Некоторые из этих асдиков грохочут, как горох в жестянке, другие визжат, как 
трамвай на повороте. Похоже, мы нескоро забудем это приключение. Я раздумывал о 
человеке, отправившемся в путь, чтобы узнать, что такое страх. Он должен бы 
побывать здесь.

Эсминцы окружили нас. Взрывы звучали все ближе и ближе, обычно три сразу. Мой 
пост размещался на корме у переговорной трубы. Каждый раз, когда взрывалась 
бомба, я должен был докладывать о повреждениях. Труба шла между корпусом и 
торпедным аппаратом, и в этом крошечном пространстве я должен был удержаться, 
опершись на одну руку и испытывая боль во всем теле. Стоял неимоверный гул, 
подлодка, как камень, падала до 20 метров. Свет погас, автоматически включилось 
аварийное освещение. Это не шутка, когда нас отслеживают по показаниям приборов.
 Шум двигателей стал громче, глубинные бомбы ближе. Электрики передвигались по 
лодке, устраняя повреждения. В это время погас свет во второй из двух 
электрических цепей, которыми снабжена подлодка. Это продолжалось несколько 
часов. Радисты, сохранившие контакт с эсминцами, сообщали командиру. Когда 
эсминцы подошли ближе, командир сам пошел в радиорубку отдавать приказы. Каждый 
раз, как эсминец оказывался над нами, мы меняли курс. Тут надо реагировать 
инстинктивно. К счастью, наш командир точно знал, что он делает. Он не проявлял 
никаких чувств. Внешне казалось, что все вполне владеют собой, но это было 
нелегко, и мне в неменьшей степени. Никогда еще не было хуже, чем сейчас: мы не 
могли видеть, не могли стрелять. Мы должны были просто держаться, хотя казалось,
 что это больше, чем человек может выдержать. Мы насчитали 68 глубинных бомб.

Как долго может продолжаться это нечеловеческое напряжение, эта смесь везения, 
непонятной тактики и инстинктивного выполнения нужных действий в нужное время в 
этом нереальном сражении не человека с человеком и даже не оружия против 
оружия? Мы находились в ловушке. Каждый погружен в свою работу в мертвом 
автоматическом молчании. Было что-то жуткое во всей атмосфере на борту. Рядовые 
выглядели как привидения.

Раздался страшный треск, как если бы по лодке ударили гигантским молотком. 
Электрические лампочки и стекла разлетелись, разбрасывая везде осколки. Моторы 
остановились. Слава богу, со всех постов докладывали, что никакой течи нет. 
Просто вырубились главные предохранители. Повреждение оказалось полезным. 
Теперь мы использовали специальные дыхательные аппараты, предохраняющие от 
смертельной окиси углерода, которая могла появиться в подлодке. Резиновый 
мундштук ужасен на вкус… Это и есть война, настоящая война, а не фильм о войне, 
где машут флагами и звучит музыка.

Однако инстинкт самосохранения живет в каждом из нас. Если бы нас спросили, 
были ли мы на самом деле испуганы, сомневаюсь, что кто-нибудь смог бы четко 
ответить на этот вопрос.

Взрывается сотая глубинная бомба. Лбы у всех покрыты капельками пота. Как 
последнюю надежду мы выпускаем «Болд» – ловушку для асдика, ей так много 
подлодок обязаны своим спасением. Ее химические компоненты создают пленку, 
которая повисает в воде наподобие занавеса и создает для асдика эсминца такое 
же эхо, как и сама подлодка.

Наша тактика заключалась в том, чтобы намеренно подставить подлодку охотникам, 
увериться, что они получают эхо, а потом резко повернуть и, показав корму, 
ускользнуть, оставив ловушку для охотничьей стаи, продолжавшей свое дело. Наш 
«Болд», по-видимому, помог нам. Бомб взрывалось все меньше. Казалось, враг 
обманулся. После того как мы насчитали 168 бомб за 8 часов, мы наконец снова 
начали дышать. Эсминцы уходили. Они должны были собрать свой конвой, поскольку 
в наступающей ночи он нуждался в сопровождении. Если каждая подлодка удерживала 
по три эсминца, тогда только один из них мог еще оставаться с конвоем, и для 
других подлодок все получалось проще. Наш способ ведения войны совсем не похож 
на тот, о котором думают юристы: просто подкрасться под водой, выстрелить и 
скрыться, как вор в ночи. Наоборот. Торпедируют корабли в охраняемом конвое в 
основном подлодки, идущие на поверхности. И хотя размер эсминца не предполагает 
неограниченного запаса глубинных бомб – я думаю, их не больше 80, – но и этого 
количества хватает, чтобы «поддать нам жару».

Мы ждали час, потом мы всплыли.

– Полный вперед!

Мы перезарядили батареи. Это было главным, потому что без батарей мы не можем 
погружаться под воду и в результате перестаем быть субмариной. Мы перезарядили 
наши торпедные аппараты и снова приготовились к бою. Только немного измучены, Я 
запомнил один совет, полученный еще на Данхольме: «Моряк не может быть измучен. 
А если ты не можешь открыть глаза, вставь в них спички». Вместо спичек мы 
приняли таблетки кофеина и первитина. Может быть, они и не идеальны для 
здоровья, но позволяют обходиться без сна несколько дней и для нас просто 
необходимы.

В эту ночь нам не удалось догнать конвой, но мы доложили о своем успехе в штаб: 
потоплено четыре корабля, всего 24 тонны.