Пауль расстегнул пуговицы своего мундира. Это хороший признак.


* * *

Три часа утра.

Тони резко нажимает на тормоз:

– Черт побери, чуть не наскочили!

Машина останавливается в нескольких сантиметрах от разбитого снарядом мотоцикла.
 Рядом лежит мотоциклист, в двух метрах от него валяется каска. Фидаер и я 
выскакиваем из машины. С первого взгляда ясно: помощь уже не нужна. Шинель 
разорвана и пропитана кровью. Относим убитого на обочину, отодвигаем 
искореженный мотоцикл в сторону. Надо ехать дальше.

В зеленовато-холодном лунном свете машина пробирается сквозь темнеющие низины, 
поднимается по крутым склонам, объезжает свежие снарядные воронки и мчится 
дальше. Перед нами зарево. Это Сталинград. Днем он тлеет и дымится, ночью 
пылает ярким пламенем. Над руинами непрерывно висит огромное облако удушающей 
гари, на все кругом ложится копоть. Это зловещее облако словно предостерегает 
каждого новичка: «Поворачивай назад, здесь сущий ад!»

Но наши чувства уже притупились за последние недели. Мы уже глухи к голосу 
пылающего огня и уничтожения, смотрим на окружающее словно, через какие-то 
особенные очки: то, что вблизи – дымящиеся развалины и умирающие камрады, – 
расплывается, теряет четкие контуры. Ясно видна только огромная цель вдали: 
выход к Волге и отдых. Мы похожи на игрушечный заводной паровозик: он слепо 
мчится по комнате, невзирая на стулья, ковры и ноги, пока не опрокидывается, 
наткнувшись на непреодолимое препятствие.

Подъезжаем к белым домам. Тони ставит машину под прикрытие надежного фасада, 
где она не просматривается русскими. Пусть ждет нас здесь. Одеваем каски, берем 
автоматы и двигаемся в направлении «Красного Октября». Над нашими головами 
строчат пулеметы.

– Швейные машины, – говорит Бергер. Вдруг становится светло как днем. В небе, 
осветив выжженную местность, вспыхивает желтый факел. Завывание приближающейся 
мины.

– Укрыться!

Разрыв. Один, другой, пятый, восьмой. Осколки мелкие, но вполне достаточные, 
чтобы пробить голову. Снова противный звук. Еще несколько разрывов. Минометный 
налет кончился. Становится тихо. Осветительные ракеты тоже догорели. Хочу 
встать. Легко сказать! Я почти засыпан, но даже и не заметил этого. Разгребаю 
землю, отряхиваюсь.

– Пауль, Бергер, Эмиг!

Все здесь. У Эмига кровь. Он не успел броситься на землю, и его швырнула 
взрывная волна, разбиты нос и подбородок.

– А, до отпуска заживет!

Дальше двигаемся без происшествий.

– Стой, кто идет?

– «Дюнкерк»!

Мы на КП пехотного полка.

– Подполковник у себя?

– Яволь, вернулся десять минут назад. Велю остальным ждать в подвале слева, где 
находится узел связи, а сам спускаюсь несколько ступенек вниз. Навстречу мне, 
уписывая за обе щеки, поднимается Вольф. В левой руке кусок колбасы, правой 
хлопает меня по плечу.

– Ну и досталось нам! Русские прорвались в цех № 2. Чертовское свинство! Наши 
проспали. Только что оттуда. Теперь, слава богу, все в порядке!

Он извлекает из заднего кармана плоскую флягу и отхлебывает большой глоток.

Рассказываю о поставленной мне задаче. Зеленоватое от бессонницы лицо Вольфа 
оживляется, глаза хитро поблескивают: он надеется, что для его полка наступит 
облегчение. Прошу Вольфа передать батальонам данные нашей разведки и описываю