– Застрелился.

– А его адъютант Келлер?

– Застрелился.

– А Айзбер?

– Убит.

– Что-нибудь знаете о генерале, командире 371-й?

– Да. Застрелился.

– Почему?

– В самом деле, почему?


* * *

Через неделю становится немного просторнее. Многие из тех, кто лежал рядом с 
нами, уже покоятся на улице. Причина – сыпняк, дизентерия, потеря 
сопротивляемости организма. Ведь около семидесяти дней мы почти не получали 
пищи. А теперь люди умирают от голода с куском хлеба и колбасы в руке. Организм 
ничего не принимает. Врачи качают головами и вскрывают следующего. Вскрытие 
показывает: сужение и антиперистальтика кишечника и желудка, они не могут 
выполнять свои функции.

Девяносто процентов всех пленных шло в лагерь с высокой температурой. Несмотря 
на самый тщательный уход, многих из них уже не спасти. Русские врачи борются за 
жизнь каждого. Медицинские сестры сидят у постелей день и ночь. Они делают все, 
что могут, не щадят сил и даже своей жизни: ведь многие из них заражаются и 
через несколько дней повторяют путь своих пациентов.

Один из пленных, открывая консервную банку, порезал левую руку. Из раны вытекло 
три капли крови. Этого достаточно. Поранившийся ложится на койку, через пять 
минут он умирает.

Голодный психоз удерживается, несмотря на регулярное питание. Мы потеряли меру 
всех вещей. Боимся умереть от истощения, если не поесть чего-нибудь через 
каждые полчаса. Это рождает ощущение неутолимого голода.


* * *

Прошло недели две – точно мы не знаем, это нас не интересует. Распорядок дня 
прост. Спим, дремлем, едим. И ходим посидеть на корточках на двор, под открытым 
небом, туда, где от мороза гудят телефонные провода и часовые бьют ногой об 
ногу. У всех у нас понос. Двух пленных часовые уже отгоняли выстрелами от 
забора, к которому они слишком приблизились, чтобы уединиться от других. В 
голову мы пули получали достаточно часто, но вот в зад… Это совсем ни к чему.

Однажды у входа в казармы останавливается элегантный лимузин. Из него выходят 
полковник в полушубке и пожилая женщина, они направляются к коменданту лагеря. 
Барометр спертой атмосферы наших нар сразу поднимается. Через несколько минут 
начинают курсировать самые невероятные слухи. Проходят минуты напряженного 
ожидания. И вот уже полковник с одетой в черное женщиной стоит у наших нар. Он 
обращается к нам со словами дружественного приветствия:

– Добрый день, господа! – А потом садится на шаткий табурет. Пока он закуривает 
сигарету, все жадно смотрят на нее, тогда он раздает наполненную на три 
четверти пачку. Тут уж не до вежливости, не до соблюдения рангов и чинов. Все 
хищно бросаются на сигареты, картина малопривлекательная. Полковник улыбается. 
Начинает беседовать. Пожилая женщина переводит.

– Господа, я приехал сказать вам, что вы сегодня поедете в Москву.

– Нам это ни к чему, господин полковник! – Это мой сосед полковник Вебер 
высказался за всех остальных. – При сорока пяти градусах мороза мы так и так 
замерзнем в вагонах для скота. Пусть уж лучше нас сразу поставят к стенке!

– Но, господа, вы же в Советском Союзе, а не в Германии! У нас с пленными 
обращаются по-человечески. Разве кто-нибудь говорил о вагонах для скота? Вы, 
разумеется, поедете в пассажирских вагонах.

– Особенно хорошего обращения мы пока не заметили.

– Может быть, и так. После такой битвы, какую мы пережили, жизнь нормализуется