контролировали территорию Германии, Чехословакии, Польши, Эльзаса и прочие).
Шелленберг был очень бледен и  чрезвычайно  встревожен.  Буквально  под  его
рукой на письменном столе лежал огромный револьвер.
   - Ситуация неясна и чревата опасностями,  -  заключил  он.  -  Во  всяком
случае, если они  доберутся  сюда,  будем  защищаться.  Я  уже  раздал  всем
пистолеты-пулеметы. Не могли  бы  вы  поскорее  прислать  из  вашей  команды
специалиста по обороне зданий?
   Но в суете я совершенно забыл  предупредить  свою  группу.  К  несчастью,
телефонная связь работала с перебоями. В конце концов мне удалось  связаться
с Фриденталем и вызвать капитана Фолькерсама.
   -  Немедленно  объявите  в  батальоне  тревогу.  Капитан   Фукер   примет
командование и будет действовать в соответствии с приказами, полученными  от
меня лично. Первую роту немедленно направить в  штаб  СС,  где  я  сейчас  и
нахожусь. Вы вместе с аспирантом Остафелем, который  нужен  мне  в  качестве
адъютанта, садитесь в бронеавтомобиль и на полной скорости мчитесь сюда.
   Повесив трубку, я повернулся к Шелленбергу.
   - По-моему, - сказал я, -  следует  разоружить  ваших  сотрудников:  меня
пронизывает страх, когда ваши чинуши при мне размахивают пистолетами. Именно
так я и поступлю, ибо внутри этого склепа не стоит играть с оружием. Если же
"они" появятся здесь до прибытия моей  роты,  вам  лучше  бежать,  поскольку
таким пистолетом вы не внушите им уважения к своей персоне.
   Я предоставил ему бороться со своими  сомнениями  и  вышел  на  улицу.  С
лихорадочным нетерпением я  ждал  Фолькерсама  и  Остафеля,  которые,  четко
выполняя приказ, уже через полчаса показались вдали в облаке пыли.  Я  решил
своими глазами посмотреть на происходящее в Берлине.  Фолькерсам  остался  в
штабе СС, и я пообещал время от времени выходить с ним на связь.  Как  жаль,
что мы  не  имели  в  то  время  портативных  радиопередатчиков  "токиуоки",
которыми пользовались американцы!
   Вскочив  в  машину,   я   на   предельной   скорости   поехал   в   район
правительственных учреждений, но там оказалось  совершенно  спокойно.  Затем
отправился к площади Фербеллин, где находился  штаб  генерала  бронетанковых
войск Болбринкера, с которым я был знаком. Здесь улицы имели  вид  не  столь
мирный: широкий проспект,  ведущий  к  площади,  перегородили  два  огромных
танка.  Узнав  меня,  танкисты  позволили   проехать   дальше.   Становилось
очевидным, что "мятеж" оказался менее серьезным, чем  думалось  Шелленбергу.
Генерал Болбринкер немедленно принял  меня.  Он  не  был  слюнтяем  и  сразу
решительно   потребовал   от   руководства    распоряжений.    По    приказу
главнокомандующего внутренними войсками он  вызвал  в  Берлин  бронетанковые
части из Вюнсдорфа и сконцентрировал их возле своего штаба, чтобы находились
под рукой. Теперь он ждал дальнейшего развития событий.
   - Впредь,  -  заявил  генерал,  -  я  не  собираюсь  исполнять  чьих-либо
указаний, кроме инспектора бронетанковых войск,  то  есть  буду  подчиняться
только лично генералу Гудериану. В этом хаосе сам дьявол  не  разберется.  К
примеру, требуют, чтобы я с помощью своих армейских частей взял под контроль
берлинские казармы войск СС. Что вы об этом думаете, Скорцени?
   - Поразительно! В данном случае речь идет отнюдь  не  об  обычной  войне.
Думаю, следовать такому приказу безрассудно. Если желаете,  мой  генерал,  я
могу съездить к казармам на Лихтерфельде и посмотреть, что там происходит. Я
позвоню вам прямо из  казарм.  На  мой  взгляд,  прежде  всего  нам  следует
сохранять хладнокровие.
   С видимым облегчением генерал  принял  мое  предложение,  и  я  уехал.  В
Лихтерфельде, в моих прежних казармах,  все  было  тихо,  хотя  и  резервный
батальон, и другие подразделения находились в  состоянии  готовности.  После
короткой и содержательной беседы с генерал-лейтенантом,  стоявшим  во  главе
этих частей,  я  настойчиво  просил  его  сохранять  благоразумие,  то  есть
воздерживаться от выполнения приказов, откуда бы они ни  исходили.  Потом  я
связался с генералом Болбринкером и сообщил, что войска СС не покинут  своих
казарм. Наконец, я соединился по телефону с Фолькерсамом, который доложил  о
прибытии  нашей  роты,  и  приказал  ему  взять  на  себя   непосредственное
руководство обороной штаба СС.
   Только теперь я мог относительно спокойно подумать  и  оценить  ситуацию.
Откровенно  говоря,  отнюдь  не  все  было  понятно.   По-видимому,   приказ
главнокомандующего внутренними войсками о приведении в состояние  повышенной
боевой готовности был отдан еще до  полудня.  А  потом  вследствие  быстрого
проведения крупномасштабных приготовлений, принятия различных мер и контрмер
выявилась несогласованность отдельных деталей общего плана, кое-где возникла
неразбериха. Так или иначе, сам "переворот" уже не казался мне  сколь-нибудь
опасным.  Трагично  другое:  когда  бронетанковые  войска  уже  стояли,  как
говорится, "в ружье", войска СС (!) вообще не получили никаких  указаний.  В
итоге им оставалось только самостоятельно добывать скудные сведения  о  том,
кто на кого пошел с оружием  в  руках.  Какой  бы  ребяческой  ни  выглядела
попытка переворота, она не стала от этого менее преступной, ибо на востоке и
на западе наши солдаты сражались уже с храбростью отчаяния. Ворочая в голове
нерадостные мысли так и этак, я вдруг вспомнил,  что  генерал  Штудент  тоже
должен находиться в Берлине, и довольно быстро добрался до Ванзее, одного из
многочисленных озер возле города, на берегу  которого  расположился  Главный
штаб воздушно-десантных войск. Офицеры ничего не знали и не получали никаких
инструкций. Генерал же этот вечер проводил у себя дома,  в  Лихтерфельде.  Я
вновь сел в машину, прихватив с собой адъютанта генерала,  который  понимал,
что шеф даст ему немало распоряжений.