слегка наклонного луга. Черт возьми, ну и ветер!  Я  с  первого  же  взгляда
нахожу луг треугольной формы, только  совсем  не  "слегка  наклонный"  -  он
уходит вниз, как крутой скат, даже еще круче, как лыжный трамплин!
   Сейчас мы оказались гораздо ближе к плато, чем во время разведывательного
полета; кроме того,  наш  тогдашний  штопор  представил  рельеф  поверхности
гораздо более плоским. Высадка на такой откос невозможна, и  я  осознаю  это
неотвратимо. Пилоту явно приходит в голову та же мысль, и он  поворачивается
ко мне. Сжав зубы, я погружаюсь в сражение с собственной совестью. Неужели и
вправду я должен беспрекословно выполнять  все  приказы  моего  генерала?  В
данном случае,  следуя  им,  мне  придется  изменить  весь  ход  операции  и
попытаться достичь на планирующем полете подножия долины. С другой  стороны,
если я не захочу отступать от своего собственного проекта, то буду  вынужден
рисковать и приземляться здесь во  что  бы  то  ни  стало,  то  есть  строго
запрещенным способом - из пике. Я быстро решаюсь:
   - Садимся из пике! И как можно ближе к отелю.
   Без малейшего колебания пилот выводит  планер  в  штопор,  заносит  левое
крыло вверх и бросается в  безумное  пике.  На  какое-то  мгновение  у  меня
сжимает сердце: неужели планер выдержит  подобную  скорость?  Но  я  тут  же
отбрасываю свой страх: не время задаваться подобными вопросами. Свист  ветра
усиливается и перерастает в вой как раз в тот момент,  когда  перед  глазами
появляется земля. Я вижу, как лейтенант Мейер выбрасывает тормозной  парашют
- бешеный толчок, что-то трещит, ломаясь;  инстинктивно  я  закрыл  глаза  -
новый удар, еще сильнее... Ну вот, мы коснулись земли,  и  машина,  совершив
последний подскок, неподвижно замирает на месте.
   Первый из моих людей уже выскочил через выход, с которого сорвало  дверь,
и я скольжу вперед, хватаясь руками  за  скобу.  Мы  в  каких-то  пятнадцати
метрах от отеля. Вокруг топорщатся острые выступы той самой  скалы,  которая
столь неделикатно затормозила наш планер, оставшийся на удивление целым. Нам
предстоит преодолеть всего-навсего двадцать метров до первой остановки.
   У бугра, как раз на  углу  отеля,  обнаруживается  первый  карабинер.  Он
замер, будто окаменев от неожиданности: без  сомнения,  он  все  еще  тщится
постичь, как это мы смогли свалиться прямо с неба. Времени заниматься  нашим
итальянским пассажиром, который, слегка оглушенный, вывалился из машины,  да
так и остался лежать, у меня нет. Я бросаюсь к  зданию:  в  голову  приходит
мысль: слава Богу, что еще раньше я строго запретил своим людям использовать
оружие, что бы ни случилось, до тех пор пока я сам не открою огонь. Так  что
потрясение врага будет полным. С собой рядом  я  слышу  прерывистое  дыхание
своих людей и знаю, что они бегут за мной, и я могу на них рассчитывать.
   Как смерч мы проносимся мимо  все  еще  погруженного  в  ступор  солдата,
бросив только короткое "mani in alto!" ("руки вверх!"), и врываемся в отель.
Дверь открыта настежь. Перескочив порог, я вижу радиостанцию и  итальянского
солдата, передающего какие-то сообщения, Зверским ударом ноги  я  отбрасываю
его  вместе  со  стулом  и  разбиваю  прикладом  автомата   радиопередатчик.
Мгновенно оглядевшись, мы обнаруживаем, что ни одна дверь  отсюда  не  ведет
внутрь отеля. Итак, бросаемся обратно, наружу. Бежим вдоль  здания,  огибаем
угол - и оказываемся перед террасой высотой, быть может, метра в три.  Сразу
же один из моих  унтер-офицеров  превращает  себя  в  короткую  лестницу,  я
взбираюсь ему на плечи и перескакиваю на балюстраду.  Остальные  следуют  за
мной.
   Взглядом я обшариваю весь фасад. И в окне первого этажа  вижу  характерно
массивную голову: дуче. Вот теперь я знаю, что операция  должна  удаться.  Я
кричу ему отойти от окна,  и  затем  мы  бросаемся  к  главному  входу.  Там
навстречу - целая толпа  карабинеров,  которые  как  раз  собирались  выйти.
Выставив два автомата, мы разворачиваем их назад. Ударом приклада я расчищаю
себе дорогу в тесно сбившейся куче итальянцев,  в  то  время  как  мои  люди
продолжают рычать: "Mani in alto!" Пока не прозвучало ни единого выстрела.
   Я проникаю в холл. На какое-то  время  остаюсь  один;  впрочем,  то,  что
творится за спиной, меня не волнует, оглядываться  нет  времени.  Справа  от
меня лестница,  я  взбираюсь  по  ней,  перепрыгивая  через  три  ступеньки;
оказавшись на первом этаже, бросаюсь вперед  по  коридору,  открываю  наугад
одну из дверей -  удача!  В  комнате  Бенито  Муссолини  и  два  итальянских
офицера,  которых  я  тут  же  отгоняю  к  стене.  Тем   временем   ко   мне
присоединяется мой бравый лейтенант Швердт; мгновенно  оценив  ситуацию,  он
выводит  двоих  офицеров,  которые  слишком  ошеломлены,  чтобы  подумать  о
сопротивлении. Как только офицеры переступают порог, он  спокойно  закрывает
дверь.
   Первая часть нашего рейда выполнена. По крайней мере теперь дуче с  нами.
А со времени  нашего  приземления  миновало  три,  максимум  четыре  минуты.
Снаружи,  прямо  в  окне,  возникают  головы  двоих   моих   унтер-офицеров.
Проникнуть в холл им не удалось, и они, спеша ко мне на подмогу,  взобрались
по стене, цепляясь за громоотвод. Я ставлю их в коридоре, поручив  перекрыть
эту сторону.
   Из окна я вижу, как мерным шагом к отелю приближается группа  из  четырех
человек под командой моего верного адъютанта  Радля  и  лейтенанта  Менцеля.
Последний следует за своими людьми ползком, по-пластунски.  При  приземлении
он с такой силой ударился о землю, что сломал ногу.
   - Все в порядке, - сообщаю им я. - Охраняйте нижний этаж.
   Еще  я  могу  наблюдать  прибытие  планеров  ј  5,  б  и   7,   привезших
парашютистов. Они справились вполне  успешно,  но  внезапно  мне  приходится
стать свидетелем жуткого зрелища: планер ј 8, по  всей  видимости,  попал  в