Чем больше фюрер говорил, тем больше росла во мне уверенность. Его  слова
казались мне столь убедительными, что в тот момент у  меня  не  возникло  ни
капли сомнения в благополучном исходе дела. В  то  же  время  в  его  голосе
дрожали нотки такой теплоты, такого волнения, особенно когда  он  говорил  о
непоколебимой верности  своему  итальянскому  другу,  что  я  был  буквально
потрясен.
   - Я все прекрасно понял, мой фюрер, и сделаю все, что в  моих  силах:,  -
только и смог я ответить.
   Энергичное рукопожатие обозначило конец нашей беседы.  За  эти  несколько
минут,  которые  мне,  однако,  показались  очень  долгими,  взгляд   фюрера
непрерывно буравил мои глаза. Даже  когда,  развернувшись,  я  направился  к
двери, то чувствовал его взгляд на своей спине. Пересекая порог, я  еще  раз
вскинул руку в приветствии, что позволило мне убедиться, что я не ошибся: он
не отводил от меня взгляда до последнего момента.
   За дверью меня ждал адъютант. Пока он вел меня к Чайному домику, я  думал
о том великом событии, которое я только что  пережил.  Я  пытался  вспомнить
цвет глаз фюрера. Серые? Карие? Серо-карие?  Странно,  но  я  не  мог  точно
вспомнить. А ведь мне казалось, я еще ощущал  его  взгляд  на  себе.  Взгляд
невыносимой силы, почти как у гипнотизера. Я заметил, что выражение его глаз
за все время разговора почти не  менялось;  думаю,  этот  человек  полностью
владел собой и прекрасно мог контролировать свои эмоции. С  другой  стороны,
он буквально излучал ту огромную энергию, которая  сконцентрирована  в  нем,
это видно с первого взгляда.
   В вестибюле Чайного домика я закурил сигарету и жадно  затянулся.  Только
когда ординарец осведомился о моих "желаниях", я  почувствовал,  что  ужасно
голоден. Я заказал чашку кофе и еще "чего-нибудь". Через одну или две минуты
мне уже принесли плотный ужин. Но едва я успел  снять  портупею  и  поднести
чашку ко рту, как ординарец вернулся.
   - Генерал Штудент ожидает вас в соседней комнате, господин капитан.
   Дверь открыли, я вошел  в  небольшой  кабинет  и  представился  генералу,
полноватому  человеку  с  жизнерадостным  выражением  лица.  Глубокий   шрам
пересекал лоб, напоминая о тяжелом  ранении,  полученном  в  1940  году  под
Роттердамом, где он командовал аэромобильной дивизией. Я сообщил, что  фюрер
только что объяснил в общих чертах мою задачу. Генерал  не  успел  ответить,
как в дверь постучали и - еще один сюрприз, но, как оказалось, не  последний
в этот день, - в комнату вошел Гиммлер, шеф СС. Он,  наверное,  хорошо  знал
генерала, поскольку они обменялись  дружеским  приветствием,  пока  я  ждал,
когда меня представят. Короткое рукопожатие - и рейхсфюрер СС предлагает нам
сесть.
   Самое заметное на лице Гиммлера - его старомодное пенсне.  Выражение  его
неподвижного лица не выдает ни одной мысли, которые рождаются в мозгу  этого
всесильного  человека.  Он  вежливо  улыбнулся  нам  и   стал   обрисовывать
политическую ситуацию в Италии. Так же  как  и  Гитлер,  он  не  верил,  что
правительство Бадольо останется в лагере Оси.  Анализируя  события,  которые
привели к падению Муссолини, Гиммлер перечислил несколько имен, ни  одно  из
которых я не знал, - офицеров, политических деятелей, аристократов. Одних он
называл предателями, других - колеблющимися,  третьих  -  верными  друзьями.
Когда я достал бумагу  и  ручку,  чтобы  сделать  некоторые  пометки,  он  с
внезапным раздражением, почти с бешенством меня остановил:
   - Вы с ума сошли, честное слово! Это должно остаться в строжайшей  тайне,
запомните все так, черт возьми!
   Конечно, я немедленно убрал ручку. Хорошенькое начало,  подумал  я.  Если
мне повезет, то в суматохе этого дня дай Бог смогу запомнить пять или  шесть
имен из сотни, упомянутых им. Тем хуже - посмотрим, что будет дальше.
   - Измена Италии не вызывает сомнений, -  говорил  между  тем  Гиммлер.  -
Единственный  вопрос  -  когда  это  произойдет.   Возможно,   уже   завтра.
Итальянские  эмиссары  уже  ведут  в  Португалии  закулисные  переговоры   с
союзниками.
   И снова он сыпал именами, названиями. Затем поменял тему и стал обсуждать
с генералом Штудентом некоторые вопросы, которые меня не касались. Вспомнив,
что мои товарищи в Берлине должны с нетерпением  ждать  от  меня  вестей,  я
попросил разрешения отойти позвонить. Пока я в коридоре  ждал  связи,  решил
закурить и вытащил сигарету. В  этот  момент  из  комнаты  вышел  Гиммлер  и
накинулся на меня:
   - Опять эти проклятые сигареты! Вы разве  не  можете  хотя  бы  несколько
часов не курить? Я уже вижу, вы не  тот  человек,  который  нужен  для  этой
миссии! - Он бросил на меня последний испепеляющий взгляд и удалился.
   Вот это дела! Второй раз за вечер он набрасывается на меня. Видно,  я  не
очень-то понравился господину Гиммлеру.  Может,  следует  считать  себя  уже
отстраненным от  проведения  операции,  порученной  мне  Гитлером?  Раздавив
сигарету каблуком сапога, я, немного ошеломленный, думал, что же мне  делать
дальше. К счастью, на помощь пришел адъютант фюрера, он все слышал.
   - Все не так страшно, - сказал он. - Рейхсфюрер распекает всех подряд,  а
через несколько минут он уже и не  помнит.  Он,  очевидно,  сейчас  взвинчен
чем-нибудь, а когда он в этом состоянии, никогда не знаешь, как себя  с  ним
вести. Идите спокойно к генералу Штуденту и обговорите с ним свои дальнейшие
действия.
   Я последовал его совету и вернулся в кабинет. За несколько минут все было
решено: утром я вылетаю с генералом в Рим. Официально я буду его адъютантом.
В это же время полсотни бойцов моего ударного отряда вылетят  с  берлинского