Кое-где в подвалах Универмага собирают последние пожитки. Офицеры и солдаты 
склонились над ранцами. Несколько рубашек и полотенец, часы, карманный нож, 
вязаный жилет, ну еще котелок с ложкой да носки – вот и все. Ящики и чемоданы, 
набитые обмундированием, бельем, сапогами, остались позади, в обозе, в 
Питомнике и Гумраке, попали в руки Красной Армии, и с потерей их уже давно 
пришлось примириться. Теперь важно иметь хоть самое необходимое на первое время 
плена. Но многого не хватает.

У молодого капитана-артиллериста на правом плече скатанное одеяло, больше 
ничего у него нет. Каска и пистолет оставлены в подвале, теперь он медленно 
шагает под сводчатым потолком к выходу. По длинному коридору он пробирается 
между серыми, как тени, людьми, которые хотят, пусть еще на минуту, отсрочить 
момент своей окончательной сдачи в плен. Ему тяжело идти. Голод и усталость не 
давят с такой силой, как неизвестность будущего, как мысль, что тебе придется 
пройти долгий-долгий путь. Но самое страшное – это сознание, от которого никуда 
не уйдешь, сознание, что один человек злоупотреблял верой и доверием лучших 
своих солдат до тех самых пор, пока противник не овладел последним углом 
последнего подвала этого огромного города. Чувство, что солдат предали, теперь 
стало осознанным фактом. В мозгу и в сердце, которые еще только что были 
мучительно опустошенными, теперь растет противодействие.

Да, у многих немцев откроются теперь глаза, об этом позаботится суровая 
действительность. Поход на Восток прегражден. Он окончился массовой гибелью, 
массовой смертью немецких солдат.

Дрожащее пламя коптилок освещает пространство всего на несколько метров. 
Усталые ноги ступают медленно. Через доски, рюкзаки, пистолеты, ящики, 
радиоприемники и осколки стекла, растоптанные на полу, по грязному подтаявшему 
снегу. Офицеры и солдаты шагают к выходу по валяющимся под ногами уставам, 
гитлеровским речам и геббельсовским статьям из полковой библиотеки. Ящики 
из-под нее давно сожгли на топливо, а литература рассыпалась. Ее топчут 
грязными, промокшими сапогами.

Поближе к выходу становится светлее. Там, наверху, заслон раздваивается, 
оставляя узкий коридор, через который люди в разодранных серо-зеленых шинелях 
выходят на свет божий, словно призраки давно ушедшего времени. Подъем, ведущий 
из подвала, так утоптан за все эти часы, стал таким скользким, что выбраться 
без посторонней помощи просто невозможно. Навстречу капитану-артиллеристу 
протягиваются руки. Два стоящих справа и слева красноармейца добродушно 
помогают ему выкарабкаться наверх, навстречу ясному дню.

Дневной свет режет ему глаза, привыкшие к полутьме подвала. Он с трудом 
различает группы русских офицеров и краснощеких солдат, стоящих вокруг и 
разговаривающих между собой. В нескольких шагах от него фронтом на восток 
строятся немецкие офицеры и солдаты южного котла, чтобы начать свой марш в плен.
 Капитан становится рядом с ними.


* * *

Заканчиваются бои и в северном котле. Немецкие войска стиснуты на небольшом 
пространстве. Практически это только Тракторный завод с его цехами и остатками 
зданий, с листопрокатным цехом и литейной. Здесь обороняется генерал-полковник 
Штреккер. Как и на южном участке, нехватка боеприпасов, голод, мороз и вши 
подрывают силу последнего немецкого сопротивления. Командиры частей отвергли 
приказ командования корпуса о проведении 31 января и 1 февраля атак с целью 
выравнивания линии фронта. Они уже не в состоянии добиться каких-либо успехов с 
истекающими кровью частями. Официальное совещание тоже не может ничего изменить.
 Командир корпуса признает невозможность наступательных действий, но настаивает 
на дальнейшей обороне и особенно запрещает какие-либо самовольные поступки.

2 февраля на рассвете на переднем крае уже гремят противотанковые орудия и 
минометы. Восходит солнце, и наблюдатель с крыши цеха твердо устанавливает, что 
слева, перед позициями 26-го мотопехотного полка, без единого выстрела строятся 
русские колонны. Подразделения русской пехоты почти сомкнутыми боевыми 
порядками продвигаются в лощину, проходящую под углом к линии фронта метрах в 
двухстах от немецких позиций. Другие русские роты накапливаются и формируются 
на высотах западнее Спартаковки. Основная масса русских танков, противотанковых 
орудий и артиллерии в данный момент стоит еще довольно мирно, но угрожающе 
направлена на котел. На немецкой стороне никакого движения. Минометы и 
артиллерия еще вчера выстрелили свои последние боезапасы. Позиции 11-го корпуса 
беззащитны против русских полков. Чтобы не положить последних солдат под 
огневым ударом русских орудий, командиры сами, без приказа свыше, выбрасывают 
белые флаги, капитулируя один за другим. К полудню бросает оружие последняя 
группа. Генералы сдались в плен незадолго до этого.

Занавес падает.


* * *