– Господа, еще раз подчеркиваю: запрещаю уничтожать что-либо без моего приказа.

– Вопросы есть?

– Благодарю.

Офицеры и интенданты с озабоченными лицами выходят из блиндажа.


* * *

Разрушение моего блиндажного уюта идет полным ходом. Умывальные принадлежности 
уже упакованы. В планшет уложены топографические карты и карты масштаба 1:300 
000 района значительно южнее. К сожалению, нас обеспечили картами только до 
района Котельниково. Но кто ищет, тот обрящет. Не впервые нам приходится 
действовать, имея только географический атлас и компас. Как-нибудь выйдем из 
положения и на этот раз.

Тони, стоя на столе, срывает с потолка желтое авиасигнальное полотнище. Им мы 
укроем радиатор автомашины. В передней части блиндажа Бергер и Эмиг упаковывают 
свои пожитки. Все, без чего можно обойтись, летит в печку. Огню сегодня 
обильная пища. Последний раз, наверно, дает он нам свое благотворное тепло. 
Подрывные заряды уже сложены наготове в дверях, чтобы при отступлении взорвать 
блиндаж.

Жалкий комфорт исчез. Только лампа, койка и телефон еще напоминают о том, что 
здесь жили, работали и спали. Кроме того, еще стоит рация. Ее тоже погрузят на 
машину, лишь только придет приказ об отступлении.

Настало время подумать и о моем чемодане. Для него места в машине не найдется. 
Рядом со сменой чистого белья и бытовыми вещами лежат письма, на некоторые из 
них я еще не успел ответить. Беру их в руки. Почти девять десятых – от моей 
жены. На меня беспомощно смотрят тонкие, прямые буквы. Они говорят мне о любви 
и счастье, о страхе и жертвах. Они заклинают меня: жду тебя, жду три года, а ты 
все воюешь, вернись скорее, ведь жизнь так коротка! Подумай о матери, она так 
боится за тебя!

Если бы это зависело от меня, я давно бы уже был дома. Держу в руках снимки. 
Вот фотография моей жены, когда она еще была невестой, вот после года нашей 
совместной жизни, а вот и совсем новые. Они дышат мирным теплом. Все это в 
прошлом. Суровая действительность и знать ничего не хочет об этом счастье, 
которым светятся лица и мирные пейзажи, Быстро набиваю бумажник снимками, 
оставшиеся вместе с листками писем бросаю в огонь. Туда же и умывальные 
принадлежности. Ничего не поделаешь: места нет. Фотоаппараты, что с ними 
делать?

– Тони, положи это в машину, в переднее отделение.

Боже мой, чего только не таскаешь с собой! Все, что не безусловно необходимо, 
откладываю в сторону, к рубашкам и носкам. Эту кучу надо уничтожить, как только 
придет приказ на прорыв. Все новые вещи скапливаются в ней: носовые платки, 
кортик, новый мундир, сапоги, фотоальбом и под конец оптический прицел. Это 
трофей, снятый на Дону с винтовки русского снайпера. Он неплохо послужил бы мне 
на охотничьем ружье. Но теперь у меня другие заботы. И самая главная: нет 
места!

Приходит Тони, докладывает, что машина готова к выезду. Заправлена, канистры 
полны, пулемет установлен, на заднее сиденье положены магнитные мины 
кумулятивного действия, цепи для колес в порядке, радиатор укрыт авиасигнальным 
полотнищем. Остается взять портфель и планшет. Можно отбывать.

Ночь проходит спокойно. К 9.00 поступает последнее донесение об исполнении 
отданного приказа.

В 9.45 докладываю в штаб дивизии о готовности батальона к выступлению.

Надеваю шапку, чтобы отправиться к боевой роте. Несколько выборочных проверок 
дадут мне уверенность в том, что мои приказы выполнены. Но тут жужжит зуммер 
телефона.

– Командир «Волга» слушает.

– Говорит фон Шверин. Намеченное мероприятие отменяется. Приказ фюрера: мы 
остаемся!

Что? Не ослышался ли я? Мы остаемся? И это приказал сам фюрер? Яволь, приказ 
фюрера! Да возможно ли это? Оставить нас в окружении?

Нас, 6-ю, о которой он будто бы такого высокого мнения? Не может же он 
просто-напросто списать нас! Разве такое вообще бывает? Конечно, мы иногда