протерли себе глаза. Осматриваемся по сторонам, говорим, читаем, сопоставляем и 
снова беремся за книги и газеты. Если огромный масштаб и суровость битвы на 
Волге изменили арифметику войны, это же самое делает теперь с нашей личной 
«таблицей умножения», с нашим сознанием то новое, что теперь окружает нас. 
Избавившись от тягостного гнета приказа, мысля самостоятельно и устремив взгляд 
на самое существенное, мы постепенно все больше и больше осознаем, на какой 
кровавой основе зиждется вся та система, которой мы до сих пор служили. Мы 
начинаем понимать, что шли тем путем, который должен был привести к гибели 
нашего отечества. Мы знаем теперь и то, откуда взялась у Советского Союза сила 
погнать назад немецких захватчиков.

Но пока мы еще не пришли ни к какому решению, ни к каким поступкам, которые 
дали бы нам внутреннюю свободу. Присяга – вот что связывает нам руки, хотя в 
голове постепенно проясняется.

Присяга – вот что закрывает нам рот, когда нас вызывают в барак № 1. Там нас 
допрашивают. Я снова сижу в строгом помещении напротив офицера, он обращается 
со мной с изысканной вежливостью. Мне предлагают кофе, сигареты. Разговор идет 
о Берлине и Париже, о положении в Германии и моем самочувствии, о Боге и обо 
всем мире, о смысле этой войны. Непринужденная беседа со светской ловкостью 
направляется таким образом, что все настойчивее ставятся вопросы военного 
характера, но они наталкиваются на сопротивление. Однако несколько дружелюбных 
слов вновь восстанавливают прерванную нить беседы, в центре внимания вдруг 
оказываются политические проблемы, и я, жалкий военнопленный, вновь поражаюсь 
образованности своего собеседника. Выкуриваем еще по сигарете, и беседа 
заканчивается.

– Мы еще увидимся, – говорит советский офицер. – Возможно, к следующему разу вы 
вспомните то, чего не смогли припомнить сегодня.

И вот снова стоишь на лагерной улице. Раздумываешь. Сопоставляешь. И мысленно 
снимаешь шапку перед интеллектуальной гибкостью этого человека, который по воле 
моего правительства является моим врагом, поражаешься его начитанности, его 
способности видеть взаимосвязь вещей. Но должен же в конце концов возникнуть 
какой-то синтез из всех этих размышлений и рассуждений, из противоречий и 
проблесков осознания, из победы и поражения, из ложных решений и из стремления 
предотвратить гибель Германии, из того, что делалось вопреки собственной воле, 
и из собственных желаний! Должна же прийти какая-то полная, всеохватывающая 
ясность, которая включит в себя отдельные правильные мысли, и тогда должен 
открыться и какой-то новый путь, на который мы сможем вступить. Прежде мы 
учились рисковать своей жизнью, не спрашивая, во имя чего. Теперь же в 
противоположность прошлому надо дать себе четкий ответ на этот вопрос, решающий 
нашу судьбу, и затем показать, что, ясно осознав зачем, мы готовы не жалеть 
своей жизни во имя благородной цели.

Пока мы предаемся этим размышлениям, однажды приходит дежурный офицер и 
зачитывает нам длинный список фамилий. В списке числюсь и я.

– «Давай, ехать! " – звучит вокруг, и уже через двадцать минут мы шагаем через 
проходную, где нас еще раз регистрируют и проверяют. Держа в руке рыжеватый 
ранец, в котором уложены жалкие пожитки, сажусь в большой автобус, ждущий нас у 
лагерный ворот. Он быстро доставляет пленных на железнодорожную станцию. Еще 
несколько минут – и поезд все дальше уносит нас от бараков, в которых начался 
большой спор. Куда – никто из нас не знает.


* * *

А оставшиеся в Красногорске продолжают день за днем анализировать положение. В 
результате авиационных бомбежек Германия уже стала полем битвы. Крестьяне, 
ремесленники и рабочие остаются без крова и средств к существованию. Виноваты 
во всем нацисты. Они поставили Германию в положение изоляции, они породили ту 
ненависть, которая нас окружает повсюду. Они ввергли в бедствие весь немецкий 
народ. Ведь войну не выиграть – в этом нет никакого сомнения. Ее продолжение 
угрожает самому существованию нации. Значит, вопрос стоит только так: быть или 
не быть нашему отечеству. Поэтому войну надо кончить как можно скорее.

Но с Гитлером вести переговоры никто не станет, поэтому только его устранение и 
свержение его режима откроет путь к миру. Надо сказать это немецкому народу! 
Надо даже из плена воздействовать на командование армейских групп и армий, дать 
ясно понять, что война окончательно проиграна. Затем надо ликвидировать террор 
и создать твердый порядок. Первая задача нового правительства – отвести все 
немецкие войска на границы Германии и начать переговоры о мире.

Это единственный путь, который может вернуть гашу родину в семью всех народов.

На основе этой концепции летом 1943 года образовался Национальный комитет 
«Свободная Германия». Но не только офицеры и солдаты сделали этот мужественный 
шаг. Вместе с ними в одном строю писатели и врачи, депутаты и профсоюзные 
лидеры, на их стороне общественные деятели, которых Гитлер лишил гражданства,