коснуться оси. Но его нога чересчур коротка, он не может достать до бомбы. 
Делая последнее усилие, я резко накреняю машину, первый раз в своей жизни. 
Старый аппарат вяло реагирует. Вот мы летим почти под прямым углом к земле. 
Легкий щелчок, бомба срывается и падает вниз. Я выравниваю самолет и смотрю ей 
вслед, наблюдая как она взрывается в поле. Вверх вздымается фонтан земли. Мы 
разворачиваемся и идем домой. Мой «Франц» все еще болтает ногой в воздухе. Он 
делает возбужденные жесты. Его нога застряла в узком люке и он не может 
вытащить ее, пока мы не приземлимся. Перед голубым хребтом появляется 
укрепление звездообразной формы в Нейбрейзахе, там неподалеку и наш аэродром. 
Механики и курсанты бегут к нам. Мы последние, кто возвратился из налета на 
Бельфор. Мы вылезаем из машины и наблюдатель жмет мне руку. «Рад был 
познакомится», говорит он. К нам через поле бежит ординарец. Я должен 
немедленно доложить в штаб-квартире. Здесь сидит наш капитан. Тот самый, кто 
устраивал мне нагоняй перед строем. Я щелкаю каблуками и рапортую: «Рядовой 
Удет вернулся из-под ареста.» Он долго смотрит на меня. Затем говорит: «Вы 
переводитесь в Хабсхаймскую группу одноместных истребителей. Ваш самолет 
прибудет через два дня, затем вы можете лететь!» Он достает мое дело и листает 
его, как будто меня здесь нет. Я стою какое-то время, не двигаясь, удивленный и 
потрясенный. Капитан поднимает глаза вверх: «Вольно!» Я ухожу.

Аэродром ярко освещен полуденным солнцем. Время отдыха. Все тихо и мирно, как в 
воскресенье. Я останавливаюсь и делаю глубокий вдох. Пилот одноместного 
истребителя? Пилот-истребитель? Стать тем, кем все мечтают стать? Я не 
справлюсь, просто не справлюсь. Приходит писарь и приносит пару котелков с кофе.
 «Ну, господин истребитель», ухмыляется он и снимает крышку. Писари всегда все 
знают, и когда у них перекур, они становятся словоохотливыми. Я протягиваю ему 
пачку сигарет. С хитрым, косящим в сторону взглядом он берет три штуки, 
зажигает одну и начинает.

В это утро звонил начальник штаба из Мюльхаузена. Желал знать, вернулся ли 
рядовой Удет из-под ареста. Все бросились меня искать пока наконец механики не 
доложили, что я отправился на бомбардировку Бельфора вместе с лейтенантом 
Хартманом. Об этом сообщили в Мюльхаузен. «Прямо из-под ареста?», спросил 
штабной офицер? «Прямо из-под ареста!», ответил капитан. Затем Мюльхаузен 
отключился. Два часа спустя пришел приказ: «Рядовой Удет переводится в 
Хабсхаймскую группу одноместных истребителей. „Удачи больше чем мозгов“, 
пробурчал капитан, кладя телефонную трубку на место. Писарь собирает кофейные 
кружки. „Ну, удачи, Herr Jagdflieger!“, говорит он и уносится рысью. Когда 
поднимается солнце, долины начинают нагреваться. Летные курсанты, которые 
относились ко мне раньше как к отверженному, сейчас собираются вокруг меня. 
Пилот в Хабсхаймской группе одноместных истребителей? Вот сукин сын!» Они 
торопятся узнать, как я получил Железный Крест. Я рассказываю им о чем-то 
возвышенном. Через два дня прибывает моя машина. Быстроходный новый Фоккер. Он 
выглядит элегантно и колоритно, как настоящий ястреб. Стоящий рядом с ним 
старый Авиатик I, на котором я летал в 206-й, кажется толстым и неуклюжим как 
гусь. Половина всех курсантов собирается к моменту моего взлета. «И помните о 
главном, ребята: как можно больше тренироваться», кричу я им, махая на прощание 
рукой.

Деревянные колодки из-под колес убраны, рычит мотор Гном, и я взлетаю. Машина 
кренится вправо. Я всего лишь в каком-то метре от земли. Я дергаю ручку влево, 
налегая на нее изо всей силы. Но ничего не происходит, абсолютно ничего! Ангар 
несется мне навстречу с головокружительной скоростью. Треск, какие-то обломки 
летят у меня над головой… Я врезался в ангар! Какое-то время я сижу не двигаясь,
 как будто парализованный шоком. Затем я встаю, колени мои трясутся, и 
выбираюсь из кабины. Я невредим, но от самолета осталась куча обломков. 
Курсанты и механики бегут ко мне через летное поле. Все видели мою аварию. 
Бегут даже со стороны казарм и штаба. Они стоят вокруг меня большим полукругом, 
с любопытством разглядывая машину. Несколько человек подходят ко мне с 
вопросами, на которые я не могу ответить.

Я стою молча, все во мне трясется. Подходит капитан и долго смотрит на меня. 
«Итак», говорит он, как будто он ждал что так и произойдет. Я, запинаясь, 
бормочу что-то: «Ручку заклинило, элероны не работали». «Мы это расследуем», 
говорит он и кивает старшему механику. Я иду в мою комнату и сижу у окна, 
уставясь в него ничего не видящими глазами, как будто забыв о том, что 
произошло. Другие из чувства сострадания, оставляют меня в покое. Вечером 
становятся известны результаты расследования. Привод пулемета перепутался с 
тягой дроссельной заслонки и тем самым заблокировал ручку управления. Старший 
механик приносит фотографию кокпита. Я реабилитирован. Мне дают еще одну машину,
 но на этот раз это старый Фоккер. На следующее утро я вылетаю в Хабсхайм. На 
взлетном поле одни только механики, больше никого. Стоит серое, туманное утро.




Первые бои


В Хабсхаймской группе одноместных истребителей четыре пилота. Лейтенант