Тем временем опустилась ночь. К двум  часам  мы  добрались  до  небольшой
виллы, где застали  поистине  идиллическую  картину.  Облаченный  в  длинный
домашний халат, генерал восседал на террасе и  при  свете  настольной  лампы
изучал гору документов. Рядом с ним сидела за вышиванием жена. Я не  мог  не
отметить комичность ситуации: вот один из высших военных чиновников  Берлина
отдыхает, развалясь в плетеном кресле, а в это время заговорщики преспокойно
совершают государственный переворот.
   Несмотря на поздний для визитов час, генерал принял меня  очень  любезно;
несомненно, добрые отношения, установившиеся между нами за последние годы (в
том  числе  и  при  разработке  операции  по  освобождению  Муссолини),   не
изменились. Едва  я  сказал,  что  приехал  "по  служебным  делам",  супруга
генерала немедленно удалилась. Но прежде чем я открыл рот,  чтобы  объяснить
причину своего визита, он сразил меня фразой:
   - Ну-с, дорогой мой Скорцени, что же  могло  забросить  вас  сюда?  Путч,
никак не меньше! Впрочем, сие немыслимо. Итак?
   Убедить генерала в серьезности положения стоило немалых  трудов.  Наконец
он согласился дать командирам воздушно-десантных полков такие  распоряжения,
которые соответствовали объявлению чрезвычайного положения  в  стране  (чем,
строго говоря, превышал свои полномочия).
   Именно в этот момент зазвонил  телефон  -  маршал  Геринг!  Выслушав  мой
рапорт, он сообщил новые детали: по-видимому, покушение на Гитлера  совершил
офицер Главного штаба  внутренних  войск.  Их  штаб  на  Бендлерштрассе  уже
объявлен  фюрером  более  не  существующим;  приняты  срочные  меры.  Геринг
подчеркнул, что в настоящий момент действительными считаются только  приказы
офицеров ставки фюрера, то есть Верховного командования вермахта. Я  слышал,
как генерал повторяет  последнюю  фразу  распоряжения  маршала:  спокойно  и
хладнокровно, словно путч был всего лишь рядовой боевой операцией.
   Теперь все сомнения генерала относительно достоверности  моего  сообщения
полностью рассеялись. Пообещав непременно поддерживать  контакт  со  мной  и
генералом Болбринкером, он приказал наладить радиосвязь со  своими  полками,
чтобы дать необходимые инструкции. Я же  откланялся  и  поспешил  обратно  в
Главный штаб войск СС.
   В огромном здании мертвая тишина.  Шелленберг,  ожидавший  меня  в  своем
кабинете, первым делом попросил обеспечить ему эскорт из десяти человек  под
командованием офицера. Он  получил  приказ  о  немедленном  аресте  адмирала
Канариса и, как  и  следовало  ожидать,  не  хотел  сам  осуществлять  столь
деликатную миссию. Поскольку на все про все под рукой у меня была лишь рота,
я дал "добро" только относительно одного  офицера.  Часом  позже  Шелленберг
вернулся. Арест  прошел  без  инцидентов.  По  телефону  мне  сообщили,  что
заговорщики,  захваченные  подразделениями  бронетанковых   войск   генерала
Болбринкера  и  парашютистами  Штудента,  сопротивления  не  оказали.  Итак,
столица чиста и спокойна, и мне оставалось  возвратиться  в  Фриденталь,  но
меня вдруг вызвали из ставки фюрера.
   Майору Скорцени приказано немедленно явиться со всеми находящимися в  его
распоряжении  силами  на  Бендлерштрассе,  чтобы  оказать  помощь  командиру
караульного  батальона  "Великая  Германия"  майору  Ремеру,   который   уже
приступил к организации осады здания министерства.
   Я спешно собрал свою роту и  вновь  пожалел,  что  не  вызвал  сюда  весь
батальон. К полуночи мы были на месте. Два огромных автомобиля  загораживали
дорогу;  едва  выйдя  из  машины  и  направившись  к  ним,  среди  оживленно
дискутировавших людей я узнал шефа СС Кальтенбруннера, о чем-то спорившего с
армейским генералом. Как  объяснил  мне  какой-то  младший  офицер,  то  был
командующий внутренними войсками генерал Фромм. Я  успел  услышать,  как  он
сказал Кальтенбруннеру:
   - Теперь же я хочу вернуться,  вы  сможете  связаться  со  мной  в  любую
минуту. Я буду у себя в кабинете.
   С этими словами он сел в автомобиль, сразу  двинувшийся  с  места  и  тем
самым освободивший дорогу моей колонне. Я с некоторым  удивлением  наблюдал,
как минуту спустя командующий внутренними войсками спокойно  входил  в  свое
министерство, Перед порталом здания министерства я  нашел  майора  Ремера  и
представился. Он сообщил, что приказано полностью изолировать здание. Я ввел
свою роту во внутренний двор, а сам в сопровождении Фолькерсама  и  Остафеля
поднялся по главной лестнице. В коридоре первого  этажа  толпились  офицеры,
вооруженные пистолетами; они полагали, что на улицах города  идет  настоящая
война. В приемной генерала Олбрихта я застал  нескольких  высокопоставленных
офицеров, тоже вооруженных и крайне взволнованных, с  которыми  прежде  имел
случай познакомиться, и они быстро ввели меня  в  курс  событий:  во  второй
половине дня выяснилось: что-то не заладилось с  передачей  сигнала  тревоги
некоторым родам войск. Генерал  Фромм  почти  все  это  время  находился  на
совещании, но два или три сотрудника  получили  от  него  задание  постоянно
поддерживать связь с войсками.  Очень  возбужденные  напряженной  атмосферой
неопределенности  и  тревоги,  многие   офицеры   вооружились   пистолетами,
ворвались в кабинет генерала Фромма и потребовали  объяснений.  Поставленный
перед ультиматумом, генерал был вынужден признать, что вспыхнуло вооруженное
восстание, и он сам занят сейчас выяснением личностей зачинщиков.  Несколько
минут спустя генерал Бек покончил с собой, тогда как  три  офицера,  включая
начальника штаба полковника Штауффенберга, предстали  перед  трибуналом,  во
главе которого встал сам  Фромм.  Приговоренные  к  смерти,  эти  трое  были
расстреляны  буквально  полчаса  назад   во   дворе   министерства   взводом
унтер-офицеров. Кроме того, в  какой-то  момент  в  коридоре  первого  этажа