Нюрнбергский заведующий  орготделом не решился  самостоятельно  принять
решение относительно этого предложения и послал меня в Мюнхен ???. Я получил
сопроводительное  письмо, потому что за пределами Берлина я все  еще не  был
известен. В "коричневом доме", по всей видимости, очень всерьез относились к
архитектуре  или,  лучше  сказать,  к  праздничному  убранству.  Уже  спустя
несколько минут я  со своей папкой с чертежами стоял перед Гессом в роскошно
обставленной  комнате.  Он  не дал мне  сказать: "По такому  вопросу решение
может  принять  только  сам  фюрер".  Он  коротко  переговорил по телефону и
сказал:  "Фюрер у себя на квартире, я  велю отвезти Вас". Впервые  я получил
представление о том, что при Гитлере означало волшебное слово "архитектура".
     Мы  остановились  перед  многоэтажным домом недалеко от  театра  принца
регента.  Квартира Гитлера  находилась  на  высоте двух  лестничных  маршей.
Сначала меня впустили в переднюю, всю уставленную безвкусными сувенирами или
подарками. Мебель также свидетельствовала о  плохом вкусе.  Вошел  адъютант,
открыл  дверь,  бесцветно произнес:  "Пожалуйста", и  вот  я  оказался перед
Гитлером,  могущественным   рейхсканцлером.  Перед   ним  на   столе   лежал
разобранный  пистолет,  который  он как раз,  по-видимому, чистил. "Положите
Ваши рисунки сюда", -- бросил он. Не взглянув на меня, он отодвинул пистолет
в сторону, с интересом, но молча рассмотрел мой проект: "Согласен". Ни слова
больше.  Поскольку он опять занялся своим  пистолетом, я, немного смущенный,
покинул помещение.
     В Нюрнберге  меня встретили с удивлением, когда  я  доложил, что Гитлер
лично   утвердил  проект.   Если  бы  тамошние  организаторы   знали,  какое
воздействие окажет проект на Гитлера, в Мюнхен поехала бы большая депутация,
а  меня  в лучшем  случае  включили  бы  в  последний  эшелон.  Однако тогда
пристрастие Гитлера к любимчикам еще не было повсюду известно.
     Осенью  1933 г.  Гитлер  поручил  своему  мюнхенскому архитектору Паулю 
Людвигу   Троосту,  создавшему  интерьеры  океанского  лайнера   "Европа"  и 
перестроившему "Коричневый дом", основательно перестроить и заново обставить
теперь  уже квартиру рейхсканцлера в Берлине. Строительные  работы следовало
завершить в кратчайший  срок.  Производитель работ Трооста был из Мюнхена  и
вследствие  этого  не  ориентировался  в берлинских  строительных  фирмах  и
порядках. Тут Гитлер  вспомнил, что какой-то молодой архитектор в неожиданно
короткий срок закончил пристройку у Геббельса. Он решил, что я буду помогать
мюнхенскому   архитектору   подбирать   фирмы,   ориентироваться   на  рынке
строительных  материалов и,  по мере необходимости,  буду подключаться  сам,
чтобы как можно скорее закончить перестройку.
     Это   сотрудничество  началось   с   внимательного   осмотра   квартиры 
рейхсканцлера Гитлером, его  архитектором и  мной. Через шесть лет он весной
1939 г.  в  одной  статье  описал, в  каком состоянии  находилась тогда  эта
квартира: "После революции 1918 г. дом постепенно начал ветшать. Прогнила не
только   значительная  часть   стропильной  фермы,   но  и  полы   полностью
превратились  в   труху...  Поскольку  мои  предшественники  в  целом  могли
рассчитывать продержаться  на своем посту от  трех до  пяти месяцев,  они не
считали  нужным  ни  убрать  за теми,  кто  до  них  жил  в  этом  доме,  ни
позаботиться о  том, чтобы их преемнику жилось  лучше,  чем им самим.  Им не
нужно было представлять свою страну перед иностранцами, потому что заграница
ими  и так  не интересовалась.  Поэтому  здание  полностью пришло в  упадок,
потолки  и  пол превратились  в труху, обои и полы  сгнили, в  квартире едва
можно было дышать".
     Конечно, это было  преувеличение. И тем  не менее, просто невероятно, в
каком состоянии находилась эта квартира. На кухне почти не было света, плиты
давно  технически  устарели. Для всех обитателей квартиры  во всем доме была
единственная ванная,  оборудованная к тому же где-то на  рубеже веков.  Было
также много безвкусицы: двери, выкрашенные  под  дерево, и мраморные поддоны
под цветы,  которые  на  самом  деле были  сделанными под  мрамор  жестяными
ящиками.   Гитлер  торжествовал.  "Полюбуйтесь  на  это   разложение  старой
республики.  Даже  дом  рейхсканцлера  нельзя  показать  иностранцу;  я   бы
постеснялся принять здесь кого бы то ни было".
     Во время этого  основательного обхода,  продолжавшегося чуть ли не  три
часа,  мы зашли также на чердак. Управляющий объяснял: "А вот дверь, ведущая
в соседний дом". -- "То есть  как?" -- "Есть ход, ведущий через чердаки всех
министерств отсюда в отель "Арлон"". -- "Почему?" -- "Во время беспорядков в
начале Веймарской  республики  выяснилось,  что восставшие могут изолировать
рейхсканцлера  в  его квартире  от  внешнего мира. Этот  путь должен в любое
время  обеспечить  его  эвакуацию".  Гитлер  приказал  открыть  дверь, и  мы
действительно  оказались  в  соседнем Министерстве  иностранных дел.  "Дверь
замуровать. Нам ничего подобного не надо", -- решил он.
     Когда начались работы, Гитлер почти каждый  день появлялся  в обеденное
время на  стройке.  Сопровождаесый адъютантом, он  смотрел, как продвигается
дело и  радовался  тому,  как  возникают  готовые помещения.  Многочисленные
рабочие вскоре уже дружески и непринужденно приветствовали его.  Несмотря на
двух эсэсовцев  в штатском, неприметно державшихся  сзади, во всем этом была
какая-то  идиллия. Было заметно, что  Гитлер чувствовал себя на стройке "как
дома". При этом он избегал дешевой популярности.
     Производитель  работ  и  я  сопровождали его  во  время  этих  обходов.
Любезно, но кратко задавал он нам вопросы:  "Когда оштукатурят эту комнату?"
-- "Когда будут  окна?" --  "Уже прибыли  подробные  чертежи из Мюнхена? Еще
нет? Я сам спрошу об  этом  у профессора".  --  Так он называл  Трооста.  Мы
осматривали новое помещение: "Здесь уже оштукатурили. Вчера еще нет. До чего