где-то комендантом штаба, сейчас он с благоговением читает Новый завет. Рядом с 
ним копается в своих пожитках молодой капитан-артиллерист. Опустошает свой 
бумажник и планшет, потом подходит к железной печке посреди помещения, бросает 
в нее все, что теперь ему уже больше не нужно: солдатскую книжку, письма, 
фотографии и деньги. В углу, у подвального окна, стоят три обер-лейтенанта: они 
склонились над картой, которую держит один из них, и говорят о так называемых 
пунктах эвакуации.

Дело в том, что верховное командование вермахта (ОКВ) неделю назад прислало 
радиограмму: тому, кто желает прорваться, будет оказана помощь, авиации дано 
указание «регулярно летать над определенными пунктами между Волгой и линией 
фронта и сбрасывать продовольствие, а замеченные группы немецких солдат брать 
на борт и транспортировать в тыл. Ближайший такой указанный пункт находится в 
тридцати километрах юго-западнее, в районе Котельниково, и называется Новый 
путь. Его могли бы достигнуть многие. Но командование армии, боясь лишиться 
последних боевых сил, скрыло этот приказ. О нем знают только немногие офицеры 
высших штабов. Теперь они рассчитывают воспользоваться этим шансом выбраться из 
котла. Вносятся самые различные предложения. Один предлагает использовать 
захваченный танк Т-34 – вполне заправленный, он стоит в соседнем дворе. Другой 
считает, что надо попытаться ночью прорваться через линию фронта на машинах, 
ослепив противника светом прожекторов. Третий высказывается за бегство пешком. 
Еще кто-то предлагает окопаться в развалинах, переждать капитуляцию в 
подземелье, а когда большая волна русских схлынет, пробиваться. Все эти более 
молодые офицеры обсуждают уже десятый или двадцатый шаг, не соображая, что 
споткнутся и свалятся в пропасть уже при самом первом.

Невозможно понять, почему эти лейтенанты так самостоятельно и свободно могут 
распоряжаться своим временем. Фронтовым офицерам приказано, как и прежде, 
удерживать позиции и оставаться со своими солдатами, потому что любая попытка 
прорыва, с разрешения или без оного, группами или группками, даже сама мысль об 
этом оказала бы деморализующее действие на войска. Но для себя у штабов другая 
мерка. Все находящиеся сейчас в штабе армии непрошеные гости и офицеры, 
обсуждающие возможности выбраться, по существу, уже подводят печальный итог 
главы «Сталинград». Бесполезна и переброска в котел на самолетах отпускников, 
особенно офицеров: их и без того достаточно, к тому же осталось много штабов 
без войск и им ищут и находят всяческое применение. Однако некоторые штабы 
успели выбраться на самолетах. Они тащили с собой совершенно немыслимые вещи, 
например ящики со спиртными напитками. Не важнее ли было захватить раненых!

Собравшиеся здесь совершенно растеряны, сбиты с толку, ничего больше не 
понимают, ибо все происходящее вокруг совершается вопреки здравому смыслу и 
рассудку. Исчезло все то, к чему они до сих пор относились с почитанием и 
почтением, что одобряли, чему сами обучали и что прививали солдатам. Колесо 
истории движется вперед, оно переехало через них. Многие из офицеров за то, что 
пора кончать. Надо спасти тех, кто еще остался в живых. «Мы еще нужны Германии» 
– вот их лозунг. У них достаточно мужества для самопожертвования – они 
достаточно доказали это. Каждый из них стал здесь рядовым пехотинцем, каждый 
стрелял, и редко когда кто проявлял личную трусость. Но может ли сейчас 
командующий армией с чистой совестью все еще требовать выполнения приказа 
держаться?

Полковник ван Хоовен говорит с начальником оперативного отдела штаба армии, 
спрашивает его, знает ли действительно фельдмаршал о состоянии последних солдат,
 о безнадежном положении раненых. Тот подтверждает и вновь повторяет, что тем 
не менее надо сражаться до последнего. Но какую еще пользу могут принести 
командованию вермахта эти последние часы, стоящие потоков крови?

«Merde» – воскликнул маршал Камбронн и вложил свою саблю в ножны, когда в битве 
при Ватерлоо после последней попытки батальонов старой гвардии Наполеона 
восстановить положение концентрическая атака англичан и пруссаков заставила 
дрогнуть еще непоколебленное каре. У офицеров 6-й армии часто срывалось с губ 
это старое солдатское ругательство, и у них была на то причина. Но сегодня, 30 
января, уже нет достаточно сильных слов и проклятий, чтобы выразить все 
возмущение тем, чего все еще требовал приказ.


* * *

Прошли часы, наступил вечер, офицеры сидят вокруг догорающей свечи. В ней 
осталось всего четыре сантиметра, и она последняя. Скоро наступит тьма.

Полковник ван Хоовен вернулся с совещания у командующего армией, принес пачку 
сигарет. Все закуривают по одной. Разрывы тяжелых снарядов сотрясают толстые 
стены подвала; молодой капитан-артиллерист нервно постукивает рукой по столу, 
переводит взгляд с одного лица на другое. Взгляд вопрошающий и неуверенный, 
словно капитан ищет поддержки. Потом он не выдерживает:

– Господин полковник, разрешите вопрос! Что вы будете делать, когда появятся 
русские?