Мы бежим к самолету через зеленые сеянцы. Пехотинец рапортует. Рейнхольда нашли 
сидящим за ручкой управления, права рука – на кнопке пулемета. Его лицо было 
заморожено напряжением последнего боя, левый глаз прищурен, правый широко 
открыт, как будто бы он продолжал целиться в невидимого врага. И в этом 
положении его настигла смерть. Поля ударила сзади в голову, выйдя спереди между 
бровями. Входные и выходное отверстия очень маленькие. Мы забираем мертвеца и 
увозим его с собой. «И я хотел бы так умереть», говорит мне Глинкерман.

Через несколько дней прибывает наш новый командир – лейтенант Гонтерман. У него 
отличная репутация. Он сбил двенадцать самолетов и шесть аэростатов. Его 
тактика совершенно нова и всех нас удивляет. Прежде чем открыть огонь, он уже 
побеждает врага тем, что выбирает самую удобную позицию. И когда он наконец 
начинает стрелять, ему требуется самое большее десяток патронов чтобы разнести 
на куски вражескую машину, поскольку к тому времени он обычно приближается к 
ней на расстояние двадцати метров. От него веет спокойствием. Его круглое, как 
у фермера, лицо, не выражает никаких эмоций. Но одно в нем меня смущает: его 
раздражает каждое попадание в машину, которое он может найти после приземления. 
В этом он видит доказательство своих недостатков как летчика. Если применяется 
его система, правильно проведенный воздушный бой не позволяет его оппоненту 
сделать ни одного прицельного выстрела. В этом отношении он полностью 
противоположен Рихтгофену. Красный Барон принимает рапорт своих механиков о 
попаданиях в аэроплан с улыбкой пожимая плечами. Почти одновременно с прибытием 
Гонтермана эскадрилья перебазируется из Ле Сельве обратно в Бонкур. Это старый 
французский замок, окруженный парком. Владелец, старый провинциальный дворянин, 
живет здесь со своей женой и двумя дочерьми. Они переселились в отдаленную 
часть дома и предоставили в наше распоряжение самые раскошные комнаты. Скорее 
всего они ненавидят нас, но их поведение вполне корректно. Если мы встречаем их 
в коридоре или парке, они приветствуют нас с ледяной любезностью.

Однажды все изменяется. За обедом Гонтерман рассказывает нам, что он только что 
встретил в коридоре хозяина. Старик плакал. Его дочери должны идти в деревню и 
работать в поле. Комендант города, рядовой первого класса изводит и раздражает 
их как только может. Скорее всего он пытается заигрывать с младшей, худой и еще 
не успевшей подрасти девушкой пятнадцати лет. Гонтерман обещает разобраться с 
этим делом. Его лицо краснеет от гнева когда он говорит об этом нам. После 
обеда этот рядовой приезжает в замок на толстом жеребце. Мы поставили кофейный 
столик под деревьями в саду. Окна в комнату Гонтермана открыты и мы можем 
слышать каждое его слово. «На вас поступила жалоба,» начинает Гонтерман. Он 
говорит тихо, но громче обычного. «Это моя привилегия, герр лейтенант!». 
Рядовой говорит доверительно и с уверенностью в своей правоте. «Это как?» 
«Когда эти девки не слушаются, они должны быть наказаны!» Голос Гонтермана 
становится громче: «Мне сказали, что вы также приставали к одной из женщин.» 
Длинная пауза, затем снова голос Гонтермана: «Например, к молодой графине 
которая живет здесь, в замке.» «Я не обязан отчитываться перед вами в этих 
делах, герр лейтенант. Я комендант этого города!» Голос Гонтермана становится 
таким громким, что мы прямо подпрыгиваем. «Ты – кто? Ты – грязная свинья! 
Животное! Персонаж, которого нужно поставить к стенке без всякого промедления! 
Мы сражаемся честным оружием против честного врага, а такой негодяй как ты 
занимается своими делишками и все пачкает!» Это похоже на средневековую 
экзекуцию. В течении целых пяти минут Гонтерман бьет его, бьет своими словами. 
Но это не смягчает наказания. «Я отдам тебя под военно-полевой суд,» кричит он 
в конце: «Пошел отсюда!» Рядовой проходит мимо нас. Его лицо бледно и покрыто 
потом. В расстройстве он забывает отдать честь и даже сесть на лошадь. Затем 
приходит Гонтерман. Он уже остыл.

Мы вылетаем на вечернее патрулирование. Гонтерман сбивает Ньюпор, я – Спад. Это 
моя шестая победа. На следующее утро Баренд, который живет в деревне с другими 
механиками рассказывает мне, что коменданта увела фельджандармерия. Гонтерман 
пользуется поддержкой гораздо большей, чем позволяет предположить его ранг. Там,
 в штабах, ему знают цену. В течении двух недель, которые Гонтерман провел в 
нашей эскадрильи, он сбил восемь самолетов противника. Его награждают высшим 
орденом за храбрость, Pour le Merite, и месячным отпуском. Перед своим отъездом 
он назначает меня исполняющим обязанности командира эскадрильи.

Мы летаем каждый день как только хоть в какой-нибудь степени позволяет погода. 
Чаще всего – три раза в день: утром, в полдень и вечером. Чаще всего мы 
патрулируем над нашими позициями и воздушные бои случаются не часто. Французы 
летают осторожно, но тактически действуют очень грамотно. У нас всех чувство, 
что у врага превосходство в этой области, и не только благодаря лучшим 
самолетам. Двадцатимесячный опыт на главном фронте и закалка, полученная в 
сотнях воздушных боев дают преимущество, с которым не так просто справиться. 25 
мая мы вылетаем на патрулирование – как обычно, в клиновидном строю. Я впереди, 
за мной братья Вендель, затем Пуц и Глинкерман. Мы на высоте примерно двух 
тысячи метров. Небо ясное, как будто его только что подмели. Намного выше нас 
несколько перистых облаков. Ярко светит солнце. Полдень, врага нигде не видно. 
Время от времени я оборачиваюсь и киваю остальным. Они летят за мной – братья 
Вендель, Пуц и Глинкерман, – все так, как и должно быть. Не знаю, есть ли на 
свете такая вещь как шестое чувство. Но неожиданно у меня появляется 
уверенность, что нам угрожает какая-то опасность. Я полуоборачиваюсь и в этот 
момент вижу, как, совсем близко о меня, не дальше чем в двадцати метрах самолет