ужаса – пулю. Но патронов уже не хватает порой даже для этого. Вот почему 
начинают собираться группами, действующими сообща.

В одном из подвалов, потемнее, собрался саперный взвод 191-го пехотного полка, 
к нему присоединились военный судья и дивизионный ветеринар. Оставшиеся 
боеприпасы сносят в одно место. Люди усаживаются на мины и заряды, напоследок 
роются в бумажниках, дрожащими руками вынимают фотографии. На них смотрят лица 
жен и широко раскрытые глаза детей. Командиру взвода не до того. Он 
приспосабливает бикфордов шнур, проверяет его. Все в порядке! Прикрепляет шнур 
к индуктивной подрывной машинке, заводит пружину четырехугольным ключом. 
Обводит всех взглядом.

– Готово! – произносит он. Секунда – и снаружи отступающие пехотинцы бросаются 
на землю возле огромной воронки. «Железнодорожное оружие грохнуло! – говорят 
они друг другу. – Невиданный калибр, слава богу, что нас не разнесло! " А 
следующая волна отступающих уже использует кратер как выгодное укрытие. Смерть 
одних отодвигает смерть других, а бой продолжается, подкатываясь все ближе к 
Универмагу, к германскому фельдмаршалу.

Тем временем Паулюс решает сдаться в плен. В последний момент он жирной чертой 
перечеркивает расчеты Гитлера, хотя знает, что в данный момент тому больше 
всего нужен мертвый фельдмаршал, нашедший свою смерть вместе со своими 
солдатами. Но Паулюс уже не хочет войти в учебники германской истории с 
маршальским жезлом в правой руке и с орденами на гордо выпяченной груди. Он не 
хочет, чтобы в берлинском «Спортпаласте» раздался клич: «Отомстим за 
Сталинград! Отомстим за павшего фельдмаршала! " Нет, он хочет разделить судьбу 
своих еще оставшихся в живых солдат. Так понимает он теперь долг командующего 
армией!


* * *

Кольцо сжимается все уже, русские захватывают один дивизионный медпункт за 
другим. Непрерывный поток раненых течет на Красную площадь и особенно в дом, на 
котором висит флаг с красным крестом. На каждой койке – по двое и по трое, но 
поток не уменьшается. И все нуждаются в помощи. Мертвецов выносят за дверь, а 
когда санитары возвращаются с пустыми носилками, там, где кое-как помещался 
один, уже лежат двое тяжелораненых. Стоны и крики с каждым часом все громче.

Это предел человеческих страданий, такого еще не знала мировая история. Ночное 
небо вздымается над этими Каннами, над германскими Каннами у великой русской 
реки, а потомок Эмилия Пауллюса сидит на своей походной койке. Он думает о 
солдатских добродетелях – верность и повиновении. И о том, каким тяжким крестом 
легли они на весь остаток его жизни.


* * *

Около 9 часов вечера на Красную площадь врываются первые русские танки. 
Двенадцать офицеров 194-го полка выстраиваются у выхода из подвала. Это личная 
охрана фельдмаршала. Генерал-майор Роске дает пароль: «Хорст Вессель». Не 
хватает только, пожалуй, трубачей сыграть национальный гимн, чтобы сцена 
выглядела вполне по-прусски. Внизу, в подвале, Паулюс дает последнюю 
радиограмму своему верховному главнокомандующему:

«… Русские танки перед входом… это конец 6-й армии… 6-я армия верно выполнила 
свою присягу… сражалась до последнего человека и последнего патрона… Паулюс, 
генерал-фельдмаршал».

В два часа ночи принят прощальный приказ Гитлера. Он высоко оценивает действия 
армии. Она войдет в историю. Но совершенно неясен конец радиограммы:

«… несмотря ни на что, сохранил нам 6-ю армию… ваш Гитлер».

Приказ регистрируется. Рации замолкают.

Теперь слово принадлежит Красной Армии. Около 3 часов утра у входа в Универмаг 
первые русские. Это капитаны. Их отсылают обратно, просят офицеров старше по 
званию. Через некоторое время появляется подполковник, его проводят к Роске. 
Переговоры кратки. Они заканчиваются пожеланием, чтобы прибыл русский генерал. 
О том, что сам Паулюс находится в подвале, не упоминается.

Тем временем двенадцать офицеров все еще стоят наверху, не допуская никого 
внутрь подвала. В двух метрах от них патрулируют красноармейцы. Никто уже не 
ведет себя как в бою. Никто не думает стрелять, вскакивать, бежать, искать 
укрытия. Советские солдаты чувствуют себя на Красной площади Сталинграда, как 
на главной площади своего родного города где-нибудь в тылу: в бескрайней России,
 в Сибири, в Туркмении, куда приехали в отпуск. Среди них много офицеров в 
хорошем, добротном обмундировании: полушубки, ватные брюки, валенки. Лица, 
опаленные огнем боев. Покуривают, переговариваются. А рядом немецкие солдаты.