Желаю всего хорошего. Будьте здоровы! И будьте начеку! До свидания!

– До свидания, господин генерал!

Мы медленно едем домой. Как не похожи друг на друга эти два генерала! Один 
безликий и беспомощный, не имеющий собственного мнения и плывущий по течению. А 
другой, видя приближающуюся беду. готовится встретить ее, действует. Удастся ли 
ему достаточно убедительно отстоять свое мнение перед Паулюсом, – этого я не 
знаю. Штреккер правильно оценил новых офицеров. Но это относится и к солдатам, 
и к унтер-офицерам.


* * *

Несколько дней спустя выпадает первый снег, и скоро уже вся местность 
покрывается белым ковром. Воронки, развалины, руины – все раны, нанесенные 
войной и напоминающие о ней, скрыты от взоров белым саваном. Становится 
светло-однообразной широкая равнина, которая уже с августа служит полем боя. 
Здесь мы атаковали изо дня в день, снова и снова. Не помогли нам ни громкие 
речи, ни газетные статьи. Зима застает нас в том же положении, что и в прошлом 
году. Снова на фронтах нет затишья, снова не достигнуты поставленные цели, 
снова нет оборудованных зимних позиций. И не кончится ли это так же, как 
прошлой зимой?

Когда стоишь перед блиндажом и смотришь на белую, унылую равнину, по спине 
невольно пробегают мурашки. Крутятся снежинки, падают на голову и плечи, и 
кажется, они ложатся на тебя тяжелым грузом. Сердце сжимают тяжкие предчувствия,
 мысли возвращаются к прошлой зиме, к тем многим и многим тысячам солдат, 
которые остались лежать той зимой на бескрайних снежных полях России и о 
которых сообщалось, что они «пропали без вести», хотя всем нам было известно, 
что множество из них замерзло. А тот, кто уцелел, получил «Восточную медаль», 
которую солдаты прозвали «Орденом мороженого мяса». Может, придумали медаль и 
для нас? Какой-нибудь «Орден уцелевших»? Но сколько их будет, уцелевших, на 
этот раз?




Танковые клещи смыкаются


«Hannibal ante portas! "{22}

По телефону, по радио, из уст в уста проносится страшная весть о грозной 
опасности, нависшей над 6-й армией. Для ее штабов, частей и соединений 19 
ноября – день ошеломляющий, день смятения. События принимают такой оборот, 
какого никто не ожидал, и требуют немедленных контрмер. Нервозность грозит 
перейти в панику. У многих, парализуя их волю и энергию, перед взором возникает 
видение всадника Апокалипсиса.

Я стою в блиндаже начальника оперативного отдела штаба дивизии. Сегодня ночью 
взрывом авиационной бомбы здесь выбило окна и разнесло лестницу. С озабоченным 
лицом подполковник протягивает мне руку и, обменявшись кратким приветствием, 
объясняет обстановку.

– После многих дней бездействия и ожидания вчера наконец были заправлены 
бензином разведывательные самолеты. Они сразу же вылетели на разведку. Данные 
оказались потрясающими. Севернее Дона обнаружен подход целой ударной армии с 
танками и кавалерийскими дивизиями. Несколько бомб, сброшенных разведчиками, 
попали в цель, но, естественно, не могли причинить большого ущерба. Штаб 6-й 
армии немедленно обратился к вышестоящему командованию за помощью. Но оказалось 
слишком поздно. Сегодня утром произошла беда. Здесь, – подполковник указал по 
карте, – на участке Клетская – Серафимович, противнику удалось осуществить 
глубокий прорыв. Именно на участке румын, у которых жалкая противотанковая 
оборона! В настоящий момент повсюду идут бои, так что ясной картины нет и 
окончательный вывод сделать нельзя. На ликвидацию прорыва уже двинуты войска. 
Это я знаю. Будем надеяться, что им удастся. Тогда будет видно, что дальше. 
Командование группы армий нам поможет, это ясно. Для нашей же дивизии все 
остается по-старому. Продолжать оборудование занимаемых позиций, укреплять их и 
удерживать любой ценой!

Звучит великолепно: для нас все остается по-старому! Этим сказано очень мало, в 
сущности ничего. Знаешь ли ты, дорогой мой, что это значит? Это значит, что нам 
придется и дальше сидеть под развалинами разрушенного города, в холодных 
подвалах, в темных цехах, где надо тесно прижиматься друг к другу, потому что 
топить почти нечем. Кое-как налаженная печь растапливается изредка. К тому же 
она притягивает к себе завывающую смерть, которая погасит и ее, и наши жизни. 
«Все по-старому» – это значит жить без дневного света еще многие недели, когда 
только ночью, изредка, удается дохнуть свежего воздуха, взглянуть на холодную 
серебристую луну и отливающий голубизной снег. Но жестокий мороз, пронизывающий