двух -- трех часов утра. Остальные гости удалялись пропустить бокал вина или
расходились по домам, зная  по  опыту, что с  Гитлером сегодня  вряд  ли еще
удастся переговорить.
     Гитлера прямо-таки завораживал наш макет города, установленный в бывших
выставочных  залах  Академии искусств.  Он  даже  приказал  проложить прямую
удобную  дорожку  между   Рейхсканцелярией   и   нашим  зданием,  для   чего
понадобилось   пробить   двери  в   стенах,   разделявших  сады   нескольких
министерств. Бывало он прихватывал  с  собой в нашу мастерскую  и  небольшую
компанию, отужинавшую  у него. Вооружившись карманными фонариками  и связкой
ключей, мы  пускались в путь. Лучи фонарей выхватывали  из темноты макеты. Я
мог  вообще воздерживаться от  каких-либо  пояснений, потому  что  Гитлер  с
сияющими глазами сам рассказывал сопровождавшим его о каждой детали.
     Всякий  раз нас  охватывало  напряженное  волнение, когда  монтировался
новый макет и его  заливал яркий свет прожекторов, имитирующих  естественное
под  определенным  углом солнечное освещение.  Обычно макеты изготовлялись в
масштабе 1:50; над ними трудились высококлассные  краснодеревщики, передавая
мельчайшие  детали,  фактуру  и  цвет  будущих  отделочных  материалов.  Так
постепенно  удалось  скомпоновать  крупные  фрагменты  новой  величественной
улицы;  перед   нами   возникал   пластический  образ  сооружений,   которым
десятилетием  позднее  предстояло  воплотиться в жизнь. Примерно на тридцать
метров   простиралась  эта  улица-макет   в  бывших  выставочных  помещениях
Берлинской Академии искусств.
     В особый восторг приводил Гитлера генеральный общий макет, изображавший
Великолепную улицу в масштабе 1:1000.  Смонтированный на столах с колесиками
он всегда мог  быть  разъединен  на  отдельные  фрагменты. Гитлер вступал  в
"свою"  улицу  с  самых  разных  сторон,  стараясь   прочувствовать  будущее
впечатление: то он любовался ею глазами путешественника, прибывшего на Южный
вокзал, то окидывал взглядом всю перспективу изнутри огромного павильона или
со  срединной  части  улицы,  налево и  направо. При  этом  он, рассуждая  с
необычайной  горячностью,  почти  становился  на   колени  так,  чтобы  глаз
оказывался всего несколькими миллиметрами выше края  макета  и  схватывал бы
истинное  впечатление.  Это  были  редкие  часы,  когда  он  сбрасывал  свою
напыщенность.  Никогда  не  видел  его таким  оживленным,  непосредственным,
раскованным, как в эти  часы,  тогда как я  сам, часто усталый и, даже после
многих  лет знакомства, все же несколько почтительно-  скованный, по большей
части  помалкивал.  Один   из   моих  ближайших  сотрудников  выразил   свое
впечатление  от   этих  по-своему  своеобразных  взаимоотношений  следующими
словами:"Вы знаете, кто Вы? Вы -- несчастная любовь Гитлера!"
     Лишь  редким счастливцам удавалось проникнуть  в  эти помещения,  зорко
охранявшихся от  любопытствующих.  Без  личного разрешения Гитлера никто  не
имел права осматривать общий градостроительный  план  Берлина.  Когда Геринг
как-то посетил макет Великой улицы, он пропустил вперед сопровождавших его и
сказал мне взволнованно: "На днях фюрер имел со мной разговор о моих задачах
после  его  кончины.  Он  все  полностью  передает  на  мое  усмотрение.  Он
потребовал  от  меня  пообещать только одно: что  я  никогда  не  заменю Вас
кем-либо  другим на вашем посту,  что я не буду вмешиваться в  Ваши  планы и
предоставлю Вам полную свободу. А  также, что я должен буду предоставлять  в
Ваше распоряжение на строительство те денежные средства, которые  Вы от меня
потребуете".  Геринг взволнованно помолчал.  "Это обещание фюреру я  скрепил
торжественным рукопожатием, а сейчас я  это обещаю и Вам", -- он медленно  и
патетически протянул мне руку.
     Осмотрел работы своего ставшего знаменитым сына  и мой отец.  Он только
пожимал  плечами, разглядывая  макеты:"Вы совершенно сошли  с  ума!" Вечером
того же дня мы пошли на какую-то комедию в театр с Хайнцем Рюманом. Случайно
на   спектакле   оказался   и   Гитлер.   В  антракте  он  через  адъютантов
поинтересовался, не мой ли отец, почтенный господин, сидящий рядом со  мной.
Затем он пригласил нас обоих  к себе. Когда Гитлеру представили  моего отца,
который, несмотря на свои  семьдесят пять лет отличался неизменной выправкой
и самообладанием, им овладела  сильная дрожь, которой  я никогда, ни раньше,
ни  потом, у него не видел. Он побледнел, никак не отреагировал на хвалебные
гимны, в  которых Гитлер воспел  его  сына и молча откланялся.  Впоследствии
отец никогда не вспоминал об этой встрече, и я также избегал его  спрашивать
о причинах волнения, которое столь очевидно охватило его при виде Гитлера.
     "Вы   совершенно   сошли   с   ума".   Когда  сегодня   я  перелистываю
многочисленные  фотографии  макетов нашей  тогдашней  Великолепной  улицы, я
вижу: это было бы не только безумно, но и просто очень скучно.
     В  принципе мы  отдавали себе отчет  в том, что застройка  новой  улицы
исключительно    административными    зданиями    неизбежно    даст   эффект
безжизненности, а потому  и зарезервировали две трети ее общей протяженности
для  частных  застройщиков. При поддержке Гитлера  мы  сумели отбить попытки
административно-управленческих   инстанций    вытеснить   торговые   здания.
Роскошный кинотеатр  для  премьер  новых  фильмов,  кинотеатр  для  массовой
публики  на две тысячи  мест, новое  оперное здание,  еще три  театра, новый
концертный  зал,  здание  для  всякого  рода конгрессов, поименованный  "Дом
наций",  гостиница в двадцать один этаж на  полторы тысячи гостей, несколько
варьете, рестораны, в  том  числе --  и особо большие, даже крытый бассейн в
римском стиле  и  по  пропорциям времен императоров -- все  это  сознательно
закладывалось в  проект, чтобы наполнить новую улицу городской  жизнью.  (1)
Тихие внутренние дворики с колоннадами и маленькими ухоженными магазинчиками
должны были как бы приглашать к прогулке. Предполагалось широко использовать