|
И Юстиниус возвращается. Медленно он ползет вдоль наклонной плоскости крыла и
карабкается назад в кабину.
Несколько сильных ударов сотрясают самолет, тонкое деревянная перегородка между
сиденьями наблюдателя и пилота разломана на куски. Появляются две руки, в кровь
разбитые разлетевшимся на куски деревом, хватаются за штурвал. Юстиниус здесь,
он помогает мне!
Его бледное лицо, покрытое испариной от потери сил, появляется в проломе. «Мы
должны продержаться, парень», кричит он, «до Швейцарии». Мы находимся на высоте
тысяча метров и все еще в восьми километрах от границы.
Земля внизу совершенно не тронута войной – деревни с красными крышами,
скрывшиеся в сочной зелени плодовых деревьев, шахматная доска полей.
Наконец-то! Справа, прямо по полям, бежит колючая проволока, барьер, который
поставили швейцарцы для того, чтобы задерживать французских дезертиров. На
высоте шестисот метров мы пересекаем границу недалеко от Сент-Дизьера.
«Швейцария!», кричу я, наклонившись вперед. Лицо Юстиниуса вновь появляется над
выломанной перегородкой. «Тяни до Германии», кричит он мне.
Газ, скольжение, газ, скольжение. Мы несемся на малой высоте. На улицах
деревушек люди останавливаются и стоят, раскрыв рот от изумления. Вот это,
должно быть, Куртремарш. Вот Вендлинкур. И вот – снова колючая проволока, –
немецкая граница!
Мы приземляемся на свежевспаханном поле, выпрыгиваем из самолета. Смотрим друг
на друга – и вдруг что-то охватывает нас как пьяное безумие. Нет больше
лейтенанта Юстиниуса и рядового Удета, только «Франц» и «Эмиль», двое мальчишек,
прыгающих как индейцы Сиу у тотемного столба, поднимающих тучи пыли и
бросающихся комьями земли друг в друга как снежками. Наша посадка не осталась
незамеченной, и вот уже люди бегут к нам прямо через поле. Мы восстанавливаем
самообладание. Юстиниус просит какого-то велосипедиста отправится в близлежащий
городок и позвонить в Хейлигкрейц.
Пока мы ходим взад и вперед у аэроплана, толпа любопытных зрителей постепенно
становится все больше. Юстиниус хлопает меня по плечу. «Знаешь что?», говорит
он. «Мы попросим их сделать нам новую растяжку и вернемся домой своим ходом».
Отличная идея.
Кузнец из Винкеля разглядывает деталь, сморщив лоб. «Через три часа я сделаю
для вас новую.» Мы бредем назад к самолету и народ идет за нами следом как
будто мы какие-то канатоходцы из бродячего цирка.
Серый автомобиль мчится по дороге и тормозит рядом с нами. Из него выходит
офицер и толпа расступается, открывая проход. Офицер, штабной работник,
подходит к нам.
Юстинис рапортует, и штабной пожимает нам руки. «Отличная работа, мальчики». Он
подходит к самолету. «Что с ним случилось?»
Юстиниус, сияя: «Уже чинится, герр гауптман».
«Что!?», кричит штабной.
Он выходит из себя. Бракованная деталь должна быть передан в руки проверочной
комиссии. Вы должны были это знать!
Мы, подавленные, молча влезаем в автомобиль и мчимся к деревенской кузнице.
Кузнец встречает нас на пороге. Удовлетворение мастера своего дела написана у
него на лице. «Вот». Он вручает нам новую растяжку.
«А где старая?», пронзительно звучит вопрос штабного офицера. Кузнец указывает
большим пальцем через плечо куда-то в сторону скотного двора. Ворота открыты и
посредине можно видеть большую навозную кучу. На ее вершине, роясь и греясь в
солнечных лучах, попискивают цыплята. «Хорошо», поищем ее, принимает решение
штабной. Я вхожу во двор, за мной следом идет Юстиниус.
Растяжку легко найти, она лежит на самой вершине кучи. Мы обмываем ее под
водопроводным краном и приносим капитану. Он смотрит на нее и опускает в карман.
Кузнец получает свои деньги и мы снова залезаем в автомобиль. Мы должны ехать
в Мюльхаузен. Кузнец смотрит нам вслед, качая головой.
Штабной еще не остыл. «Болваны», ворчит он себе под нос. Затем, пожав плечами,
он поворачивается к нам и неожиданно сменяет гнев на милость. «Вы должны
извинить мое волнение, господа. Но только что сегодня разбились два летчика из
вашего авиаотряда, лейтенант Винтер и сержант Прейсс. Врезались в землю у
Хартмансвейлеркопфа. Вероятно из-за того же самого дефекта. Оба погибли!»
|
|