|
Чтобы разузнать, в чем дело, пробираемся вперед. Капитан авиации объясняет мне,
в чем дело. Это один из офицеров, сопровождающих Йешоннека, который вместе с
Рихтгофеном сегодня утром прилетел в Питомник.
– Хотите знать, что здесь происходит? Разбор сегодняшнего наступления. Больше
ничего. Действиями групп пикирующих бомбардировщиков руководил лично начальник
генерального штаба люфтваффе. Сегодняшний день должен был стать решающим. Мы
все верили в это. Нельзя было терять ни минуты. Ведь теперь здесь долго нельзя
будет ничего предпринять.
– А почему, сказать не можете?
– Потому, что основные силы авиации отсюда забирают. Опасное положение в Африке.
– Ну и что? Пусть берут откуда-нибудь из другого места! А здесь нам каждый
самолет важен.
– Оно, конечно, так, но, обратите внимание, мы не слишком-то богаты авиацией.
Всю авиацию, вплоть до старых ящиков, бросают сейчас на Африканский фронт.
Видите сами, мы забрали из России почти все авиатранспортные соединения, не
считаясь с напряженным положением. Иного выхода не было.
– А зачем, позвольте спросить?
– Для переброски новых дивизий в Африку. Бьемся сейчас за Тунис, чтобы не дать
американцам и англичанам выйти на запад{20} через Алжир, Для этого нужны все
самолеты, до последнего.
– А как же с бомбардировщиками и разведчиками, которые нужны нам?
– Забирают подчистую! Здесь оставят только самое необходимое. Все равно вам
сейчас от них пользы не будет: бензина не хватает. Разве не заметили, что вот
уж целую неделю в небе ни одного разведчика?
– Заметили, но в чем дело?
– Все бензотранспортеры отсюда взяты. К тому же железнодорожная линия начиная
от Львова забита составами. Вот уже две недели стоят 1100 грузовых вагонов.
– Но не можем же мы сидеть без воздушной разведки!
– Ничего другого вам пока не остается. Но надеемся вскоре подбросить вам
горючего. Ведь вся эта история нам тоже не по вкусу. Вы уж мне поверьте.
Командиры корпусов все время говорят о продолжающемся усилении русских, а мы в
данный момент не в состоянии средствами воздушной разведки установить этот факт.
Несколько имеющихся разведчиков не могут обеспечить необходимых данных. Сейчас
ни один человек не знает точно, что происходит там, у противника.
Да, сегодня день сплошного невезения! Все, что пришлось увидеть и услышать
сегодня, словно нарочно, предназначено окончательно сбить настроение. Сначала
неудачное наступление, а теперь остаться без авиации. А на чем, собственно,
основываются утверждения прессы, что русские уже больше не способны на крупные
операции? Что это, блеф, успокоительная пилюля? Еще несколько дней – и выпадет
снег, а командование все блуждает в потемках. Должна же прошлая зима хоть
чему-нибудь научить его! Тогда наши войска стояли у самой Москвы, ее падения
ждали со дня на день. Ситуация для противника была более чем критическая. А
потом резкий поворот, совершенно неожиданный и для генерала, и для рядового
солдата. Почему? Потому, что недооценили противника, считали, что у него уже
больше нет сил для крупной операции!
А как обстояло тогда дело в действительности? Роммингер рассказал мне об этом.
Днем и ночью мчались с востока на запад русские воинские эшелоны, все остальное
железнодорожное движение было прекращено, и путь открыт только для них.
Говорили, будто на каждом паровозе сидел красноармеец и смотрел в бинокль,
чтобы не потерять из виду хвост впереди идущего состава. Наши люди смеялись над
этим, пока смех не застрял у них в глотке.
Каждый день мы замечаем здесь, у стен Сталинграда, что сопротивление русских
возрастает, что с того берега Волги начинают говорить все новые и новые орудия,
что ночью противник минирует новые участки, что становится все больше снайперов.
Разве не должно это волновать командование, разве могут не знать об этом
«наверху»? Оперативная воздушная разведка – это сейчас альфа и омега, основа
всех тактических действий. И как раз в такой момент – ни самолетов, ни
горючего! Да по сравнению с нашим командованием даже самый отчаянный игрок в
Монте-Карло, идущий ва-банк, – осторожнейший человек, который ставит на верную
карту!
|
|