Средиземного моря.
      В дальнейшем Гитлер хотел вытеснить Россию из района Балкан, достигнуть 
соглашения с Турцией, чтобы ослабить ее нажим на Болгарию, устрашить каким-либо 
способом Югославию, так как без усмирения этой страны невозможна никакая 
операция на Балканах, получить от Венгрии согласие на пропуск через ее 
территорию крупных немецких соединений в Румынию.
      В случае, если Англия попытается значительно усилить свои войска во 
Фракии, он, несмотря на весь риск такого предприятия, решительно выступит со 
всеми необходимыми силами. Но, к сожалению, до марта «всякое ведение боевых 
действий на Балканах является невозможным.
      В военной области Гитлер в соответствии с политическими соображениями 
также ставил на первое место преграждение входа в Средиземное море, 
следовательно, вовлечение в войну Испании. Но он, по-видимому, был не очень 
уверен, что Испания сделает этот шаг. «Я хочу попытаться склонить Испанию к 
вступлению в войну» – в этих словах слышатся нотки сомнения. Гитлер все еще 
надеялся, что на суше, на ливийско-египетском театре военных действий, Италия 
может обойтись своими силами. Он питал надежду даже на то, что итальянцы смогут 
продвинуться до Мерса-Матрух, чтобы «пикирующие бомбардировщики окончательно 
изгнали британский флот из Александрии, а бомбардировщики дальнего действия 
сильно заминировали Суэцкий канал, сделав его практически непригодным для 
сообщения».
      Главная тяжесть борьбы в восточной части Средиземного моря ложилась на 
авиацию обеих держав. Посредством планомерного сосредоточения крупных сил она 
должна была вытеснить Англию из Средиземного моря. Вопрос о Средиземном море 
следовало разрешить еще этой зимой, потому что не позднее начала мая он, Гитлер,
 должен получить обратно свои войска. В письме не указывалось, по каким 
соображениям был намечен этот срок.
      В начале марта в Румынии, говорилось далее, начнется сосредоточение 
немецких сил, достаточных для того, чтобы «при всех обстоятельствах обеспечить 
полный успех»; оно будет продолжаться до тех пор, пока и в Албании не будут 
сконцентрированы необходимые силы. Заканчивая изложение своей военной программы,
 Гитлер затронул вопрос о Египте. Он отметил, не обосновав подробно свою точку 
зрения, что этот вопрос пока может оставаться совершенно открытым, так как он 
после тщательного анализа пришел к выводу о невозможности вообще предпринять 
наступление на дельту Нила до осени следующего года. Только он один знал, 
почему надо было к маю отозвать немецкие войска, почему нельзя было начинать 
наступление против Египта до будущей осени – он готовился к осуществлению 
«плана Барбароссы». Но со всем фанатизмом он хотел помочь в кратчайший срок 
преодолеть кризис и после кажущегося неуспеха добиться окончательного поражения 
противника.
      Гитлер хорошо понимал, как далека стала в последние месяцы победа над 
Англией, которую он считал окончательной; он отдавал себе отчет в том, что он и 
его союзник переживали серьезный кризис. Однако предлагаемые им энергичные 
контрмеры в решающих пунктах, казалось, били мимо цели. Испания, еще в августе 
под впечатлением огромной победы Германии перешедшая от состояния нейтралитета 
к состоянию невоюющей страны и этим политическим актом недвусмысленно 
показавшая свою готовность выступить за державы оси, стала вдруг трезво 
смотреть на вещи. Средиземное море запереть не удалось. Таким же роковым было и 
то обстоятельство, что Гитлер все еще сильно переоценивал военную мощь Италии, 
так что его план борьбы против англичан в восточной части Средиземного моря 
строился на неверных предпосылках. Горькое разочарование ожидало его в самом 
ближайшем будущем и в Северной Африке.
      Несогласованным германо-итальянским действиям и планам англичане 
противопоставили более целеустремленные и планомерные действия. Черчилль хорошо 
использовал предоставленное ему время для усиления вооруженных сил Англии.
      Хладнокровно и трезво оценивая обстановку, он в июне 1940 г. понял, что 
даже общественное мнение в Соединенных Штатах очень скептически относится к 
возможности Англии избежать поражения. «Что действительно важно, – писал он 26 
июня английскому послу в Вашингтоне, – так это то, захватит ли Гитлер Англию в 
течение трех месяцев или нет». Он выразил уверенность в том, что вторжение 
будет отражено и английская авиация выполнит свою задачу. У Англии пока не было 
союзника, и Черчилль видел, что только вера в силу и способность Англии к 
сопротивлению, которую надлежит возродить, может положить конец этому состоянию.
 Он немедленно начал принимать меры. Черчилль стремился сам связаться со 
Сталиным, и поводом для этого послужило назначение нового посла в Москве, 
Стаффорда Криппса, через которого он передал личное письмо Сталину. Он надеется,
 писал Черчилль в письме, что, несмотря на разницу в мировоззрениях и на то, 
что с августа 1939 г. Россия решила присоединиться к другой стороне, отношения 
между двумя державами в международной сфере будут развиваться с учетом взаимных 
интересов и с пользой для обеих сторон.
      Англия решила не склониться перед немецким игом и освободить от него 
Европу. Советский Союз должен, ввиду угрозы германского господства в Европе, 
сам решить, как ему действовать, чтобы обеспечить свои интересы.
      Англия в любое время готова обсуждать проблемы, возникшие в связи с 
попыткой Германии завоевать и поглотить Европу.
      Черчилль встретил самую горячую поддержку у президента Рузвельта и его 
ближайших сотрудников, которые, в отличие от широких кругов общественности и 
конгресса, не потеряли веру в Англию и сделали все, чтобы помочь ей материально 
и дипломатически в рамках государственных законов и с учетом того, чтобы не 
повредить себе на предстоявших в ноябре 1940 г. президентских выборах.