его, а он отвечает мне с некоторым смущением и быстро проходит мимо. Это могло 
быть совпадением, но вот и те трое, стоящие перед большой палаткой, 
демонстративно поворачиваются ко мне спиной.

Наконец я наталкиваюсь на Беренда. Он скребет в затылке и отводит меня в угол 
между палатками. Вот чертова история. Как только мы пошли вниз, офицер бросился 
к телефону и вызвал начальника штаба. Он устроил настоящую бурю: рядовой Удет 
только что разбился из-за своего рискованного пилотирования. Он потребовал, 
чтобы Удет был немедленно отстранен от своих обязанностей и сурово наказан. Все 
в дежурной комнате слышали его. «Самое суровое наказание!», пронзительно 
верещал он. Замена мне уже прибыла и я могу собирать свои бумаги. Я переведен в 
летный парк в Нейбрейзахе.

Беренд печально качает головой. Я благодарю его, собираю свои бумаги и 
прихрамывая иду к себе. После обеда я сижу на диване, раненная нога вытянута. 
Моя хозяйка, стоя на коленях, упаковывает мой чемодан. Ее лицо опухло от плача 
и время от времени она издает глубокий вздох. Я всегда считался одним из ее 
лучших жильцов и никогда не вычитал стоимость порошка против клопов из арендной 
платы.

В дверь стучат. На пороге стоит Юстиниус. Он подходит ко мне и когда я пытаюсь 
привстать, толкает меня назад, на зеленый плюшевый дивана.

«Остынь, Коротышка!», говорит он дружески. «Так всегда бывает, то вверх, то 
вниз. Кроме того, мы же на службе.»

Он хлопает меня по плечу и сует мне в руку коробку с сигаретами. Затем он 
уходит. Через несколько минут ему предстоит вылет с моим преемником.

Я больше никогда не видел Юстиниуса. Он погиб в 1917 году на Западном фронте, 
став пилотом-истребителем.

Я прибываю в летный парк Нейбрейзаха после наступления темноты. «Ага, перед 
нами тот самый господин, который не умеет летать по прямой», говорит сержант. 
Писари ухмыляются. Уже поздно, и меня посылают на склад за постельным бельем. 
Всю ночь я ворочаюсь с боку на бок и не могу сомкнуть глаз ни на минуту.

На следующее утро курсанты выбегают на двор. Я должен оставаться в бараке. 
Затем кто-то зовет и меня.

Капитан стоит перед строем и смотрит на меня с мрачным и угрожающим выражением 
лица. Я выхожу вперед на деревянных ногах.

«Кру-у-гом!», командует он, и я поворачиваюсь. Сотни пар глаз смотрят на меня с 
любопытством.

«Только взгляните на него!», грохочет голос за моей спиной. «Небрежное 
пилотирование этого болвана стоило фатерлянду новой, дорогостоящей машины и 
поставило под угрозу жизнь его наблюдателя».

Курсанты смотрят на меня так, как будто я только что прикончил своего 
собственного отца.

Шелестят бумаги, и капитан читает в холодной и деловой манере: «За свое 
небрежное маневрирование, которое создало угрозу для жизни наблюдателя и 
привело к разрушению дорогостоящего самолета рядовой Удет будет подвержен 
семидневному аресту. Только предшествующее достойное поведение на поле боя, 
принимаемое во внимание в качестве смягчающего обстоятельства, предотвращает 
более серьезное наказание». «Пусть это послужит уроком всем вам», добавляет он 
громовым голосом, и обращаясь ко мне: «Вольно!» Я возвращаю свое белье в 
каптерку. Затем капрал, с карабином на плече, подходит ко мне чтобы увести под 
арест.

Путь на гауптвахту проходит через самый центр города. Мы идем по улице, я – 
впереди, капрал – сзади. Я смотрю только вниз, на тротуар. По положению ботинок 
всех встречных я замечаю, что многие останавливаются, чтобы посмотреть на нас. 
Гауптвахта находится в старой крепости, темной и бесцветной. Надзиратель, 
старик с бородой, сопровождает свою работу ободряющей болтовней: «Теперь ты уже 
не сможешь повеситься», говорит он, отбирая мои подтяжки. «А теперь – не 
сможешь зарезаться», когда я передаю ему мой перочинный нож. «А сейчас – зубы». 
«Почему это – зубы?!», спрашиваю я. «Чтобы ты не перегрыз себе глотку», 
отвечает он. Все, смеются, кроме меня. Я не расположен к веселью. Затем меня 
запирают в камеру.

Это маленькая комнатка с голыми стенами, деревянная койка, табурет, умывальник, 
больше ничего. На окне – стальной козырек. Виден только краешек неба, как будто 
смотришь со дна глубокого колодца. Ключ поворачивается в замочной скважине. И я 
остаюсь один. Вместе с моими мыслями. Как долго, не знаю. Затем я слышу шаги по 
каменным ступеням и дверь открывается: обход. Я вскакиваю. Начальник, 
престарелый унтер-офицер говорит: «Повторяй за мной: рядовой Удет…», его голос