| |
но Гитлер по государственным соображениям отказывал. В самом начале
Байройтского фестиваля 1939 г. Ханке как-то утром заявился в мой берлинский
дом в полном отчаянии. Супруги Губбельс помирились, сообщил он, и вместе
отбыли в Байройт. Я-то считал, что для Ханке это самый удачный выход. Но
отчаявшегося влюбленного не утешить поздравлениями по такому поводу. Поэтому
я пообещал ему разведать в Байройте, что же произошло, и тотчас же отбыл.
Семья Вагнеров пристроила к дому Ванфрида просторное крыло, в котором в
эти дни остановился Гитлер и его адъютанты, тогда как приглашенные фюрером
гости были размещены в частных квартирах. Между прочим здесь своих гостей
Гитлер отбирал тщательнее, чем в Оберзальцберге, не говоря уж о
Рейхсканцелярии. Не считая несущих службу адъютантов, он ограничивался
приглашением нескольких знакомых с их женами, в отношении которых он мог
быть уверенным, что они будут приятны семейству Вагнеров; в сущности,
постоянными гостями были только д-р Дитрих, д-р Брандт и я.
В дни фестиваля Гитлер производил более раскованное впечатление, чем
обычно. В семействе Вагнеров он определенно чувствовал себя уютно и
избавленным от необходимости олицетворять собой власть, необходимости,
подчиняться которой, он иногда считал себя обязанным даже при небольшом
вечернем застолье в Рейхсканцелярии. Он был весел, по-отечески общался с
детьми; по отношению к Винифру Вагнер держался по-дружески и
предупредительно. Без его финансовой поддержки фестивали едва ли смогли бы
продержаться. Каждый год Борман отсыпал из своих фондов сотни тысяч, чтобы
фестивали достойно увенчивали очередной сезон немецкой оперы. Быть патроном
этих фестивалей и другом семьи Вагнеров -- возможно это было осуществление
мечты, в которую Гитлер едва ли отваживался верить в дни своей молодости.
Геббельс с женой прибыли в Байройт в тот же день. что и я, и заняли
квартиру в пристройке дома Ванфрида. Фрау Геббельс была, судя по всему,
глубоко подавлена, она откровенно рассказала мне: "Ужасно, как мой муж
запугивал меня. Я только собралась отдохнуть в Гаштайне, как он без всякого
приглашения появился в отеле. Три дня он непрерывно уговаривал меня; больше
я вынести не могла. Он шантажировал меня нашими детьми -- он прикажет их у
меня отнять. Что я могла поделать? Мы помирились только внешне. Альберт, это
чудовищно! Мне пришлось дать ему слово никогда не встречаться более
приватным образом с Карлом. Я так несчастна, но у меня нет выбора".
Что могло бы лучше всего соответствовать этой семейной трагедии, чем
"Тристан и Изольда", которую мы, Гитлер, супруги Геббельс, госпожа Винифрид
Вагнер и я, как раз слушали из большой центральной ложи. Госпожа Геббельс,
справа от меня во время всего спектакля тихонечно плакала. В антрактах она
сидела в углу одного из салонов, сломленная и всхлипывающая, в то время как
Гитлер и Геббельс показывались через окно народу и старались не замечать
неприятную ситуацию.
На следующее утро я раскрыл Гитлеру, которому поведение фрау Геббельс
накануне осталось непонятным, подоплеку состоявшегося примирения. Как глава
государства он, хотя и приветствовал такой поворот событий, но тотчас же, в
моем присутствии вызвал Геббельса и немного -- словно и сухо сообщил тому,
что будет лучше, если он со своей супругой в этот же день покинет Байройт.
Не дав возможности какого-либо возражения, даже не протянув руки, он
попрощался с министром и после этого повернулся в мою сторону: "С женщинами
Геббельс циник". Он и сам был циником, на другой манер, впрочем.
Глава 11
Земной шар
При осмотрах моих берлинских макетов Гитлера прямо-таки магнетически
притягивал один участок плана: будущая центральная точка всей Империи,
которая призвана будет на столетия вперед служить воплощением могущества,
завоеванного в гитлеровскую эпоху. Как резиденция французских королей с
градостроительной точки зрения охватывает Елисейские поля, так же должны
были неизменно находиться в поле зрения с любого конца Великолепной улицы те
сгрупированные вместе сооружения, которые Гитлер хотел бы как олицетворение
своей политической деятельности иметь непосредственно около себя:
Рейхсканцелярия для управления государством, Верховное командование вермахта
для осуществления приказной власти над тремя родами войск, затем -- по
канцелярии для партии (Борман), для протокольного управления (Майсснер) и
для личных нужд (Боулер). То, что на наших планшетах к архитектурному центру
относилось также и здание Рейхстага, не должно было давать повода для мысли,
что парламенту отводится сколь-либо важная роль в системе власти. Старое
здание рейхстага просто случайно оказалось на этом месте.
Я было предложил Гитлеру снести вильгельмовский рейстаг, построенный
Паулем Вало, но неожиданно встретил жесткое сопротивление: ему нравилось
здание. Правда, Гитлер отводил его только для общественных целей.
Относительно своих конечных намерений Гитлер был немногословен. Если в
беседах со мной он высказывался без всякой оглядки, то это объясняется той
доверительностью, которая почти всегда окрашивает взаимоотношения заказчика
и архитектора.
"В старом помещении мы можем разместить читальные залы и комнаты для
депутатов. Я не возражаю против размешения библиотеки в зале пленарных
заседаний. 580 мест -- он для нас слишком мал. А совсем рядом мы построим
новое здание. Нужно предусмотреть в нем места для тысячи двухсот депутов!"
(1). Это предполагало народонаселение примерно в 140 млн. и позволяло
получить представление в масштабах, которыми он мыслил; причем отчасти он
имел в виду естественный быстрый прирост немецкого населения, частично --
|
|
