связи вчера хвалил их. Не раздумывая, они идут прямо на цель: их сила в 
рукопашном бою. Они облегчат положение Фетцера.

В подвале навстречу мне бросается Бергер:

– Господин капитан, Фетцер только что доложил: русские атакуют!

– Знаю. Рота хорватов уже в пути.

– Еще донесение справа: Шпренгер не продвинулся ни на шаг. Думаю, сегодня 
неудача.

– Тоже мне ясновидец! Если бы вы знали, какие сегодня потери!

Поворачиваюсь и приказываю:

– Майор Брайвиков! Одной роте немедленно занять оборону у цеха № 4! Немедленно!

Жужжит телефон.

– Да?

– У аппарата фельдфебель Фетцер. Русские атакуют. Больше держаться не могу.

– Хорваты прибыли?

– Так точно. Но толку нет. Одни лезут прямо под огонь и гибнут, а остальные, 
наоборот, кланяются пулям. Офицеры не могут поднять своих людей.

– Решайте сами на месте! Если держаться не можете, отходите. Рота хорватов 
будет ждать вас у цеха № 4.

– Яволь, держаться действительно невозможно. Отхожу.

Справа от меня стоит сапер, весь в глине и грязи, по лицу течет пот:

– Донесение от фельфебеля Шварца. Обер-фельдфебель Лимбах тяжело ранен в голову 
осколком снаряда. Половина штурмовой группы перебита. Оставшиеся залегли, не 
могут сделать ни шага ни вперед, ни назад. Сопротивление слишком сильное. 
Фельдфебель Шварц просит подкрепления и дальнейшего приказа.

Даю связному письменный приказ: лежать до наступления темноты, потом отойти 
назад на оборонительную позицию!

Итак, конец! Все оказалось бесполезным. Не понимаю, откуда у русских еще 
берутся силы. Просто непостижимо. Бессильная ярость овладевает мной. Первый раз 
за всю войну стою я перед задачей, которую просто невозможно разрешить. Если 
атаковать цех №4 мелкими штурмовыми группами, не хватает сил преодолеть все 
заграждения, прорваться в глубину и окончательно смять всю умно построенную 
оборону. Если же атаковать более крупными силами, они не могут развернуться на 
узком пространстве цеха и представляют собой просто более удобную цель, их 
уничтожают по частям.

Итак, цех № 4 прямой атакой не взять! Во всяком случае не с нашими силами. 
Осознание этого факта потрясает меня. Ведь такого мне еще не приходилось 
переживать за все кампании. Мы прорывали стабильные фронты, укрепленные линии 
обороны, преодолевали оборудованные в инженерном отношении водные преграды – 
реки и каналы, брали хорошо оснащенные доты и очаги сопротивления, захватывали 
города и деревни. Нам всегда хватало боеприпасов, нефти, бензина, взрывчатки, 
дымовых шашек, стали, чугуна, цветных металлов и резины. А тут, перед самой 
Волгой, какой-то завод, который мы не в силах взять! Для меня это отрезвляющий 
удар: я увидел, насколько мы слабы.




Прошу соединить меня с генералом.


Тем временем получаю донесение от врача. Через его руки прошло 110 раненых. В 
том числе 60 только из 'моего батальона и группы Шпренгера – это 50 процентов 
всех участвовавших в атаке. У многих такие ранения, что до дивизионного 
медпункта их не довезти. У хорватов убито 30 человек, 50 лежат на перевязочном 
пункте и ждут эвакуации. Сам врач находится на старом месте.

Быстро прикидываю в уме. Батальон начал наступление, имея 90 человек. Примерно 
половина ранена, 15-20 человек убито. Это значит: батальона больше нет! 
Пополнения мне не дадут.

Вызывают к телефону.