совершать и более длительные походы, и они их совершали,
 но нельзя сравнивать условия жизни на борту авианосца или линкора и подводной 
лодки. По словам Люта, они различались так же, «как жизнь в городе отличается 
от жизни в деревне».

Ни в официальных документах, ни в личных дневниках не говорится, что экипаж 
Люта с неудовольствием воспринял увеличение продолжительности похода. Моряки с 
прежним рвением исполняли свои обязанности до самого конца похода. Однако 
постоянно сохранялась опасность, что люди всё-таки не выдержат, и с каждым днём 
она становилась более реальной. Поэтому Лют счёл просто необходимым поместить в 
стенгазете 11 июня следующее обращение:

«Сейчас мы находимся в очень отдалённом районе, где можно натолкнуться на 
корабль, но нет никакой опасности внезапной атаки с воздуха. Проводите 
свободное время на мостике. Купайтесь на верхней палубе. Выполняйте упражнения 
для рук и ног. Помните, что ещё ни одна подводная лодка не находилась в 
плавании полгода, поэтому каждый должен сохранять строжайшую самодисциплину, 
чтобы оставаться в форме. Мы живём, как пещерные люди, не различая день и ночь. 
Поэтому будьте бдительны, чтобы вас не засосала тусклая рутина вахт, обедов, 
гальюна и сна! Постарайтесь не растолстеть, и не превращайтесь в психопатов. 
Слушайте передачи последних известий (неважно – будете вы улыбаться или 
горевать). Они дадут вам представление о том, что происходит в мире. Не играйте 
в старые игры, постарайтесь изобрести новые. Для разнообразия почитайте 
интересную книгу, послушайте музыку, пойте хором, особенно по вечерам».

Утром того же дня U-181 покинула район Лоренцо-Маркиша в последний раз. 
Корабельный поэт так прокомментировал это:

		«Мы здесь удачи не нашли,
		Помешкали – и прочь пошли.
		Прощай, родной маяк Иньяка,
		Тебя мы будем помнить всяко».

Маяк Иньяка Пойнт медленно растаял в голубой дымке, и точно так же растаяли 
надежды подводников на лёгкую добычу и быструю славу.

Бои в отдалённых районах мирового океана, в общем, повторили ход Битвы за 
Атлантику. В 1943 году уже не удалось достичь таких же успехов, как в 
предыдущем. За весь 1943 год у мыса Доброй Надежды было потоплено меньше 
кораблей, чем в октябре – ноябре 1942 года. Пока U-181 находилась в Бордо, на 
юг была отправлена третья волна больших лодок – «Gruppe Seehund». Однако эта 
операция принесла сплошные разочарования.

Для Люта это был вызов. Чтобы компенсировать снижение потопленного тоннажа, 
Дениц почти ежедневно увеличивал районы операций, и к концу июня германские 
лодки действовали практически во всей западной части Индийского океана. Лют 
использовал предоставленные преимущества и немедленно покинул прибрежный район. 
Он бороздил воды Индийского океана размашистым зигзагом, топил встреченные суда 
– одно здесь, другое там, и понемногу его счёт рос, приближаясь к выданному 
авансом значению 200000 тонн.

Точка встречи с танкером была назначена в глухом районе Индийского океана 
примерно в 700 милях южнее Маврикия и в 1700 милях от Дурбана. U-181 должна 
была принять топливо с гражданского танкера «Шарлотта Шлиман», превращённого в 
судно снабжения и плавучую тюрьму Кригсмарине. Танкер направлялся из Японии в 
Германию, когда получил приказ заправить U-181 и 4 другие лодки, действовавшие 
в районе мыса Доброй Надежды.

U-181 заметила «Шарлотту Шлиман» рано утром 22 июня. У борта танкера уже стояли 
и принимали топливо лодки U-178 и U-196. Ещё 2 лодки – U-197 и U-198 – 
приближались к судну. В июне 1943 года в Индийском океане находились только эти 
5 германских подводных лодок. Уничтожение любой из них принесло бы орден 
случайно заметившему их лётчику.

Лют получил разрешение подойти к борту танкера для заправки только утром 23 
июня. Всю ночь U-181 пришлось ходить кругами в качестве сторожевого судна. И в 
довершение неприятностей раздражённый Лют выяснил, что ему выделяют слишком 
мало продуктов. «Особенно мало оказалось мяса и овощей. Если учитывать 
продолжительность похода, они должны были кончиться раньше топлива», – 
жаловался Лют. Экипаж чувствовал себя гораздо лучше. Пока лодка перекачивала из 
трюмов танкера 280 куб. м дизельного топлива, которые увеличивали 
продолжительность похода до 7 месяцев, матросы по очереди отмывались в душе. 
Трюмы лодки были забиты японским лярдом в ящиках от патронов, а один из 
матросов «Шарлотты Шлиман», умевший стряпать, был прислан в качестве замены 
погибшему Виллингеру.

Его звали Мюллер. Он был неплохим моряком торгового флота, довольно 
старательным, но совершенно непривычным к военным порядкам. Его первой ошибкой 
стало появление на борту лодки в соломенной шляпе. Изрядно позабавила Энгеля и 
вторая ошибка. Мюллер обратился к капитану с дружеским «Привет!», вместо того 
чтобы отдать честь. К Мюллеру немедленно прикрепили опытного унтер-офицера, 
чтобы в течение 2 недель преподать ему курс молодого бойца.

Церемония принятия присяги новым матросом стала ещё одним свидетельством 
пристрастия Люта к показным ритуалам.

«По такому случаю мы погрузились, украсили носовой отсек флагами и превратили 
принесение клятвы Fahneneid – клятвы в верности лично Адольфу Гитлеру в 
настоящий праздник. Матрос заранее выучил текст клятвы наизусть. В свою очередь 
я рассказал ему об обязанностях германского солдата. Собравшийся экипаж был 
одет в одинаковые коричневые тропические рубашки. По такому случаю всё было 
подстрижены покороче. Были отрепетированы подходящие случаю песни, и всё прошло 
прекрасно. Мы поднесли молодому человеку подарок – переписанные от руки одним 
из матросов «Обязанности военного моряка»… Он стал отличным матросом и позднее 
был награждён Железным Крестом».

Для Люта просто не существовало неисправимых нарушителей.

Заправка окончилась 26 июня в 15.00. Лют взял курс на север, продолжая 
причитать по поводу нехватки продовольствия и запасных частей. «Лодка может 
находиться в море до 10 октября, мы имеем 415 куб. м топлива. Я решил проводить 
учебное погружение только раз в 3 дня, чтобы не перенапрягать воздушный 
компрессор. На борту «Шарлоты Шлиман» не оказалось запасных частей, а нашего 
запаса надолго не хватит, если гонять компрессор каждый день», – писал он.

Он направился к Маврикию и рано утром 1 июля прибыл к Порт-Луи, столице 
крошечного острова. Около полуночи на следующий день он потопил 2 торпедами 
маленький британский пароход «Хойхау», оставив 4 человек болтаться на 
спасательном плотике. Этой атакой Лют, похоже, разворошил осиное гнездо. Вскоре 
Метокс тревожно запищал.

6 июля U-181 упустила большое судно. После погони в направлении мыса Ист на 
Мадагаскаре Лют атаковал его 2 торпедами, но обе прошли мимо. После первого 
промаха «куча людей выскочила из открытых люков один за другим, словно что-то 
потревожило их сон, например, шум торпеды, прошедшей под килем». (Очевидно Лют 
был в отличном настроении, так как он редко позволял себе шутливые записи в 
бортовом журнале.) Вторая торпеда прошла очень далеко от цели и через 26 минут 
взорвалась, выработав запас хода.

Пока лодка гналась за этим судном, пришла радиограмма из штаба подводного флота,
 сообщившая об очередном увеличении зоны операций. Лют получил «полную свободу 
действий» в районе Мадагаскара, Маскаренских островов, вдоль восточного 
побережья Африки до Танганьики. В результате зона стала «такой же огромной, как 
сам Рейх». Лодка пошла дальше на север, потом склонилась на северо-запад. 8 
июля она подошла к Тромелину, а 12 июля – к Таматаве.

Тромелин стал наиболее удалённой точкой прокладки, если считать от Бордо. 15 
июля наблюдатель заметил британский угольщик «Эмпайр Лейк», и Лют в сумерках 
потопил его 2 торпедами. «Среди обломков остались плавать 5 человек. Из-за 
сильного волнения и большого расстояния до земли – 180 миль – вероятно они не 
спасутся», – холодно констатировал Лют.

Однако моряки были спасены, хотя Лют здесь совершенно не при чём. Его запись на 
первый взгляд подтверждает мнение Петерсена о своём командире как о человеке 
бесчувственном и жестоком. В действительности, командуя U-181, он больше делал 
для уцелевших, чем ранее.

С точки зрения нравственности это можно объяснить тем, что Лют со временем 
начал больше осознавать последствия торпедной атаки и колоссальный риск, 
которому подвергались моряки торговых судов в военное время. Ему приходилось 
больше заботиться о собственных матросах, и, может быть, он начал сознавать, 
что и о других следует хоть как-то заботиться. Циничное объяснение заключается 
в том, что Люту просто могла требоваться информация. Лотар фон Арно де ля 
Перьер, лучший подводник Первой Мировой войны, всегда действовал согласно 
законам призового права, с тем чтобы впоследствии, если потребуется, с 
документами в руках опровергнуть любые претензии. Действительно, бортовой 
журнал U-181 пестрит записями о кораблях, тоннаже, грузах, пунктах выхода и 
назначения. Все это сообщали моряки, спасшиеся на шлюпках. Впрочем, всплывать в 
Индийском океане было гораздо безопаснее, чем в Атлантическом.

На следующий день в 9.35 Лют потопил британское судно «Порт Франклин» всего в 
50 милях на юг от места гибели «Эмпайр Лейк». В течение следующих 3 дней были 
потоплены ещё 2 британских парохода – «Дальфрам» и «Умвума». Несмотря на эти 
успехи, вскоре Лют решил покинуть район Маврикия. На лодке засекли работу 
асдика британского эсминца, и Лют понял, что теперь в Порт-Луи знают о его 
присутствии и началась охота за U-181. Однако о подлинной причине активности 
англичан Лют не догадывался. Высокочастотный пеленгатор в Южной Африке засёк 
его передачу в штаб подводного флота.

Последний корабль Люта – последний в этом походе и последний в его карьере – 
был потоплен 4 дня спустя. Лют встретил одинокое судно посреди океана. По 
счастливой случайности, мы знаем об этом судне больше чем о других, благодаря 
свидетелю последней успешной торпедной атаки Люта.

Дональду Кроуфорду исполнилось всего 17 лет. Он служил гардемарином на 
британском рефрижераторе «Клан Макартур». 7 августа, после долгого и тяжёлого 
плавания в составе конвоя, «Клан Макартур» прибыл в Кейптаун из Глазго. 
Кроуфорд отмечает «волнение, вызванное слухами о действующих в этом районе 
германских субмаринах. Много кораблей было потоплено на пути к Мозамбику и 
Маврикию. Все повторяют историю о германском офицере, пойманном с билетами в 
кино в кармане. Это доказывает, что он уже давно живёт здесь».[110 - Опасения 
Кроуфорда, несомненно, имели под собой какие-то основания, но этот рассказ 
давно уже перешёл в разряд морского фольклора. Такие истории рассказывали по 
всему восточному побережью США, а в Бостоне или Нью-Йорке даже показывали 
пресловутые билеты. Прим. авт.] Судно дважды выходило из Дурбана. 8 июня оно 
вышло и вернулось, опасаясь подводных лодок. 9 июня «Клан Макартур» снова вышел 
в море и взял курс на Маврикий. На борту находился груз продовольствия и 
медикаментов. Около полудня 11 августа наблюдатели U-181 заметили его на 
полпути между Мадагаскаром и Дурбаном. Судно шло на северо-запад.

Лют решил преследовать «Клан Макартур» до захода луны на следующую ночь. Он не 
желал подставляться под орудия и в то же время не мог атаковать судно из 
подводного положения из-за противолодочного зигзага, хотя к 1.00 генеральный 
курс «Клан Макартура» был определён и характер зигзага выяснился окончательно. 
Преследование стало лёгкой забавой. Ночью матросам было разрешено по очереди 
подниматься на мостик, чтобы полюбоваться на будущую добычу. Потом они по 
очереди рылись в Регистре Ллойда, пытаясь опознать виднеющийся вдали крупный 
корабль.

В 3.32 Лют выпустил 2 торпеды с дистанции 900 метров. Одна попала в среднюю 
часть корпуса «Клан Макартура», вторая – в корму. Кроуфорд, который спал в 
своей каюте, был разбужен громким лязгом. Его буквально вышвырнуло из койки на 
палубу.

«Дверь от удара распахнулась, резко запахло сгоревшим кордитом. Четвёртый 
помощник заглянул в каюту и крикнул, чтобы мы одевались, так как нам врезали. 
Моей обязанностью было находиться на мостике, поэтому я спешно напялил мундир 
поверх пижамы,[111 - А неплохо жили союзники! Вы можете представить нашего 
моряка в пижаме, хотя бы и сегодня? Прим. пер.] натянул бахилы, выхватил из 
ящика стола трехфунтовую сумку с мятными лепёшками (забыв там новенькие часы) и 
побежал на мостик.

Капитан уже находился там. Я вместе с ним и вахтенным офицером принялся 
уничтожать судовые бумаги. Мне показалось, что торпеда попала где-то между 
задней трубой и четвёртым трюмом, и наши гребные валы перебиты. Пар в котлах 
сел, и мы остановились. Тем не менее, помпы работали, и расчёты стали к орудиям.
 Оставалась надежды, что ублюдок поднимется на поверхность, и тогда мы сумеем 
задать ему».

Но Лют не собирался этого делать. Держась на глубине 4,5 метра, он терпеливо 
следил, как «Клан Макартур» спускает шлюпки. Судно немного осело, но не было 
похоже, что оно собирается тонуть. Наконец в 3.47 радист U-181 перехватил 
сигнал бедствия. Тогда Лют выпустил третью торпеду. С ужасным грохотом она 
ударила в носовую часть огромного судна, и оно начало быстро погружаться. 
Кроуфорд, снятый одной из последних шлюпок, вспоминал, что «мы старались 
побыстрее отойти, пока судно не затонуло. Конец корабля всегда непредсказуем, и 
умнее всего оказаться в этот момент как можно дальше».

Лют записал в журнале: «Слышны громкие звуки, сопровождающие затопление судна. 
Вскоре после этого раздался сильный подводный взрыв. Лодка находилась примерно 
в 700 метрах от точки гибели судна, но её буквально подбросило. Что-то слетело 
с полок. Несколько спасательных шлюпок уничтожены». Когда «Клан Макартур» 
погружался, его разорвало четвёртым взрывом, происшедшим где-то в трюмах. Этим 
же взрывом в щепки разнесло шлюпку, висевшую на талях, и перебило всех моряков, 
находившихся в ней.

Люди, находившиеся в других шлюпках, приняли последний взрыв за четвёртую 
торпеду. Сам Кроуфорд верил в это до 1984 года, пока не познакомился с бортовым 
журналом U-181. Тогда он решил, что взрыв был вызван каким-то из грузов на 
борту судна. Но ни продукты, ни медикаменты, как известно, не взрываются. Хотя 
у него не было никаких доказательств, он остался уверен, что «Клан Макартур» 
перевозил нечто, не внесённое в грузовую декларацию.[112 - Все попытки внести 
ясность в инцидент с «Клан Макартуром» натыкались на глухое противодействие. 
Причина последнего взрыва так и остаётся неизвестной из-за бюрократической 
волокиты и Закона об охране государственной тайны. Прим. авт.]

Потопление «Клан Макартура» заняло 8 минут. Кроуфорд смотрел, как гибнет судно. 
«Вскоре стало ясно, что судно тонет. И всё-таки он оставался крепким и гордым 
кораблём и погружался на ровном киле. Последние мгновения были трагическими. 
Вода захлёстывает световые люки и переливается через релинги. Шипит пар, 
плавают какие-то деревяшки. Перед тем как судно окончательно уходит под воду, 
из его недр вырывается жуткий звук. Вода клокочет в трубе. И только небольшой 
водоворот на поверхности моря».

Лишь после того как «Клан Макартур» затонул, Лют поднял U-181 на поверхность. 
Он стоял на мостике, а Энгель спустился на палубу, чтобы поговорить со 
спасшимися. Кроуфорд говорит, что он был исключительно вежлив. «Доброе утро, 
джентльмены. Мне очень жаль, что нам пришлось потопить ваше судно, но таковы 
превратности войны. Как оно называлось? Куда вы направлялись? Что вы делали? 
Когда вы покинули Англию?» Мы наговорили ему всякой чепухи, которую он принял 
за чистую монету. Одни из наших артиллеристов в сердцах назвал немца сукиным 
сыном. После этого мы немного встревожились, но тот лишь улыбнулся и не обратил 
никакого внимания на выпад».

Раненых из шлюпки Кроуфорда забрали на борт лодки, чтобы оказать им помощь. 
Потом с ними поделились сахаром и водой, ничего больше из скудных запасов U-181 
выкроить было нельзя. Лют получил всю информацию, которая ему требовалась – 
название судна, его тоннаж, численность экипажа, пункт назначения – от моряков 
другой шлюпки. Он торопился уйти. Скоро должен был наступить рассвет, и в любую 
минуту могли прибыть корабли, откликнувшиеся на призыв «Клан Макартура». 
Кроуфорд вспоминает момент ухода лодки: «Я помню фигуру человека, стоящего 
высоко на рубке подводной лодки. Он лишь изредка бросал взгляд на нас. Большую 
часть времени он осматривал горизонт, и вскоре явно забеспокоился, желая 
побыстрее убраться. Несколько приказов, и нашу шлюпку оттолкнули от борта. 
Допрашивавший нас офицер пожелал нам доброго утра и спасения. Затем на чистом 
немецком языке нам крикнули: «Держитесь подальше от моих винтов. Я погружаюсь».

Спасательные шлюпки, окружённые десятками людей, плававших в воде, остались 
одни в сотнях миль от земли. Лют пообещал радировать на Маврикий, чтобы их 
подобрали. После того как U-181 отошла на безопасное расстояние, он так и 
сделал. Но помощь прибыла лишь через несколько недель, и морякам пришлось 
испить горькую чашу до дна.

«Многие погибли от акул. Когда человек находился в воде, его легко можно было 
обнаружить по маленькой красной лампочке, вделанной в спасательный жилет. 
Слишком часто, когда мы пытались подойти к маленькому красному огоньку и 
подобрать спасшегося, то слышали жуткий крик, вода вскипала, и огонёк пропадал. 
В других случаях, когда мы подходили к огоньку и пытались втащить человека на 
борт, то вытаскивали лишь часть туловища…

Днём было мучительно жарко, а ночью почти невыносимо холодно. Иногда по морю 
шла приличная зыбь, иногда оно было гладким, как стекло. Однажды налетел 
довольно сильный шторм, который бросал нас, как щепку. Но это был один из тех 
штормов, которые не несут с собой дождя. Злосчастное совпадение, так как у нас 
кончалась питьевая вода.

После нескольких дней дрейфа мы устроили совет, чтобы решить, следует ли 
отправить одну из шлюпок к берегу. Но ближайшие острова (Маврикий и Реюньон) 
были слишком малы, и шансы проскочить мимо них были слишком высоки, так как мы 
не имели никаких штурманских инструментов. В результате, так как мы слишком 
ослабли, было решено связать все шлюпки и плоты, чтобы по крайней мере 
оставаться всем вместе до конца. Или нас всех спасут, или мы все погибнем.

Дни летели, и мы слабели все больше. Нашим раненым становилось всё хуже. Им 
требовалась медицинская помощь, иначе они начнут умирать один за другим».

Лишь после 2 недель дрейфа спасшиеся с «Клан Макартура» были замечены 
бомбардировщиком «Каталина»,[113 - Вообще-то PBY «Каталина» – это патрульный 
гидросамолёт. Прим. пер.] который в течение 5 дней снабжал их всем необходимым. 
Потом прибыл шлюп Свободной Франции «Саворньян де Бразза», который доставил 
моряков в Таматаве. Если верить Кроуфорду, спаслись 42 человека из 150. На 
«Клан Макартуре» погибло больше людей, чем на каком-либо другом судне, 
потопленном Лютом.

Праздник по случаю потопления «Клан Макартура» на борту U-181 увенчала 
радиограмма из ставки фюрера. Лют 9 августа 1943 года был награждён Eichenlaub 
mit Schwerter und Brillianten zum Ritterkreuz (Рыцарским Крестом с Дубовыми 
Листьями, Мечами и Бриллиантами). Это была самая высокая военная награда 
Третьего Рейха. Лют стал седьмым военным, получившим её, и первым из моряков. 
Экипаж, сияя от гордости, отпраздновал это в офицерской кают-компании с пивом и 
коньяком.

15 августа штаб подводного флота сообщил Люту, что он должен встретиться в море 
с U-197 Роберта Бартелса, который передаст ему коды «Энигмы», необходимые для 
окончания похода. В это время использовался вариант кода, носивший название 
«Беллатрикс». Через час Лют получил радиограмму, запрещающую впредь 
использовать аппаратуру Метокс.

Эффективность этого устройства в течение последнего года постоянно падала. 
Лодки, использующие Метокс, попадали под атаки вражеских самолётов совершенно 
внезапно. Германские учёные отчаянно пытались найти причину и вскоре установили,
 что это устройства само испускало слабые радиоволны, которые можно было засечь.
 В действительности всё обстояло иначе. В это время союзники начали 
использовать радары с сантиметровой длиной волны, а Метокс мог обнаруживать 
только метровые радиоволны. Исходя из ошибочного предположения, что лодки 
выдаёт их собственное оборудование, Дениц принял отчаянное решение запретить 
использовать его. В полночь пришла новая радиограмма: «Все кварцевые генераторы 
Метокса сдать капитану и запереть в сейф. Исполнение приказа зафиксировать в 
бортовом журнале».

16 августа, направляясь на встречу с Бартелсом, U-181 встретила неизвестный 
пароход. Лют преследовал его в течение 6 часов и в 19.37 выпустил парогазовую 
торпеду G7а, последнюю, остававшуюся на борту лодки. Последний торпедный 
выстрел в его карьере, произведённый с дистанции 600 метров, оказался промахом.

17 августа в 15.00 U-181 прибыла в намеченную точку примерно в 500 милях 
юго-восточнее Дурбана. U-197 там не оказалось. В полночь Бартелс радировал: 
«KQ6676 «Эмпайр Стэнли» потоплен» и запросил о новой встрече. Наконец утром 19 
августа лодки встретились. Бартелс передал Люту коды, а Лют сообщил ему, что 
видел 4 судна, пока ожидал U-197. Это показалось Бартелсу интересным, и он 
решил подежурить в районе встречи.

Сам Лют больше ждать не мог. На U-181 осталось лишь 200 куб. м топлива, а еда 
так и вообще подходила к концу. Лодки дружески расстались. U-181 направилась на 
юго-запад, к мысу Доброй Надежды. Это был последний раз, когда кто-то видел 
U-197 и Роберта Бартелса.

На следующий день U-181 встретила U-196, поэтому Лют смог передать полученные 
коды ещё одному капитану. В 15.35, вскоре после того как они расстались, сигнал 
бедствия нарушил идиллию солнечного дня. Его послала U-197, которая попала под 
атаку в нескольких сотнях миль отсюда. «Самолёт атаковал нас бомбами. Временно 
не могу погружаться. KQ87», – радировал Бартелс. Почти сразу пришла вторая 
радиограмма: «Самолёт атаковал нас бомбами. Не могу погружаться. KQ52». Бартелс 
попал в отчаянное положение, однако указывал слишком разные координаты.[114 - 
KQ87 и KQ52 – условные квадраты карты. Прим. пер.]

«Эти точки отстоят друг от друга на 250 миль. Более вероятным выглядит квадрат 
KQ52. От нас до него 250 миль», – записал Лют. Атакованная лодка отправила ещё 
3 радиограммы с тем же самым текстом. Потом в 18.30 радио замолчало. Слушатели 
могли предположить самое худшее.

Штаб подводного флота не получил эти сигналы. Их перехватила U-198, находящаяся 
в Южной Атлантике, и ретранслировала в Германию. В 22.40 Дениц ответил. 
Несмотря на критическую ситуацию с топливом на U-181, она вместе с U-196 
получила приказ повернуть назад и отыскать U-197.

Лют не мог знать, что именно он косвенно повинен в гибели U-197. Бомбардировщик 
«Каталина» с аэродрома Сент-Лючия в Южной Африке (259-я эскадрилья Королевских 
ВВС) был отправлен на поиск, после того, как служба пеленгации засекла 
радиограмму Люта, отправленную Бартелсу прошлой ночью. Противнику удалось 
определить пеленг на место отправки радиограммы.

Бартелс совершил роковую ошибку, решив оставаться в районе встречи. «Каталина», 
искавшая U-181, в 15.10 обнаружила U-197 и немедленно атаковала её глубинными 
бомбами, что послужило причиной первых двух радиограмм. С того же аэродрома 
сразу взлетела ещё одна «Каталина». Первый бомбардировщик кружил над лодкой всю 
вторую половину дня и ждал. Бартелс в это время отправлял один сигнал бедствия 
за другим, отчаянно пытаясь отогнать самолёт огнём 37-мм зенитки. В 19.00 
прибыла вторая «Каталина». Два самолёта одновременно атаковали U-197 бомбами. 
«В 19.30 во время третьего захода, судя по всему, Бартелс неправильно определил 
курс самолёта и повернул параллельно ему. Лодку накрыли 6 глубинных бомб, 
сброшенных с высоты 75 футов. В воздух взлетели обломки, и лодка пропала, 
оставив на поверхности большое пятно солярки. Самолёт С.259 подождал 
результатов атаки и радировал, что «на поверхность поднялось большое количество 
нефти, которая широко растеклась по морю». Оба самолёта ещё покружили с полчаса,
 но ничего нового не увидели. Судьба Бартелса была самой обычной для того 
периода. Штаб подводных сил постоянно получал похожие радиограммы: «Атакован 
самолётом» или «Атакован, тону». Метокс не давал никаких предупреждений и никак 
не мог защитить лодку. Неспособность Деница понять причину, или сознательное 
неверие, лишь усугубили тяжесть ситуации. Если даже немцы и заподозрили, что 
союзники используют радиопеленгацию, Дениц упрямо требовал от лодок длинных 
подробных радиограмм.[115 - Такое подозрение высказал радист U-181. В одной из 
книг цитируется разговор радиста Пауля Вюрмбаха с преемником Люта Фрейвальдом, 
в котором Вюрмбах предполагает, что союзники используют радиопеленгацию. Прим. 
авт.]

Лют в течение 2 дней искал Бартелса и, разумеется, не нашёл ничего. 24 августа 
он снова повернул к мысу Доброй Надежды. Почти одновременно с ним – кто-то чуть 
раньше, кто-то чуть позже – взяли курс домой и остальные лодки четвёртой волны. 
Дениц отзывал их всех.

Обратный переход прошёл спокойно. Несмотря на опасения Люта, U-181 хватило 
топлива, чтобы добраться до Бордо, хотя несколько раз ему пришлось выжидать, 
пропуская встреченные корабли противника. 2 сентября U-181 обогнула мыс Доброй 
Надежды, а через 3 недели всё-таки состоялся отменённый было праздник 
пересечения экватора.

1 октября истёк срок действия кодов «Беллатрикс», которые передал Люту Бартелс. 
С этого момента U-181 уже не могла расшифровывать принятые радиограммы и 
зашифровать свои передачи. Лют не мог сообщить о своих координатах, что 
заставило штаб подводного флота сделать неправильное предположение – U-181 
погибла. В бортжурнале Лют записал: «Я предполагаю, что важные передачи для 
меня будут посланы открытым текстом». Однако ни одна радиограмма не была 
получена. Лишь когда он оказался в 36 часах хода от Бордо, Лют рискнул 
отправить открытым текстом просьбу выслать сопровождение для прохода Жиронды. 
Эта радиограмм вызвала переполох в штабе Деница. Второй раз за время войны Люта 
уже считали мёртвым.

U-181 прибыла в Бордо 14 октября 1943 года, за день до тридцатого дня рождения 
Люта. Обычно лодка, вернувшаяся из успешного похода, вывешивает на перископе 
столько белых вымпелов, сколько было потоплено судов во время похода. U-181 в 
тот день подняла 48 вымпелов, по одному за каждое потопленное Лютом судно: с 
января 1940 года («Фландрия») по август 1943 года («Клан Макартур»). Это было 
сделано потому, что весь экипаж, а в том числе и сам Лют понимал – это его 
последний боевой поход.

Лют управлял лодкой, стоя на мостике, и широко улыбался. Над ним трепетали на 
ветру вымпелы, а экипаж был построен на палубе. Развороченный ствол 37-мм 
орудия возвышался над «Зимним садом», как мрачный чёрный цветок. Это было 
единственным указанием, что не всё шло гладко. Но со дня смерти Виллингера 
прошло столько времени, что горе утихло, и в сиянии недавних успехов 
бесполезное орудие превратилось в обычный предмет обстановки.

Почти никто до последней минуты не подозревал о прибытии U-181. Лотар Энгель 
был явно разочарован встречей, оказанной им на пирсе. Ведь только что U-181 
завершила самый длительный боевой поход за всю войну, а её командир получил 
высшую награду германских вооружённых сил. Но всё-таки оркестр играл, пока 
моряки U-181 один за другим сходили на причал. Заросшие, бледные, вонючие – они,
 наконец, ступили на твёрдую землю. «Мы так долго находились в море, что не 
могли пройти больше 200 метров. Нам приходилось останавливаться и массировать 
ноги. Все обросли бородами, лично у меня она имела длину 18 сантиметров», – 
вспоминал Вальтер Шмидт. Лют стоял перед выстроенным экипажем, пока его 
приветствовали Ганс Резинг, командующий подводной группой «Запад», и командир 
12-й подводной флотилии Клаус Шольц. Оба тепло поздравили его с высокой 
наградой и завершением успешного похода. Был проведён смотр экипажа, который 
завершился торжественной раздачей Железных Крестов и нагрудных знаков 
подводника. Карл-Август Ландферманн стал вторым инженер-механиком подводной 
лодки, получившим Рыцарский Крест.

В этот вечер экипаж устроил весёлый праздник. Лют сидел на почётном месте между 
Резингом и Шольцом. У каждого была сигара, все пили и курили, пока 
произносились обязательные в подобных случаях речи и огромными стопками 
раскладывались пришедшие из дома письма. Немного позднее кинооператор 
запечатлел торжественную стрижку и бритье экипажа. Тысячи людей по всей 
Германии видели, как Герберт Кручковски в последний раз поглаживает бороду, а 
потом ощупывает голый подбородок.

Так, вместе с бакенбардами Кручковски, и вошёл в историю долгий поход U-181.




Глава 12

Вечерняя песня


«Фюрер принимает корветтен-капитана Люта». Газета «Бремер Нахрихтен» была лишь 
одной из нескольких десятков подобных изданий, в которых после 25 октября 1943 
года имя Вольфганга Люта было напечатано самым крупным шрифтом на первой полосе.
 Ниже помещалась небольшая колонка, рассказывающая о нём самом, о его матросах, 
его семье, службе, германском солдате вообще. Всё это сопровождалось 
фотографиями Люта и его лодки. Дело в том, что 25 октября Адольф Гитлер в своей 
ставке вручил Вольфгангу Люту Рыцарский Крест с Дубовыми Листьями, Мечами и 
Бриллиантами.

Разумеется, церемония была заснята на плёнку оператором министерства 
пропаганды: улыбающийся Лют направляется к зданию ставки с шинели и перчатках; 
Гитлер держит орден в футляре и вручает его; быстрое рукопожатие; деревянный 
поклон Люта. Вам начинает казаться, что вы слышите сдавленный шёпот суфлёров: 
«Вы должны остановиться здесь. В этот момент протяните левую руку, чтобы взять 
футляр, одновременно правой пожмите руку фюреру. Поклонитесь после того, как 
фюрер вручит вам награду. Ни при каких обстоятельствах не начинайте разговор с 
фюрером, если только он сам с вами не заговорит».

Вальтер Шмидт вспоминает, что Гитлер заговорил с Лютом. Он долго расписывал 
тяготы положения на Восточном фронте, говорил о военной ситуации в целом. Лют 
тоже кое-что сказал Гитлеру. Однако ни на одном снимке Лют не запечатлён с 
пустой пивной бутылкой на макушке – он показывал фюреру, как подводная лодка 
уходит на перископную глубину. Это кажется невозможным и неправдоподобным, но 
несколько человек подтверждают, что именно так и было.

Первый официальный портрет Люта с новой наградой сделал, разумеется, личный 
фотограф Гитлера Генрих Гофман. Теперь этот портрет висит в Морской школе. Этот 
снимок напоминает портреты остальных великих асов: синий мундир, Рыцарский 
Крест, фуражка чуть-чуть набекрень, свирепый взгляд. Однако имеется и одно 
серьёзное отличие. Протокольная свирепость Люта не убеждает. Она ничуть не 
похожа на чёрное пламя в глазах Отто Кречмера или холодный змеиный взгляд Эриха 
Топпа. Вместо того чтобы казаться зловещим, Лют кажется немного загадочным и 
даже растерянным.

А что можно сказать о награде, Рыцарском Кресте с Бриллиантами, высшей награде 
в германских вооружённых силах?[116 - Герману Герингу вручили специальный 
Рыцарский Крест из золота, но его вручили не за отвагу, и никто больше его не 
получил. Прим. авт.] Действительно ли Вольфганг Лют заслужил её? Или его 
вручили только, чтобы восстановить равновесие? Ведь первые 6 обладателей 
Бриллиантов были либо офицерами Люфтваффе, либо армейскими командирами высокого 
ранга.

Ответ может быть лишь один: да, Лют заслужил свои Бриллианты. Но в таком случае 
их следовало вручить ещё нескольким подводникам. Прежде всего в памяти 
всплывает фамилия Кречмера. Затем идёт Эрих Топп, который вместе с 
Карлом-Фридрихом Мертеном буквально наступал Люту на пятки в гонке потопленного 
тоннажа.[117 - Вероятно, Лют думал о Мертене совершенно иначе. Однажды он 
довольно раздражённо сказал Петерсену: «Мертен получил свой Рыцарский Крест, ни 
разу не побывав в бою с конвоем». Это неправда, однако фраза прекрасно 
показывает, сколь самолюбивы были подводники. Прим. авт.] Оба этих офицера 
большую часть времени действовали в Северной Атлантике. Лют потопил половину 
своих судов в Южной Атлантике и Индийском океане, где ПЛО была гораздо слабее, 
а погода лучше. И всё-таки Лют обязательно должен входить даже в самый короткий 
список лучших. Совершенно невероятным выглядит тот факт, что он провёл в море 4 
года и всё-таки остался жив. Все остальные претенденты на первенство к этому 
времени либо оказались на берегу, либо сидели в плену, либо погибли. Именно это 
и склонило чашу весов в его пользу.

Вероятно, Лют всё-таки получил свою награду как представитель подводного флота 
в целом, но это не умаляет его личных заслуг. Подводный флот отчаянно нуждался 
в моральной поддержке. Наступили тяжёлые времена, и хотя общий моральный дух 
подводников оставался твёрдым, Бриллианты Люта дали ему новый толчок. Военный 
корреспондент Эдгар Шрёдер сказал об этом в статье 2 ноября 1943 года: «В лице 
Вольфганга Люта фюрер наградил весь подводный флот и все Крисгмарине».

Вопрос заслуженности награды возникает ещё по одной причине. В 1944 году 
капитан-лейтенант Альбрехт Бранди тоже получил Рыцарский Крест с Бриллиантами. 
Бранди не был Лютом. Если даже он не фальсифицировал свои достижения намеренно, 
то раздувал их с потрясающей лёгкостью. В разное время Бранди заявил, что 
потопил 1 линкор, 2 крейсера, несколько эсминцев и огромное число торговых 
судов. В действительности его достижения следует признать, мягко говоря, 
скромными. Награда Бранди бросает тень и на Люта. Совершенно ясно, что эта 
награда была вручена из каких-то высших соображений, а отнюдь не за заслуги 
офицера. Этот пример всегда приводят те, кто утверждает, что германские военные 
награды не стоят металла, из которого сделаны.[Ричард Комптон-Хэлл писал: 
«Единственный командир подводной лодки, который систематически обманывал 
Верховное Командование и получил наивысшую награду за это». Но Юрген Ровер 
отмечает: «Я полагаю, что очень трудно установить достоверность рапорта 
командира лодки о своих успехах. Бранди был молодым офицером и вошёл в число 
подводных асов только в 1943 году. В это время вообще стало трудно проследить 
результаты атаки. О большей части попаданий сообщали по данным акустики, 
которые не отличаются достоверностью. Особенно участились ложные донесения, 
когда лодки начали использовать акустические самонаводящиеся торпеды. Вероятно, 
Бранди истолковывал сообщения своего акустика слишком оптимистически, но его 
случай не является исключительным. Кроме того, он совершил много смелых атак 
кораблей союзников. Прим. авт.

Не будем касаться действительного счета Альбрехта Бранди, это предмет особого 
разговора. Упомянем, что 1 февраля 1943 он потопил быстроходный минный 
заградитель «Уэлшмен», который в борьбе за Средиземное море имел больше 
значения, чем иной линкор, а 6 сентября 1943 года – эскортный миноносец 
«Пукеридж». Прим. пер.]

В любом случае, германские средства массовой информации долго превозносили Люта 
и его команду. Флоту требовались герои, впрочем, стране они тоже были нужны. 
Молодые матросы U-181 в какой-то степени эту потребность могли удовлетворить. 
Как рассказывалось в одном репортаже: «В течение 6, 8, 10 недель, которые лодка 
находилась в море, экипаж не терял духовной связи с землёй. Однако Лют и его 
матросы, охотившиеся за судами противника на просторах Атлантического и 
Индийского океанов, в последний период своего похода напоминали людей на 
острове, почти что людей на далёкой звезде, отрезанных от остального 
человечества бесконечными просторами космоса. Пару раз они подходили к земле и, 
как пишет Лют, чувствовали странные запахи из краалей, где танцевали негры. Но 
каждый раз море уносило их обратно, и начиналась новая неделя, новый месяц в 
бескрайнем океане». Крайне сомнительно, чтобы Лют или кто-то из его матросов 
хоть раз понюхали коровник в краале, но это было не важно. Лют был обречён 
стать героем, и героя из него сделали. Вот одна из статей, описывающих нового 
кумира: «Мой рост от 177 до 179 сантиметров, в зависимости от рулетки», – 
отвечал Лют с характерным суховатым юмором. Тонкие черты лица, серо-голубые 
глаза, которые сохранили остроту зрения, несмотря на постоянные перегрузки, не 
слишком выделяли Люта среди остальных молодых офицеров. Но его голова была 
чем-то неповторимым. И здесь поражает даже не длинная борода подводника, а 
необычайно высокий лоб. Тёмный ободок волос покрывает только виски и создаёт 
впечатление тщательно выбритой тонзуры. Он был лысоват, что служило источником 
постоянных шуток на флоте».

Несколько членов экипажа также удостоились внимания прессы. В такой же 
трескучей статье корреспондент Герберт Шпранг подробно описал каждого из членов 
команды (по соображениям секретности имена были заменены инициалами). Он 
посвятил абзац Францу Першу и его странной коллекции, абзац Йозефу Дику и акуле,
 которая его едва не слопала. В общем, абзаца был удостоен каждый член команды. 
А почему бы и нет? Бумага дешева, а эти люди тоже были героями. Статья была 
напечатана на трёх больших полосах и завершалась патетической фразой: 
«Колоритная группа людей, которая наглядно демонстрирует все самое лучшее, что 
заключено в германском мужчине. Невероятное стремление к подвигу таится в 
каждом. Небольшая группа унтер-офицеров Люта является олицетворением всей лодки 
и всего нашего подводного флота. Они – настоящие солдаты, умелые и опытные, 
прошедшие все опасности войны, но сумевшие при этом сохранить нежность и 
доброту подлинно немецкого сердца. Это элита наших войск».

Репортёры последовали за Лютом в Нойштадт. Одна из газет сообщала: 
«Корветтен-капитан Лют сейчас находится дома. Зал ратуши маленького 
голштинского городка празднично украшен, на улицах висят яркие флаги, а жители 
собрались на центральной площади. Командира подводной лодки, которого 9 августа 
фюрер наградил Бриллиантами, приветствует бургомистр. Потом его окружают дети. 
Он внимательно слушает маленькую девочку, и его лицо остаётся совершенно 
серьёзным. Потом он идёт вдоль выстроенного почётного караула под звуки 
торжественного марша. Внезапно в дверях дома он видит жену с двумя маленькими 
дочками на руках…»

Лют вернулся в Бордо на первой неделе ноября. Его большая семья распалась. 
Кто-то получил новое звание, кого-то перевели на новую должность, кто-то 
перешёл на другую лодку, кого-то направили на учёбу. Прибыли новые моряки, в 
том числе новый второй вахтенный офицер U-181 Отто Гизэ. 11 ноября Лют в 
последний раз встречается со своим бывшим экипажем. Гизэ детально описал эту 
встречу в своём дневнике.

«11/11/43. Лют прибывает в Бордо, вернувшись из отпуска. Экипаж приветствует 
его с неподдельной радостью. Решение о том, останусь ли я на борту в качестве 
второго вахтенного офицера, должен принять Лют. Он хочет передать новому 
командиру (капитану 1 ранга Курту Фрайвальду) лодку, готовую на все сто, но 
меня он не знает.

12/11/43. Товарищеская вечеринка. Команда U-181 прощается с Лютом. Лют 
раскалывает о встрече с фюрером в штабе ВМФ.

13/11/43. Очень изысканная церемония прощания (только для офицеров) с Лютом и 
Гизэ в офицерском клубе. Обед: фаршированные яйца, бульон, омлет, телятина со 
спаржей под майонезом, грибы, свежие овощи, картофель фри, крем-пудинг. 
Напитки: вермут, красное вино, шампанское. После обеда до трёх ночи – гулянка в 
баре».

Кое-какие дополнительные подробности можно найти в письмах Гизэ. «Я отчётливо 
помню восхищение и любовь, с которыми матросы смотрели на Люта. Они с 
восхищением слушали о том, как он рассказывал фюреру о своих атаках, и его 
смехе, вызванном описанием тревог и аварийных погружений, во время которых 
лодка должна через считанные секунды уже находиться на перископной глубине. 
Очевидно, фюрер любит посмеяться, и Лют произвёл на него глубокое впечатление. 
Разумеется, в течение вечера этот манёвр повторялся по команде Люта несколько 
раз».

Лют остался служить в штабе 12-й подводной флотилии в Бордо. В декабре в 
Веймаре он читал свой доклад «Проблемы руководства». Эта лекция, как мы видели, 
оказалась очень полезной. Командные круги Кригсмарине приняли её с огромным 
энтузиазмом и сразу начали использовать как руководство при подготовке молодых 
офицеров. Она стала почти классическим руководством при обучении искусству 
командира.

Вскоре после этого появилась книга Люта «Boot Wieder Greift An». Он жаловался 
Петерсену: «Ни за что больше не возьмусь за такую работу». Чтобы написать книгу,
 ему пришлось заполнить бесчисленное количество анкет, заявление о вступлении в 
Reichsschrifttumskammer (Гильдию писателей Рейха) – псевдопрофессиональную 
организацию, куда должны были входить все писатели Германии, представить полную 
историю семьи и, что самое главное, доказательства своего арийского 
происхождения. Его соавтор Клаус Корт (офицер, не имевший таких заслуг, как 
Лют) разозлил Люта, потребовав у министра пропаганды Йозефа Геббельса удвоить 
тираж книги. (Несмотря на это, книга никогда не была особенно популярна. 
Сегодня же найти хоть один экземпляр довольно сложно.)

Что же теперь ожидало Люта, кавалера Бриллиантов и любимца Деница, признанного 
лектора, автора опубликованной книги и героя Рейха? Он больше не мог выйти в 
море. Его гибель могла сказаться на духе подводников гораздо сильнее, чем 
смерть Прина и Кречмера. Другие офицеры, добившиеся подобного положения, – Топп,
 Резинг, Мертен – стали командирами боевых флотилий. В январе 1944 года Лют 
тоже был назначен командиром 22-й подводной флотилии. Но это было учебное 
соединение, базирующееся в Мемеле. Раньше такой пост означал конец карьеры. 
Именно так и случилось с предшественником Люта Вильгельмом Амброзиусом. Это 
была совсем не та работа, которой ждал Лют. Он даже мог подумать, что его 
попросту предали.

Но Дениц знал, что делал, и выбор адмирала оказался просто прекрасным. 22-я 
флотилия готовила будущих командиров подводных лодок. Средняя продолжительность 
жизни подводника сейчас не превышала 4 месяцев, и все курсанты в Мемеле об этом 
знали. Этим молодым людям требовался кто-то, кто сможет воодушевить их, сможет 
укрепить их веру в то, что самопожертвование и преданность не пропадут даром. 
Вольфганг Лют, лучший офицер подводного флота, был именно таким человеком.

Одним из офицеров, учившихся в Мемеле под командой Люта, был лейтенант Герберт 
Вернер. В своей автобиографии «Железные гробы» Вернер рассказал об обеде на 
лайнере, который стоял в Мемеле в качестве штабного корабля флотилии. Его класс 
закончил обучение, и Лют после прощальной речи и поздравлений начал раздавать 
письменные предписания из штаба подводного флота. Вернер был назначен 
командиром U-415. Он принял бумагу с вымученной улыбкой. «Это сильно смахивало 
на смертный приговор, так как устаревшая U-415 уже совершила множество походов. 
Выпавшая мне честь, первый порученный мне корабль оказался просто экспрессом, 
который сразу должен был доставить меня на морское дно». Лют за радостным 
гомоном поздравлений и пожеланий угадывал внутренние колебания таких людей, как 
Вернер. К счастью для Вернера, он выжил, хотя судьба была против него.

Лют прекрасно сознавал опасности, грозящие подводникам, хотя никогда в этом не 
признавался. Но именно поэтому он порекомендовал перевести своего бывшего 
первого вахтенного офицера Готтфрида Кёнига в преподаватели. Кениг вспоминает: 
«Благодаря Люту, я был назначен на учебную лодку в Данциге. В то время это не 
слишком отвечало моим желаниям, но в действительности Лют спас мне жизнь, так 
как почти все лодки, находившиеся в строю, после 1944 года погибли в море».

Лют прослужил в Мемеле с января по июль 1944 года. 15 июля он был назначен 
командиром дивизиона в Военно-морской школе Мюрвик,[118 - Название школы было 
изменено в 1943 году. Прим. авт.] которую сам кончил 10 лет назад. В течение 2 
месяцев службы на этой должности он был дважды повышен в звании. Сначала 1 
августа он стал фрегаттен-капитаном, а 1 сентября – капитаном цур зее 
(капитаном 1 ранга). Именно второе производство сделало Люта самым молодым 
капитаном 1 ранга в Кригсмарине. Ему исполнилось всего 30 лет. Он должен был 
получить это звание, чтобы Карл Дениц имел возможность назначить его на 
должность начальника Морской школы, хотя этот пост обычно занимал адмирал.

Однако такая стремительная карьера не могла остаться незамеченной. 
Офицеры-подводники ревниво следили за продвижением товарищей, и всегда 
находился тот, кто считал себя обойдённым и обиженным. В отношении Люта в этой 
роли выступил Ганс Иббелькен, командир U-179, который в 1938 годы даже был 
командиром флотилии, где служил Лют. По мнению Петерсена, дело заключалось не в 
том, что Иббелькен был старше Люта или сам метил на эту должность. Иббелькен 
давно имел зуб на Люта. В 1942 году они оба патрулировали в Южной Атлантике. 
Когда Иббелькен радировал о потоплении британского парохода «Эдвайзер» у 
побережья Южной Африки, Лют сообщил, что видел, как англичане ведут это судно 
на буксире.

Однако Дениц сказал Люту: «Не обращай внимания. Если кому-то это не нравится, я 
могу сделать тебя адмиралом». И он всё-таки назначил Люта начальником школы. «В 
те дни это было очень просто», – грустно заметил Петерсен, пересказывая эту 
историю.

Новая должность Люта ни в коей мере не была синекурой. Морская школа являлась 
старым и уважаемым заведением, война ничего в этом плане не изменила. Однако 
война и военный опыт сделали некоторые перемены неизбежными. Учебные программы 
были изменены так, чтобы в них остались самые необходимые предметы. Верховая 
езда и фехтование в 1944 году были просто неуместны. Отделения школы были 
открыты в соседних местечках Мейервик, Хусум, Шлезвиг, Гелингехафен, так как 
потребность в офицерах-подводниках выросла. В качестве начальника Лют отвечал 
за подготовку сотен кандидатов на офицерское звание. В большинстве своём они не 
прошли бы строгого довоенного отбора. Никто из них не ожидал от службы ничего, 
кроме плена или смерти. Трудно было поверить, что 10 лет назад Лют сам был 
одним из таких юношей, но с тех пор всё полностью изменилось.

17 сентября Лют сменил на посту начальника школы контр-адмирала Вальдемара 
Винтёра. Одним из первых офицеров, с которым Лют встретился после своего 
назначения, был молодой лейтенант Карл Петер, которому нужно было помочь 
подыскать жилище. «Я был командиром дивизиона в Морской школе, и только что 
женился. Мы с женой жили во Фленсбурге. Хозяйка квартиры потребовала, чтобы мы 
съезжали, когда заметила, что моя жена ждёт ребёнка. Мы оказались в очень 
трудном положении. Я пошёл к Люту и попросил его помочь нам найти новую 
квартиру. Так мы с ним встретились в первый раз. Он помог нам и вскоре стал 
первым гостем в нашем маленьком гнёздышке». Лют прекрасно понимал положение 
Петера. 7 ноября у них с Ильзе родился ещё один ребёнок. Это был сын, которого 
назвали Ян.

Война шла к своему неизбежному концу. Германия была обречена, хотя и продолжала 
сражаться. На западе Европы высадились союзники. Кто-то попытался убить Гитлера.
 Франция была освобождена. Русские вторглись в Германию с востока. И всё-таки 
немцы сражались. Война на море фактически закончилась в тот день 1943 года, 
когда Дениц отозвал свои лодки из Северной Атлантики. Однако подводные лодки 
продолжали действовать до самого последнего дня, они топили суда и гибли сами. 
Чудо-оружие, о котором молили подводники, так и осталось миражом. Подводные 
лодки, способные оставаться под водой неделями, способные развивать под водой 
20 узлов, невидимые для радара, – они так и остались на чертёжных досках.

В марте 1945 года в море погибли 33 подводные лодки. Авангарды американской 
Первой армии захватили плацдармы на Рейне, и к концу месяца дивизии 
американских Первой, Третьей и Девятой, а также британской Второй и канадской 
Первой армий вторглись на территорию Германии. В апреле погибли 53 лодки, а 
несколько дивизий Красной Армии ворвались на окраины Берлина, загнав 
правительство в бетонные бункера. На запад хлынули беженцы, многие из которых 
были этническими немцами. Родители Вольфганга Люта, Август и Эльфрида, и его 
сестра Вера сумели покинуть Позен 20 января, за несколько дней до появления 
русских. Они поодиночке добрались до Франкфурта-на-Одере. Эльфрида ехала на 
автомобиле, Вера на автобусе, а Август на грузовике. Потом они все вместе 
добрались на поезде через Берлин до Нойштадта, где им разрешили устроиться в 
жилом комплексе ВМФ.

Total verloren. Полный крах. Ни один здравомыслящий военный не мог думать иначе,
 даже Лют. Но, вероятно, он продолжал во что-то верить наперекор очевидному. 
Карл Петер в своей автобиографии описывает случай, имевший место в конце 1944 
года во время наступления в Арденнах. «В декабре, незадолго до Рождества, 
последний луч надежды внезапно осветил сумрачные дни. После первых успехов 
нашего наступления Вольфганг Лют собрал кадетов Морской школы под деревьями на 
берегу. И там, в снегу, под свет сигнальных ракет, он произнёс зажигательную 
речь, которая вдохновила все слушателей. В нас снова зародилась надежда. Я 
сейчас спрашиваю себя: а верил ли сам Лют в то, что говорил нам так искренне? Я 
думаю – да».

Снова церемония, хорошо отрежиссированная, вызвавшая потрясающий эффект. 
Драматическая обстановка невольно напоминала ритуальные собрания первых дней 
Рейха. Здесь был Лют, способный воодушевить людей, дать им надежду, когда 
реальность внушала лишь отчаяние и горе. Лют в эту ночь превзошёл сам себя. Но 
реальность быстро гасит воспламенённые надеждой сердца, и в конце концов 
улетучился последний призрак надежды. В феврале 1945 года наступление 
захлебнулось, и германские войска были отброшены дальше в пределы Фатерланда. 
«Часть кадетов была отправлена в армию, остальные остались в школе, чтобы 
готовиться к последней битве. Несколько юношей даже погибли в последние недели 
войны».

К весне линия фронта проходила уже недалеко от Фленсбурга, поэтому главный 
корпус Морской школы был превращён в госпиталь. Рейх рассыпался, немецкие 
города лежали в руинах, границы были прорваны, последние ошмётки чести потеряны,
 таяли остатки гордости. В своём бетонном бункере Адольф Гитлер вёл 
воображаемые бои, командуя призрачными армиями, тогда как его реальная армия 
была разгромлена и отступала на всех фронтах. В один из последних моментов 
просветления он собрал в кулак свою волю и назначил преемника. Сменить Гитлера 
в этом клокочущем водовороте должен был Карл Дениц.

30 апреля Гитлер застрелился в своём бункере. Дениц в это время находился в 
воздухе. 20 апреля он эвакуировал ставку Верховного Командования. Когда Дениц 
стал фюрером, он находился в Плене. 2 мая он прибыл во Фленсбург, разместив 
своё правительство в здании Sporthalle (спортивной гимназии) Морской школы. Сам 
Дениц поселился в особняке коменданта вместе с Лютом, его женой, четырьмя 
детьми и братом Иоахимом.

Именно из Sporthalle Дениц отдал свой знаменитый последний приказ подводным 
лодкам. «Мои подводники, вы сражались, как львы». Война на море потеряла всякий 
смысл, она превратилась в бесполезную бойню, объяснил адмирал. Все подводники 
могут гордиться своими делами. Они сражались отлично, не жалуясь ни на что. Они 
могут сложить оружие с честью. Все подводные лодки, находящиеся в море, должны 
следовать в ближайший порт союзников и сдаться.

Большая часть подводных лодок так и поступила, но далеко не все. Часть 
капитанов желала сражаться дальше. Многие затопили свои лодки в бухтах и 
заливах северной Германии. Две лодки направились в Аргентину. При этом 
мгновенно распространились слухи, что на борту второй из них – U-977 – туда 
прибыл Гитлер.

Один из офицеров, Герман Раш, 6 мая привёл в гавань Фленсбурга целую флотилию 
сверхмалых подводных лодок. Он сообщил Люту, самому старшему офицеру, которого 
ему удалось отыскать, что его подразделение готово сражаться до последней капли 
крови. Как пишет Жан Ноли в книге «Адмирал волчьих стай», Лют назвал Раша 
пиратом и приказал ему «убираться к чёрту». Это был нервный срыв человека, 
который всегда считал грубость качеством, недостойным офицера. Но в тот день, 
когда появился Раш, Лют с утра был вынужден слушать грохот бомб, сброшенных 
самолётами союзников. У них с Деницем был очень тяжёлый день, а вдобавок Раш 
жевал огромную сигару – как раз того сорта, который любил Лют, но больше не мог 
достать.

Германия подписала безоговорочную капитуляцию перед союзными державами 8 мая 
1945 года.[119 - Речь идёт о так называемой капитуляции в Реймсе перед 
западными союзниками. Настоящая капитуляция была подписана в Потсдаме 9 мая. 
Прим. пер.] Но и после этого в стране продолжал царить хаос. Оба фронта 
самоликвидировались, и неуправляемые группы солдат бродили по всей стране. 
Беженцы хлынули из оккупированных Советами восточных областей Германии, сначала 
тысячами, а потом миллионами. Ситуация в районе Фленсбурга была не лучше. 
Начались побеги пленных из местного рабочего лагеря Рейха.[120 - Потрясающий 
пример словесной проституции! Назвать концлагерь «рабочим лагерем»… И говорить 
о «побегах» уже после капитуляции Германии… Нет слов. Прим. пер.] Говорили, что 
они собираются мстить всем.

Фленсбург находился в британской зоне оккупации. Британское командование, 
обеспокоенное угрозой общему порядку, разрешило Люту, как местному командующему,
 расставить немецких часовых по периметру Морской школы. Он отобрал часовых из 
охранного батальона Деница, подразделения, сформированного для охраны 
правительства. Батальон состоял из подводников, им командовал корветтен-капитан 
Петер Кремер. В своём письменном приказе Лют приказывал: «Сначала требуйте 
пароль, а потом стреляйте».

Карл Петер разговаривал с Лютом в воскресенье 13 мая. «Мы встретились в 
коридоре школы рядом с моим классом. Лют стоял передо мной бледный, с запавшими 
щеками, его глаза ввалились от недосыпания. Однако он по-прежнему был готов 
помочь любому». Второй раз в течение года Петер был вынужден просить помощи 
Люта для урегулирования жилищного вопроса. Британский офицер приказал ему и его 
семье очистить комнату, чтобы в ней смогли разместиться англичане. Лют, 
несмотря на свои собственные проблемы, урвал немного времени, чтобы подыскать 
ночлег ему и пяти другим изгнанным семьям. (Бывшая комната Петера простояла 
пустой следующие 11 месяцев.)

Петер описывает человека, не спавшего по несколько дней подряд. В то время как 
все вокруг рушилось, Лют должен был обеспечивать работу правительства Деница, 
держать в порядке вверенную ему Морскую школу и заботиться о своей семье, 
которая насчитывала 6 человек. Вероятно, его голова была забита и другими 
вещами. Может быть, лишь тогда Люту открылась чёрная сторона 
национал-социализма – концентрационные лагеря, газовые камеры, штабеля трупов, 
подготовленные к сожжению, – и все камнем лежало у него на сердце.

После разговора Лют и Петер разошлись в разные стороны. Им предстояло ещё 
многое сделать, и времени на разговоры у них не было.

Но история на этом не кончается. Пока не кончается.

Глухая ночь во Фленсбурге, ветер, дождь, холод. Часовые медленно бродят 
взад-вперёд вдоль ограды Морской школы. Они промокли, глаза слипаются, и каждый 
нервничает, потому что отдан приказ стрелять по нарушителям.[121 - С чего бы 
это? Требование, совершенно нормальное для любого устава караульной службы. Без 
него часовой превращается в городового. Прим. пер.] Их пугают странные звуки, 
долетающие из темноты.

Часового, охранявшего северо-западный угол, звали Матиас Готтлоб. Ему 
исполнилось всего лишь 18 лет. Он был слишком молод для такой службы, но 
сержант Карл Франц все равно назначил его в караул. Готтлоб нервничает сильнее 
других, он стоит на главной аллее между самой Морской школой и Sporthalle, так 
называемом «Чёрном пути». Он должен останавливать и спрашивать пароль у самых 
старших офицеров, если они идут из одного здания в другое. Вся дорожка ему не 
видна из-за темноты и окружающих её деревьев, где можно слышать винтовочные и 
пистолетные выстрелы. Прошла уже неделя после заключения перемирия, и Готтлоб 
находится совсем недалеко от штаб-квартиры главы Рейха, однако стрелять могут и 
здесь.

Готтлоб шагает вперёд и назад, мокрый шлак хрустит у него под сапогами. Сейчас 
полпервого ночи, и до сих пор ничего не произошло. Слава богу, думает парень. 
Тем лучше для него. Внезапно он слышит шаги. «Halt!» – кричит он. Потом 
добавляет: «Wer da?»[122 - «Стой!» «Кто идёт?»]

Шаги смолкают. Никто не отвечает часовому, лишь ветер шумит в кронах деревьев, 
и Готтлоб вполне может не расслышать ответа. Он вскидывает винтовку и снова 
спрашивает: «Wer da?» Опять ни ответа, ни шагов. Незнакомец застыл на месте.

Теперь часовой испугался уже всерьёз. Он должен стрелять, должен. За всю его 
недолгую службу ещё никто не отказывался отвечать на оклик. Если бы только, 
если бы только этот человек сделал пару шагов вперёд, чтобы Готтлоб смог 
разглядеть его…

Он направляет винтовку в темноту аллеи, прижимая приклад к бедру. Он не 
целится… «WER DA?!» – визжит Готтлоб. Ответа нет. Он стреляет вслепую и слышит 
глухой звук падающего тела.

Мороз пробегает по коже Готтлоба, когда он подходит к лежащему человеку. И 
спустя целую бесконечность кто-то говорит ему прямо в ухо: «Что здесь 
случилось?» Это Франц. «Готтлоб, что ты натворил?»

«Я кого-то застрелил»

Франц пока не видит. Он всматривается в тело, лежащее на земле. На нём кожаное 
пальто и белый шарф. Морской офицер, автоматически говорит сам себе Готтлоб. 
Старший офицер, один из наших.

И страшная правда открывается часовому. Он наклоняется над телом, лежащим 
навзничь. Ничего не видящие глаза смотрят в небо.

«Это наш командир. Это Вольфганг Лют», – говорит Франц.




Подводные лодки Вольфганга Люта

U-9 (серия IIB)

Водоизмещение: 279/329 t

Размеры: 42,7? 4,1? 3,8 м

Машины: 2 вала, дизеля MWM, 700 bhp = 13 узлов/ 2 электромотора, 360 shp = 6,9 
узла;

21 тонна нефти = 1300 миль @ 12 узл./ 43 мили @ 4 узл.

Вооружение: 1 – 20 мм; 3 ТА (нос) 533 мм (6 торпед)

Экипаж: 25 человек

U-138 (серия IID)

Водоизмещение: 314/364 t

Размеры: 44,0? 4,9? 3,9 м

Машины: 2 вала, дизеля MWM, 700 bhp = 12,7 узла/ 2 электромотора, 410 shp = 7,4 
узла;

23 тонны нефти = 1900 миль @ 12 узл./ 43 мили @ 4 узл.

Вооружение: 1 – 20 мм; 3 ТА (нос) 533 мм (6 торпед)

Экипаж: 25 человек

U-43 (серия IXА)

Водоизмещение: 1032/1153 t

Размеры: 76,5? 6,5? 4,7 м

Машины: 2 вала, дизеля MAN, 4400 bhp = 18,2 узла/ 2 электромотора, 1000 shp = 7,
7 узла;

154 тонны нефти = 8100 миль @ 12 узл./ 65 миль @ 4 узл.

Вооружение: 1 – 105/45 мм, 1 – 37/83 мм, 1 – 20 мм; 6 ТА (4 нос + 2 корма) 533 
мм (22 торпеды)

Экипаж: 48 человек

U-181 (серия IXD2)

Водоизмещение: 1616/1804 t

Размеры: 87,6? 7,5? 5,4 м

Машины: 2 вала, дизеля MAN, 5400 bhp = 19,2 узла/ 2 электромотора, 1100 shp = 6,
9 узла;

442 тонны нефти = 23700 миль @ 12 узл./ 57 миль @ 4 узл.

Вооружение: 1 – 105/45 мм, 1 – 37/83 мм, 1 – 20 мм; 6 ТА (4 нос + 2 корма) 533 
мм (24 торпеды или 6 торпед и 32 мины)

Экипаж: 57 человек




Германские подводные асы

Имя Количество судов Тоннаж Период действий

1 Отто Кречмер 47 274.386 4 Окт, 1939 – 16 Март, 1941

2 Вольфганг Лют 47 225.756 18 Янв, 1940 – 12 Авг, 1943

3 Эрих Топп 36 198.658 17 Июль, 1940 – 3 Авг, 1942

4 Гюнтер Прин 30 186.253 5 Сент, 1939 – 28 Февр, 1941

5 Генрих Либе 34 185.377 6 Сент, 1939 – 8 Июнь, 1941

6 Генрих Леман-Вилленброк 25 179.2121 1 Дек, 1940 – 9 Март, 1942

7 Виктор Шютце 34 174.8963 1 Окт, 1939 – 29 Июнь, 1941

8 Герберт Шульце 26 169.709 5 Сент, 1939 – 12 Июнь, 1941

9 Карл-Фридрих Мертен 27 167.271 22 Сент, 1941 – 6 Ноя, 1942

10 Иоахим Шепке 38 161.340 30 Сент, 1939 – 18 Дек, 1940

11 Георг Лассен 27 160.348 27 Март, 1942 – 11 Март, 1943

12 Генрих Блейхродт 27 158.957 15 Сент, 1940 – 17 Сент, 1942

13 Вернер Генк 25 157.064 12 Сент, 1942 – 24 Дек, 1943

14 Карл Эммерманн 26 152.778 27 Май, 1942 – 24 Июль, 1943

15 Роберт Гизэ 25 146.815 27 Март, 1941 – 5 Авг, 1943

16 Иохан Мор 30 143.005 20 Сент, 1941 – 2 Apr, 1943

17 Эрнст Кальс 20 142.656 10 Дек, 1941 – 12 Ноя, 1942

18 Адольф Корнелиус Пининг 26 140.449 22 Февр, 1942 – 24 Окт, 1943

19 Энгельберт Эндрасс 24 128.05 96 Июнь, 1940 – 21 Дек, 1941

20 Клаус Шольц 25 127.990 22 Февр, 1941 – 17 Авг, 1942

21 Эрнст Бауэр 26 126.953 20 Июль, 1941 – 5 Ноя, 1942

22 Вернер Хартманн 27 120.300 8 Окт, 1939 – 1 Авг, 1943

23 Гельмут Витте 23 119.684 21 Май, 1942 – 28 Март, 1943

24 Рейнхард Хардеген 23 118.984 2 Март, 1941 – 17 Apr, 1942

25 Гюнтер Гесслер 21 118.822 3 Февр, 1941 – 24 Сент, 1941

26 Ганс Иениш 18 115.207 2 Март, 1940 – 28 Окт, 1940

27 Рихард Цапп 16 106.200 29 Июнь, 1941 – 2 Май, 1942

28 Вильгельм Ролльман 25 103.821 7 Сент, 1939 – 2 Ноя, 1943

29 Гюнетр Крех 20 101.696 28 Авг, 1941 – 23 Февр, 1943

30 Эрвин Ростин 17 101.321 24 Февр, 1942 – 29 Июнь, 1942

31 Ганс-Людвиг Витт 19 100.773 10 Июнь, 1942 – 5 Май, 1943

32 Гаральд Гельхаус 19 100.382 23 Авг, 1941 – 1 Май, 1943

853 4.715.122



Цифры потопленного тоннажа (а иногда и количество потопленных судов) до сих пор 
обсуждаются историками. В разных источниках могут приводиться разные данные, 
хотя они не должны расходиться слишком сильно. Очень часто во время атаки 
конвоя волчьей стаей несколько лодок выпускали торпеды в одно и то же судно, и 
командиры заявляли о его потоплении. Послевоенные исследования позволили 
устранить большую часть таких разногласий, хотя ответить на все вопросы до сих 
пор не удалось.




FuMB 1 «Метокс» 600А

Этот детектор излучения радара устанавливался на подводных лодках с августа 
1942 года. Он должен был обнаруживать работу поискового радара с длиной волны 1,
5 м на безопасной для лодки дистанции. Своё название устройство получило от 
названия фирмы (французской!), его производившей. Летом 1941 года в Северной 
Африке в руки немцев попал бомбардировщик «Веллингтон» с исправным радаром, что 
и позволило им сконструировать Метокс.

Однако очень быстро выяснилось, что Метокс даёт слишком большое число 
обнаружений. Тогда флот обратился к эксперту фирмы «Телефункен» доктору Рунге с 
просьбой разобраться в этой проблеме. Рунге быстро выяснил, что Метокс плохо 
различает сигналы. Например, работу передатчика Люфтвафе, расположенного в 80 
км от Бордо, он принимал за действие самолётного радара. В конструкцию 
детектора был внесён ряд изменений.

Но и после этого неприятности не закончились. Немцы обнаружили, что Метокс сам 
испускает слабое электромагнитное излучение, что характерно для многих 
радиоприёмников, особенно супергетеродинных. Весной 1943 года лодки понесли 
тяжёлые потери, потому что англичане начали использовать новый радар с длиной 
волны 10 см, работу которого Метокс не мог обнаружить. Однако захваченный в 
плен британский офицер на допросе сказал, что причиной неприятностей является 
именно излучение Метокса. Самолёты Берегового Командования якобы получили 
специальный приёмник для обнаружения этого излучения. Так как это было 
технически возможно, немцы поверили. Дениц запретил использование Метокса. 
Одновременно это на несколько месяцев замедлило установку на подводных лодках 
более совершенного детектора «Наксос».




Германские подводники, награждённые Рыцарским Крестом с Дубовыми Листьями, 
Мечами и Бриллиантами

1. Корв-кап. Лют, Вольфганг 9.8.43 U-181

2. Корв-кап. Бранди, Альбрехт 23.11.44 U967

Всего было вручено 27 таких наград.




Германские подводники, награждённые Рыцарским Крестом с Дубовыми Листьями и 
Мечами

1. Корв-кап. Кречмер, Отто 26.11.41 U-99

2. Корв-кап. Топп, Эрих 17.8.42 U-552

3. Кап-лейт. Зурен, Рейнхард 1.9.42 U-564

4. Корв-кап. Лют, Вольфганг 15.4.43 U-181

5. Корв-кап. Бранди, Альбрехт 9.5.44 U-967

Корветтен-капитан Отто Кречмер получил эту награду в британском лагере для 
военнопленных, так как попал в плен ещё 17 марта 1941 года, когда U-99 была 
потоплена британскими эсминцами. Всего было вручено 150 таких наград.

Германские подводники получили 29 Рыцарских Крестов с Дубовыми Листьями из 853 
вручённых. Гросс-адмирал Карл Дениц получил его 6.4.43 г.

Из 7318 Рыцарских Крестов подводникам были вручены 144: 123 – командирам лодок, 
14 инженер-механикам, 7 – маатам (6 рулевым и 1 механику). 27.10.43 г. 
Рыцарским Крестом был награждён обер-лейтенант-инженер Карл Ландферманн, 
старший механик подводной лодки U-181.


Ранее 6 подводников были награждены Бронзовым Испанским Крестом с Мечами. Все 
они были вручены 6.6.39 г. Всего было вручено 26117 этих крестов всех степеней. 
Высшей степенью был Золотой Испанский Крест с Мечами и Бриллиантами.

1. Кап-лейт. Фрауэнгейм, Гюнтер U-25

2. Обер-лейт. Корт, Клаус U-31

3. Обер-лейт. Лемп, Фриц-Юлиус U-28

4. Обер-лейт. Лют, Вольфганг U27

5. Кап-лейт. Шульц, Вильгельм U-33

6. Обер-фенрих Цурн, Эрих U-26




ДОПОЛНЕНИЯ


Стр. 9 Морская школа – Мюрвик (германская военно-морская академия). Все 
кандидаты на офицерское звание учились в ней, и каждый офицер сохранял частичку 
её на всю оставшуюся жизнь. Лют учился здесь в 1934 – 35 годах, и покинуть 
школу ему было труднее, чем большинству остальных.

Стр. 11 Подводные лодки серии IIВ в Киле. Слева направо: U-10, U-9, U-11 и U-7.

Подводная лодка серии IID U-141.

Мостик лодки серии IXC.

Стр. 13 Гросс-адмирал Карл Дениц, главнокомандующий подводным флотом. В 1935 
году Дениц стал командиром воссозданного в Германии подводного флота. Следующие 
10 лет он руководил действиями подводных лодок, а в 1943 году стал 
главнокомандующим германским флотом. После смерти Адольфа Гитлера в 1945 году 
он стал фюрером. В Нюрнберге Карла Деница осудили за военные преступления, хотя 
на самом деле это была расправа за его военные успехи. Справедливо или нет, 
однако он провёл 10 лет в тюрьме Шпандау.

Стр. 17 Лодка U-124 возвращается из похода.

Стр. 20 Отто Веддинген – идеал. В 1914 году Веддинген, который командовал 
подводной лодкой U-9, в течение 1 часа потопил 3 британских броненосных 
крейсера. Кайзер Вильгельм II наградил его за это Железным Крестом, и экипаж 
нарисовал огромный крест на рубке лодки. Веддинген погиб в марте 1915 года, 
превратившись в героя и легенду. Никто, даже Вольфганг Лют, не могли с ним 
соперничать.

Стр. 26 Гюнтер Прин – реальность. Прин, первый из знаменитых подводных асов 
Второй Мировой войны, был блестящим тактиком и пламенным фашистом. Его 
ненавидели все подчинённые, однако до самой своей гибели в 1941 году он 
оставался любимчиком Деница.

Стр. 27 Прин после возвращения из Скапа Флоу. Там в октябре 1939 года Прин 
потопил линкор «Ройял Оук». Вероятно, это была самая отважная и самая опасная 
операция подводной лодки за всю войну. После этого он немедленно превратился в 
газетного героя, хотя ему это не нравилось. «Я командир подводной лодки, а не 
кинозвезда», – говорил Прин.

Стр. 30 Подводная лодка U-9, введённая в строй в августе 1935 года, стала 
второй из трёх лодок с этим бортовым номером. На борту рубки можно видеть 
Железный Крест Веддингена. Это была единственная эмблема на все 4 лодки 
Вольфганга Люта. Когда Лют в 1939 году стал её командиром, U-9 уже устарела. Но 
так как лодок не хватало, ей пришлось воевать на различных театрах.

Стр. 41 Небритый Лют стоит под левым ходовым огнём U-9. Можно видеть голый 
каркас Железного Креста Веддингена. (Подводные лодки не пользовались ходовыми 
огнями, однако на этой лодке они сохранились с мирных времён.)

Стр. 52 Союзный конвой в Северной Атлантике. Сотни таких конвоев пересекли 
Атлантику за годы войны. В первые годы войны многие корабли всё-таки 
становились жертвами германских подводных лодок. U-138 в сентябре 1940 года 
атаковала идущий на запад конвой ОВ-216, который выглядел примерно так же.

Стр. 55 Спокойная минута на мостике U-138. Первый вахтенный офицер Франц 
Грамицки сидит справа. Над ним в центре виден молодой Теодор Петерсен. Все 4 
человека слушают радиоприёмник, который стоит перед ними. Судя по всему, 
новости хорошие. Этот снимок сделан летом 1940 года, в «счастливые денёчки».

Стр. 62 Отто Кречмер. Он попал в плен через 18 месяцев после начала войны, но 
за это время потопил больше тоннажа, чем любой другой командир подводной лодки 
за всю войну. Вольфганг Лют шёл вслед за ним. Остальные командиры называли 
Кречмера «Молчаливый Отто». Враги его ненавидели и боялись, но всегда уважали.

Стр. 72 Вольфганг и Ильзе Лют. Из всего, что сделал Лют за свою жизнь, брак был 
самым важным и радостным событием. Он сделал его совершенно счастливым, а так 
как он был счастлив, ему казалось совершенно естественным, что и все вокруг 
тоже должны жениться.

Стр. 87 Попавший в плен в марте 1941 года Кречмер покидает борт британского 
эсминца «Уокер». Его потеря, а также гибель в том же месяце Гюнтера Прина и 
Иоахима Шепке означали конец «счастливых времён» для германских подводников.

Стр. 103 Эрих Топп – третий в списке подводных асов, командир U-552, «Лодки 
красного дьявола». В октябре 1941 года, за 6 недель до Пирл-Харбора, Топп 
потопил в Северной Атлантике американский эсминец «Рубен Джеймс». Эта атака 
возвестила о начале необъявленной войны между Соединёнными Штатами и Германией.

Стр. 108 Танкер компании «Сокони Мобил» «Астрал». «Астрал» пропал без вести в 
декабре 1941 года. В одном из журналов через 20 лет Вольфганга Люта обвинили в 
том, что он потопил это судно. Обвинили потому, что он потопил танкер за 5 дней 
до Пирл-Харбора.

Стр. 110 Вольфганг Лют на мостике U-43. Он выглядит замёрзшим, потому что ему 
действительно холодно. Во время последнего похода в качестве капитана U-43 в 
январе 1942 года его экипажу пришлось скалывать лёд с антенн и надстройки с 
помощью кувалд.

Стр. 116 Церемония подъёма флага на U-181 в мае 1942 года. Слева стоит Лют, 
перед ним выстроен экипаж лодки. Если верить большинству свидетелей, это было 
радостное событие. Лют зашёл так далеко, что разрешил жёнам моряков побывать на 
лодке, хотя это было грубым нарушением всех морских традиций.

Стр. 122 Свидетельство о пересечении экватора. Десятки таких «документов», 
написанных чернилами от руки, были выданы морякам в октябре 1942 года, когда 
U-181 пересекла экватор. Этот обычай соблюдался в годы войны очень редко.

Стр. 144 Лют на мостике U-181, когда она вернулась из первого боевого похода в 
январе 1943 года. На перископе развеваются 12 вымпелов, которые означают 12 
судов, потопленных за время похода. 10 из них были потоплены в течение одного 
месяца.

Стр. 158 Потопление шведского сухогруза «Сицилия». Этот эпизод примечателен тем,
 что Лют действовал в полном соответствии с положениями устаревшего призового 
права. Он остановил судно предупредительным выстрелом, забрал шкипера на борт 
U-181 для допроса. Он дал команде полчаса, чтобы покинуть судно. Один из 
моряков U-181 сделал эти снимки в момент пуска торпеды в «Сицилию».

Стр. 162 Союзный конвой в конце войны, снимок сделан с борта самолёта 
сопровождения. Это снимок иллюстрирует то, что командирам подводных лодок 
пришлось испытать на собственной шкуре. Появление самолёта кардинальным образом 
изменило характер морской войны, а с 1943 года господство союзников в воздухе 
было неоспоримым.

Стр. 164 Подводная лодка, атакованная американской летающей лодкой РВМ в Южной 
Атлантике в мае 1943 года. U-43 под командой бывшего первого вахтенного офицера 
Люта Ханса-Иоахима Швантке погибла со всем экипажем в июле во время примерно 
такой же атаки.

Стр. 167 Акула Йозефа Дика свисает с поручней мостика. Поимка этой акулы 
оказалась желанным развлечением в долгом монотонном походе. Это означало, что 
самому Люту можно придумывать на одно развлечение меньше, чтобы спасти моряков 
от скуки. Он даже попытался подать эту акулу на обед, но кок не сумел 
приготовить рыбу, и жуткая стряпня отправилась за борт.

Стр. 169 Лют сфотографирован на мостике U-181. Он одет в стандартный костюм 
подводника в Индийском океане – шорты и ботинки. Борода уже заметно подросла. 
Слева виден 20-мм «Эрликон», установленный на ограждении мостика в качестве 
импровизированного усиления ПВО лодки. Лишь позднее немцы начали перестраивать 
мостики лодок и устанавливать на них многоствольные автоматы.

Стр. 174 Второй боевой поход U-181 с марта по октябрь 1943 года. Он продолжался 
203 дня, и Вольфганг Лют потопил 10 торговых судов. Он был награждён Рыцарским 
Крестом с Бриллиантами. Он и его экипаж стали героями, но Битва за Атлантику к 
этому времени была проиграна. В течение нескольких дней U-181 удерживала рекорд 
продолжительности похода, но в это время в море ещё оставалась U-196. Именно 
она побила рекорд Люта и удерживала его до конца войны.

Стр. 182 U-181 вернулась в Бордо в октябре 1943 года после рекордного похода. 
На рубке написана цифра, означающая потопленный тоннаж, а на перископе подняты 
48 вымпелов (впрочем, обе цифры оказались неверными).

Стр. 183 Ещё один снимок мостика U-181, сделанный с верхней палубы. Экипаж 
смешал строй, что вполне понятно при подобных обстоятельствах.

Стр. 193 Унтер-офицеры U-181. Когда в 1942 году лодка вошла в строй, они не 
знали друг друга. После 18 месяцев совместной службы и 2 долгих походов они 
стали больше чем братьями, это были члены «одной большой семьи».

Стр. 194 Вольфганг Лют во время своей последней ночи с экипажем U-181, ноябрь 
1943 года. Он демонстрирует им то, что показывал фюреру 2 недели назад, хотя на 
сей раз пивной бутылки у него на макушке нет.

Стр. 210 Похоронная процессия. Вольфганг Лют застрелен часовым 2 дня назад. 6 
офицеров почётного караула едва видны за гробом, но Карла Деница, идущего сзади,
 можно легко узнать. За ним идёт Ильзе Лют.

Стр. 259 Вольфганг Лют и врач U-181 Лотар Энгель. Энгель и большая часть 
экипажа только что получили Железные Кресты. На шее Люта впервые появился 
новенький Рыцарский Крест с Бриллиантами, но его частично скрывает борода.



notes


Примечания





1


Последней германской лодкой, потопленной во Второй Мировой войне, стала U-2365, 
уничтоженная британской авиацией на подходах к Кристиансанду 8 мая 1945 года. 
Прим. пер.




2


Набор 1933 года. Прим. пер.




3


Вероятно, речь идёт о звании фенриха. Прим. пер.




4


Материнский дом. Пер. с нем.




5


Чтобы лучше ознакомиться с жизнью и бытом Мюрвика, можно прочитать прекрасную 
книгу Г. Грюммера «Скитания», Москва, Воениздат, 1982 г. Прим. пер.




6


Не слишком понятно, о чём говорит автор. До 1940 года «Кенигсберг» имел 2 
одиночных 88-мм зенитных орудия, не считая 37-мм автоматов. Предположить, что 
зелёный лейтенантик стал сразу командиром зенитного дивизиона, трудно. Прим. 
пер.




7


Ещё одно свидетельство наивности автора книги. «Собственная инициатива» 
командира военного корабля в вопросе выбора флага?! И такое говорит выпускник 
военно-морской академии?! Или, американский капитан может «по собственной 
инициативе» поднять на атомном авианосце занзибарский флаг? Прим. пер.




8


Тоже довольно смелая оценка итогов Ютландской битвы. Прим. пер.




9


Автор ошибочно относит её к океанским лодкам, то есть явно путает с лодками 
серии IX или серии I. Иногда эти лодки всё-таки называют «самыми маленькими из 
океанских лодок», однако они являются прямым развитием прибрежных лодок типа 
UB-III, строившихся в годы Первой Мировой войны. Хотя «семёрки» и действовали в 
Атлантике, но всё-таки полноценными океанскими лодками не являлись. Прим. пер.




10


«Более 600» – это мягко сказано. Всего было построено 704 лодки серий VIIA – 
VIIF. Прим. пер.




11


В действительности германские верфи были просто не в состоянии построить больше 
кораблей, чем разрешалось договором. Прим. авт.




12


Неудачная попытка автора обыграть английский каламбур. As – ас, но Ass – 
задница. Однако Лют не мог так сказать, поскольку по-немецки задница – Arsch. 
Может быть, Лют ударился в историю и вспомнил мелкую римскую монету, то есть 
обозвал своего капитана дешёвкой? Прим. пер.




13


«Лодка снова атакует». Прим. авт. Автор допустил любопытную ошибку. Приведённое 
название не соответствует правилам немецкой грамматики, где с заглавных букв 
пишутся лишь имена существительные. Это название должно выглядеть так: «Boot 
greift wieder an». Но зато приведённый автором вариант вполне соответствует 
крикливому американскому стилю, где главным является все. Прим. пер.




14


Прелестно сказано насчёт «нечестно». Со стороны гитлер-юнге Деница такая забота 
о соблюдении норм международного права просто умиляет. Прим. пер.




15


Почему фашистский салют называют «немецким приветствием», лично мне абсолютно 
непонятно. Прим. пер.




16


В первый день войны, между прочим! Прим. пер.




17


Объяснения Лемпа выглядят, как детский лепет. Он-де топил «вспомогательный 
крейсер». Англичане за пару часов после объявления войны успели вооружить 
«Атению» и выгнать на середину океана?! Прим. пер.




18


Тоже довольно смелое заявление. Лодка U-9 относилась к серии II, которая, как и 
серия VII, была прямым наследником германских лодок Первой Мировой войны, а 
именно – типа UF. Однако автор совершенно ошибочно относит U-9 к серии IIA. На 
самом деле это был уже немного улучшенный вариант – серия IIB. Прим. пер.




19


Интересным аспектом этой проблемы было отношение к кресту на рубке. Лют не 
любил неофициальных эмблем, на которые были падки его товарищи: храпящего быка 
Прина, подковы Кречмера, эдельвейса Мора и тому подобного. Он ничего не 
позволял рисовать на своих лодках. «Sein, nicht sheinen», – часто повторял Лют. 
«Поступки громче слов». Однако он не посмел стереть Железный Крест с рубки U-9. 
Прим. авт.




20


Все даты и координаты взяты из военных дневников лодок, на которых плавал Лют. 
Прим. авт.




21


Лишнее уточнение. На лодках серии II нет кормовых аппаратов. Прим. пер.




22


Достаточно стандартная уловка гитлеровских подводников, оправдывающих атаки 
нейтральных судов. Это какой сумасшедший, кроме нейтрала, будет через полгода 
после начала войны в зоне военных действий следовать с открытыми огнями? Прим. 
пер.




23


Вообще-то залив находится на восточном побережье Шотландии. Даже выпускнику 
американской военно-морской академии не грех иногда смотреть на карты. Прим. 
пер.




24


Опять атака нейтрального судна! Прим. пер.




25


Наибольшее количество пройденных миль значится в бортовых журналах лодок, 
которыми командовал капитан-лейтенант Генрих Тимм, а не Лют. На U-251 Тимм 
побывал в Карском море, а на U-862 – на подходах к Сиднею. Однако Тимм не может 
похвастаться каким-либо серьёзными успехами. Прим. авт.




26


Автор в очередной раз демонстрирует географическую и экономическую 
безграмотность. Основная часть шведской руды перевозилась на Балтике. И захват 
норвежских портов мог выгнать германские транспорты в Норвежское, но никак не 
Северное море. Прим. пер.




27


Умри, Денис, лучше не выдумаешь! Обозвать новейший тяжёлый крейсер старым 
линкором… Я уже не знаю, как это прокомментировать. Хотя формально крейсер 
«Блюхер» вошёл в строй 20 сентября 1939 года, из-за многочисленных недоделок к 
началу операции «Везерюбунг» он даже не прошёл испытаний, не говоря уже об 
учебных стрельбах. Лишь отчаянная нехватка кораблей заставила немцев привлечь к 
операции совершенно небоеспособный крейсер. Он получил более 20 попаданий 
снарядами и 1-2 торпеды и затонул в Осло-фиорде. При этом погибло более 250 
моряков и десантников. Прим. пер.




28


И вновь автора подводит некомпетентность. Дела обстояли чуточку не так, скорее, 
даже совсем наоборот. Вот, каковы причины гибели германских лодок. U-1 была 
торпедирована британской лодкой «Порпойз», то есть неудачная атака немцев здесь 
не при чём. U-64 была застигнута врасплох и потоплена бортовым самолётом 
«Уорспайта». Случай вообще уникальный – самолёт-разведчик с линкора топит 
подводную лодку. И лишь U-49 действительно была потоплена британскими эсминцами 
«Брейзен» и «Фиэрлесс». Прим. пер.




29


Эсминец «Гром» был уничтожен германской авиацией в Вест-фиорде 5 мая. Прим. авт.





30


На самом деле торпеда G7e не прошла положенных испытаний. Инспектор торпедного 
вооружения адмирал Геттинг и директор Экспериментального института торпедного 
вооружения адмирал Вер после операции «Везерюбунг» пошли под суд. Прим. пер.




31


«План Жёлтый». Прим. пер.




32


В который раз выпускник хвалёного Аннаполиса потрясает нас своими знаниями! 
Вероятно, весь мир, кроме американской военно-морской академии, знает, что на 
германских лодках серии II нет кормовых аппаратов. Прим. пер.




33


Лют становится крупным специалистом по уничтожению нейтральных судов. Прим. пер.





34


История, слишком сильно смахивающая на откровенное вранье. Ни один подводник не 
сочтёт паршивый тральщик целью, более выгодной, чем вооружённое торговое судно, 
которое вполне может оказаться вспомогательным крейсером. И что это за сильное 
течение, которое вмиг унесло U-9 от целей? Гольфстрим, мне кажется, проходит 
довольно далеко от берегов Бельгии. Прим. пер.




35


Честное слово, начинаешь подозревать Люта в патологической ненависти к 
нейтралам. Шведы, эстонцы, латыши… Наверное, топить их было легче, чем 
британские транспорты. Прим. пер.




36


Опять носовые аппараты! Ну не было на U-9 кормовых аппаратов, что за глупое 
уточнение. Прим. пер.




37


Маат в германском флоте эквивалент унтер-офицера. Прим. пер.




38


Французы будут говорить о «подписании перемирия». Прим. пер.




39


Сусальная история, в которую трудно поверить. Автор постоянно называет 
Петерсена Obersteuermann, то есть старший рулевой. Но это должность, а не 
звание. Предположение, что Петерсен был обер-маатом, то есть старшим 
унтер-офицером, не более чем моё предположение. В то же время, автор сам 
подчёркивает, что сначала Петерсен не был офицером. Дружба между унтером и 
капитан-лейтенантом… Да ещё в германском флоте… Этого не может быть, потому что 
просто не может быть никогда. Даже фенрихов, то есть кандидатов на офицерское 
звание, отделяла от лейтенанта целая пропасть. И никакая теснота отсеков лодки 
не могла эту пропасть ликвидировать. Прим. пер.




40


Весьма пренебрежительная характеристика прибора, который стал причиной гибели 
сотен германских лодок и десятков тысяч подводников. Прим. пер.




41


Это, интересно, как? Стрельба с глубины 100 метров по данным гидроакустики? Для 
Фолклендской войны 1982 года вполне нормально, но в 1940 году лодки стреляли 
либо с перископной глубины, либо вообще из надводного положения. Как-то странно 
преподают тактику в Аннаполисе. Прим. пер.




42


Ложь. Вспомогательный крейсер «Чешир» (построен в 1927 году, 10520 GRT, 15 
узлов, 6 – 152-мм орудий, 2 – 76-мм зенитки) в 1943 году был переоборудован в 
войсковой транспорт и благополучно прослужил до конца войны. Прим. пер.




43


Ой, как интересно! Новая страница в германской истории! Я-то всегда считал, что 
это Гитлер внезапно расправился с Ремом, Карлом и другими главарями штурмовиков.
 Вот он, уровень американского образования! Прим. пер.




44


Несколько непривычная формулировка объясняется тем, что Рыцарский Крест – не 
самостоятельная награда, а только степень Железного Креста. Поэтому краткое 
выражение «получить Рыцарский Крест» не совсем точно, оно звучит как «получить 
Первый Класс» Чего? Но всё-таки так говорят. Прим. пер.




45


Например, Рыцарский Крест получил старший артиллерист линкора «Бисмарк» 
Адальберт Шнейдер за потопление линейного крейсера «Худ». За годы войны в 
подводном флоте Рыцарский Крест получили 121 командир лодки, 2 первых вахтенных 
офицера, 14 механиков и 7 унтер-офицеров. Прим. пер.




46


Теодор Петерсен вспоминает: «Из всех лодок Люта U-43 для меня была самой лучшей 
и самой надёжной. Хотя иногда она брыкалась, как старая лошадь, мы всегда знали,
 что всё в порядке, и с нами ничего не может случиться». Прим. авт.




47


Весьма своеобразный взгляд на обеспечение операций. То-то глупый Дениц 
развернул систему метеорологических станций от Гренландии до Бразилии, 
используя береговые посты, малые суда, подводные лодки. Американская 
военно-морская академия знает лучше, что и как следовало делать. Между прочим, 
когда в 1941 году линейные крейсера «Шарнхорст» и «Гнейзенау» совершили вылазку 
в Атлантику, метеоролог эскадры был награждён Железным Крестом, так как именно 
его прогноз помог адмиралу Лютьенсу выбрать время и место прорыва через линию 
британских патрулей. Впрочем, командиры лодок действительно не любили подобные 
задания. Прим. пер.




48


Автор по какой-то неизвестной причине полагает, что в сомкнутом строю конвой 
шёл лишь под прикрытием военных кораблей. Так как в 1940 году у англичан не 
хватало эскортных кораблей, среднюю часть океана конвои пересекали без 
охранения, но конвой расформировывался лишь при подходе к пункту назначения, то 
есть у берегов Северной Америки. Безграмотность горе-историка просто ужасает. 
Прим. пер.




49


Статистика показывает, что в феврале 1941 года в строю находилось самое малое 
количество германских лодок за всю войну. Прим. авт.




50


Система дешифровки получила кодовое название «Ультра».Прим. авт.




51


Интересно, кто и куда планировал высадку десанта? Немцы в Америку, или 
наоборот? Прим. пер.




52


Сцена в фильме «Das Boot» когда люди на мостике лодки плачут, глядя на тонущий 
танкер, является чистейшим вымыслом. Во время атаки расстояние до цели слишком 
велико, поэтому любые ощущения притупляются. Однако по прошествии некоторого 
времени может наступить шок, особенно у новичков. Прим. авт.




53


Южная оконечность Исландии




54


Совершенно непонятно, о чём идёт речь. «Худ» был потоплен утром 24 мая. Первую 
радиограмму Лютьенс отправил в 6.32. О намерении прервать поход и возвращаться 
в Сен-Назер он радировал в 8.01. В 19.00 адмирал уже получил ответ из штаба 
флота. Прим. пер.




55


Для американца этот словесный пассаж не говорит ничего, но для нас очень 
знакомая риторика. Сталин и Гитлер – близнецы-братья. Не так ли? Прим. пер.




56


SC-42 потерял 13 судов во время ожесточённой битвы, разыгравшейся к западу от 
Исландии. Это был один из редких случаев, когда «Ультра» не сумела предупредить 
Адмиралтейство. Прим. авт.




57


Ограниченность места на подводных лодках не позволяла ввести в штат 
«национал-социалистического офицера-руководителя», или, по-русски, замполита. 
Но таковые имелись на всех кораблях Кригсмарине крупнее торпедного катера. Прим.
 пер.




58


Переведена и издана в России. Прим. пер.




59


Вымпелы, обозначающие потопленные суда




60


Как это можно сделать – не представляю, но такой факт действительно имел место. 
Лодка выбросила белый флаг после атаки самолёта и покорно ожидала прибытия 
британских кораблей. Бомбардировщик «Хадсон» сбросил 4 глубинные бомбы в 8.30, 
но лишь вечером прибыл траулер «Ноферн Чиф». Я уж не говорю о том, что 
«семёрка» со своим 88-мм орудием вполне могла этот траулер потопить. Под 
названием «Граф» эта лодка даже успела повоевать в составе Королевского Флота. 
Прим. пер.




61


Петерсен стоял рядом с Лютом, когда тот услышал эту новость. Лют сказал, подняв 
бровь: «А что ты ждал от члена католического набора?» Он рассказал, что в 1927 
году католическая партия центра в обмен на поддержку в рейхстаге при обсуждении 
вопроса о выделении средств на строительство «Крейсера А», получила обещание, 
что в морском училище будет класс, полностью укомплектованный католиками. Это 
неверно. Скорее всего, Лют просто слишком не любил католиков и охотно повторил 
услышанную сплетню. Прим. авт.




62


Новым вторым вахтенным офицером был назначен Гельмут Мюнстер. Хотя Мюнстер не 
имеет прямого отношения к этой истории, Петерсен решил, что он заслуживает 
упоминания хотя бы за свою упрямую поддержку космогонической теории, согласно 
которой мы живём на внутренней поверхности пустотелой сферы. Прим. авт.




63


И опять нейтральное судно! Да сколько можно?! Или Лют питал какую-то 
необъяснимую ненависть к шведам? Вообще-то начинаешь даже подозревать автора в 
неточном прочтении немецких источников. Ведь полуграмотные российские 
переводчики примерно таким же образом очень часть превращают голландцев – Dutch 
– в датчан. Прим. пер.




64


Довольно смелое сравнение. Как читатель сам увидит из справочных приложений, не 
настолько лодки серии IXD2 были крупнее лодок серии IXА. Прим. пер.




65


Автор в очередной раз демонстрирует свою безграмотность. Пытаясь подражать 
просвещённым мореплавателям, он называет этот мыс «cape». Англичане 
действительно несколько ключевых мест на карте называют просто: Канал, Скала, 
Мыс. Но я подчёркиваю: Ла-Манш – это Channel, а не channel. Гибралтар – это 
Rock, а не rock. И мыс Доброй Надежды точно так же Cape, а не cape. Прим. пер.




66


Группа «Полярный медведь»




67


Ещё один мелкий ляп. Не существовало специального типа «Муссон». Так назывались 
лодки, базировавшиеся по соглашению с японцами в Пенанге. Они действовали в 
Индийском океане. U-181 к таким не относилась. Под командованием Люта она 
вообще близко не подходила к Пенангу. Прим. пер.




68


Остальными офицерами U-181 были: первый вахтенный офицер Теодор Петерсен, 
который наконец-то получил офицерские погоны; второй вахтенный офицер Готтфрид 
Кениг, тоже только что ставший лейтенантом – ранее он плавал мичманом[Всё-таки 
наверное фенрихом, ну не было и нет в германском флоте мичманов. Прим. пер.




69


Достаточно невнятный рассказ. Всё-таки можно заподозрить, что Энгель был не 
более чем фельдшером в офицерских погонах. Если бы он был дипломированным 
врачом, был бы использован термин Arzt. Прим. пер.




70


Это что за такие особые подводные лодки плавают в аудиториях Аннаполиса? Автор, 
видимо, путает U-181 с итальянскими лодками Х флотилии МАС, на палубе которых 
действительно стояли цилиндры для человекоуправляемых торпед «Майяле». На 
лодках серии IX пять запасных торпед хранились в специальных контейнерах под 
верхней палубой. Прим. пер.




71


Фенрихов! Himmelsreich und Donnerwetter!!! Автор почему-то любит вставлять 
немецкие словечки в английский текст там, где это совершенно не обязательно, но 
даже не пытается сохранить специфические термины и звания германского флота, не 
имеющие никаких аналогов во флоте американском. Прим пер.




72


Мы будем использовать привычный нам термин «фашизм», не отделяя строго 
итальянских фашистов от германских нацистов. Прим. пер.




73


Автор, к месту и не к месту вставляет немецкие термины в английский текст. Но 
здесь он почему-то ставит чисто американский термин «хайвэй». Я позволил себе 
заменить его немецким, так как полагаю, что «автобан» более соответствует теме. 
Прим. пер.




74


Иезуитский пассаж. Да, фашизм предусматривал и автобаны, и заботу о рабочем 
классе. Но! Существуют идеологии людоедские по определению – национал-социализм 
и коммунизм относятся к их числу. Расовый (классовый) вопрос является их 
основополагающим столпом. Если его убрать – рухнет и сама идеология. Фашист 
(коммунист) изначально сориентирован на решение расового (классового) вопроса, 
и чем он занимается в свободное от его решения время – строительством дорог или 
подъёмом целины – уже не суть важно. И строительство, и подъем – только 
инструмент для решения основной задачи – истребления расово (классово) чуждых 
элементов. В риторике вполне современных фашистов (коммунистов) нет-нет, да и 
проскакивают обещания после захвата власти развесить на фонарных столбах «всех, 
кто не с нами». Прим. пер.




75


Автор в очередной раз демонстрирует младенческую наивность относительно нравов 
и образа жизни тоталитарных государств. Зачем вступать в КПСС или НСДАП после 
того как ты уже получил чины и ордена? Вступают-то именно для того, чтобы все 
это получить. Лют явно не собирался в командующие флотом, поэтому партийность 
не являлась для него предметом первой необходимости. Да и вообще в фашистской 
Германии при желании можно было отыскать беспартийного фельдмаршала. В СССР 
такое было невозможно по определению. Партийность и военная карьера у 
коммунистов всегда были связаны неразрывными узами. Прим. пер.




76


Например, 8 октября британский эсминец «Эктив» у юго-западного побережья Африки 
потопил лодку U-179 со всем экипажем. Лодкой командовал Эрнст Собе, который 
прослужил в Кригсмарине уже 20 лет. Хотя перед войной он командовал 7-й 
подводной флотилией, U-179 была его первой лодкой. 25 сентября Собе 
торпедировал и потопил своё первое судно – британский сухогруз «Сити оф Атенс». 
Прим. авт.




77


Так называемая «глубина А» равнялась 80 метрам. Это была стандартная глубина 
аварийного погружения, используемая для отсчёта глубин в бортовом журнале. 
Однако для U-181 максимальная глубина погружения равнялась 200 метрам. Прим. 
авт.




78


Я подозреваю, что это просто 140 метров. Немцы пользовались метрической 
системой. Прим. пер.




79


160 метров




80


Единственную расшифровку этой смутной фразы дал бывший подводник. Вероятно, 
пресловутая вода из-под паел как раз и вытекла из дифферентных цистерн. Но в 
таких случаях дифферентовку осуществляют, гоняя матросов из носового отсека в 
кормовой и обратно. Предположить, что моряки на руках передавали какие-то 
грузы… Очень и очень маловероятно, да и просто трудно осуществимо. Прим. пер.




81


Лично я все два года службы в армии пользовался только жестяными мисками – и 
ничего. А для немца, во время войны (!), это наказание. М-да. Прим. пер.




82


Хотя приказ о награждении был подписан 13 ноября, радиограмма вполне могла быть 
получена на лодке через 2 дня. Относительно служебной карьеры Люта – смотрите 
приложения. Прим. пер.




83


Ныне Мозамбик




84


Продырявить прочный корпус из пистолета… Может быть, в Аннаполисе строили 
картонные лодки, и автор знаком лишь с ними? Прим. пер.




85


Это хорошо во время короткого похода в Северную Атлантику. У берегов Мозамбика 
торпеды должны цениться несколько выше. Тем более, что во время артиллерийских 
упражнений лодке там никто не угрожает. Ссылки на португальские «корабли и 
самолёты» – не более чем риторическое упражнение. Прим. пер.




86


Прекрасный образец американской литературы. Если вчитаться повнимательней в 
любой роман американского автора, то бросится в глаза интересная особенность. 
Пытаясь раскрыть психологию героя, американские писатели изображают каких-то 
психопатов. А вся духовная жизнь рядового американца сводится к бурчанию в 
животе после тухлых сосисок. Добро бы они ограничились своим огородом, так ведь 
нет, и весь остальной мир американцы пытаются мерить этой же самой убогой 
линейкой. Отсюда и повторяющиеся попытки изобразить Люта пироманьяком. Уж не 
знаю, кем был на самом деле кавалер Бриллиантов, только наверняка не 
шизофреником. Прим. пер.




87


Что-то у меня вызывает сомнение чтение названия на корме с расстояния 
полкилометра. Прим. пер.




88


Нормальная численность экипажа лодки серии IXD2 – 57 человек. Прим. пер.




89


Ныне Познань, Польша.




90


Напомню, что перед войной этот город официально назывался «вольный город 
Данциг», но фактически являлся германским анклавом на территории Польши. Прим. 
пер.




91


Точнее – генерал-губернаторства, как её называли в Рейхе. Когда читаешь об 
осквернении памятников советским воинам, так и хочется сказать: «Да на черта 
было освобождать поляков?!» Оставить бы их попечению губернатора Франка и 
группенфюрера Бах-Зелевского! Или того же Грейзера, наконец… Тогда эти 
новоявленные шляхтичи (если бы им удалось выжить, разумеется) поняли бы, какой 
подарок им поднесли наши солдаты. Прим. пер.




92


А почему вообще ярый фашист Лют должен был сторониться ярого фашиста Грейзера? 
Прим. пер.




93


Фенрихом! Прим. пер.




94


Немного экстравагантное, но никого не удивляющее сегодня путешествие автостопом.
 Хотя для 1937 года это действительно было в диковинку.




95


Зимний сад – пер. с нем. Ещё одно свидетельство невнимательности автора. 
«Зимним садом» немцы называли площадку для зенитных автоматов в кормовой части 
рубки. В 1943 году действительно «Зимний сад» начал расширяться, так как на 
лодках появились сначала спаренные, а потом и счетверённые «Эрликоны». Но на 
приводимых в книге фотографиях U-181, вернувшейся в Бордо, ясно видно, что её 
мостик вообще не перестроен! То есть усиление зенитного вооружения произошло 
после рекордного похода, и о какой «огромной рубке» говорит автор, совершенно 
непонятно. В тот период U-181 имела первоначальную достаточно компактную рубку. 
Прим. пер.




96


«У меня был товарищ» – пер. с нем.




97


Эх, если бы на лодке в дальнем походе можно было устраивать строевые смотры! 
Прим. пер.




98


Рыцарским Крестом с Дубовыми Листьями и Мечами




99


Тремя остальными были: Отто Кречмер (получивший свои Мечи и Дубовые Листья в 
лагере для военнопленных в Канаде), Эрих Топп и Рейнхард Зурен. Прим. авт.




100


Флотилии подводных лодок, базирующиеся во Франции. Прим. авт.




101


Довольно смелое предположение. Нейтральное судно, вышедшее из нейтрального 
порта… На каких, собственно, основаниях? Прим. пер.




102


Очень интересно получается – топить судно артиллерией у него времени нет, а вот 
на подобные китайские церемонии вдруг нашлось. Прим. пер.




103


В огороде бузина, а в Киеве дядька. При чём здесь шведский консул в 
Лоренцо-Маркише? Словом, если нельзя, но очень хочется… Мы уже отмечали, что 
Лют слишком часто предпочитал топить нейтральные суда. Прим. пер.




104


Более правильно сказать: «Если бы была правдивой». В мае 1943 года 
действительно вошли в строй 6 так называемых «зенитных ловушек», вооружённых 1 
– 37-мм орудием и 2 счетверёнными 20-мм автоматами. Но когда U-441 попыталась 
принять бой с английскими самолётами в Бискайском заливе, она потеряла половину 
команды, в том числе всех офицеров. Тяжело повреждённую лодку в базу привёл 
корабельный врач. Прим. пер.




105


Очень часто неопытные переводчики говорят «Лагос», не задумываясь, какое 
отношение столица Нигерии имеет к Битве за Атлантику. Прим. пер.




106


Речь идёт о самонаводящейся электрической торпеде Mark 24, которая поступила на 
вооружение союзных самолётов летом 1943 года. Прим. пер.




107


30 июля 1943 года вообще стало чёрной датой германского подводного флота. В 
этот день союзники потопили в море 6 германских лодок – U-43, U-375, U-461, 
U-462, U-504, U-591. Лишь в самом конце войны при массированных налётах 
стратегической авиации на германские порты два или три раза ежедневные потери 
превысили эту цифру, но в море столько лодок больше не гибло ни разу. Прим. пер.





108


Всё обстоит с точностью до наоборот. Где это видано, чтобы при угрозе воздушной 
атаки экипаж лодки выходил на палубу, поглазеть по сторонам? Да и самый беглый 
взгляд на карту убеждает в обратном. С каких аэродромов, и какие самолёты могли 
атаковать U-181? Прим. пер.




109


Помните, мы уже говорили, что основная лодка гитлеровского флота – серия VII – 
была переделкой прибрежной лодки эпохи Первой Мировой? Прим. пер.




110


Опасения Кроуфорда, несомненно, имели под собой какие-то основания, но этот 
рассказ давно уже перешёл в разряд морского фольклора. Такие истории 
рассказывали по всему восточному побережью США, а в Бостоне или Нью-Йорке даже 
показывали пресловутые билеты. Прим. авт.




111


А неплохо жили союзники! Вы можете представить нашего моряка в пижаме, хотя бы 
и сегодня? Прим. пер.




112


Все попытки внести ясность в инцидент с «Клан Макартуром» натыкались на глухое 
противодействие. Причина последнего взрыва так и остаётся неизвестной из-за 
бюрократической волокиты и Закона об охране государственной тайны. Прим. авт.




113


Вообще-то PBY «Каталина» – это патрульный гидросамолёт. Прим. пер.




114


KQ87 и KQ52 – условные квадраты карты. Прим. пер.




115


Такое подозрение высказал радист U-181. В одной из книг цитируется разговор 
радиста Пауля Вюрмбаха с преемником Люта Фрейвальдом, в котором Вюрмбах 
предполагает, что союзники используют радиопеленгацию. Прим. авт.




116


Герману Герингу вручили специальный Рыцарский Крест из золота, но его вручили 
не за отвагу, и никто больше его не получил. Прим. авт.




117


Вероятно, Лют думал о Мертене совершенно иначе. Однажды он довольно раздражённо 
сказал Петерсену: «Мертен получил свой Рыцарский Крест, ни разу не побывав в 
бою с конвоем». Это неправда, однако фраза прекрасно показывает, сколь 
самолюбивы были подводники. Прим. авт.




118


Название школы было изменено в 1943 году. Прим. авт.




119


Речь идёт о так называемой капитуляции в Реймсе перед западными союзниками. 
Настоящая капитуляция была подписана в Потсдаме 9 мая. Прим. пер.




120


Потрясающий пример словесной проституции! Назвать концлагерь «рабочим лагерем»… 
И говорить о «побегах» уже после капитуляции Германии… Нет слов. Прим. пер.




121


С чего бы это? Требование, совершенно нормальное для любого устава караульной 
службы. Без него часовой превращается в городового. Прим. пер.




122


«Стой!» «Кто идёт?»


 
 [Весь Текст]
Страница: из 100
 <<-